Поставь мне песню

      — Привет! Меня зовут Чарли Бальдр! Всем доброе утро и отличного настроения, и если вы ещё не слышали новости, оно точно должно быть хорошим! Да, да, Шарпвуд отрезан от внешнего мира, снова, ик, но так ли важен этот мир, если впереди, ик, три часа в эфире Ваша любимая программа по заявкам «Музыкальная пауза»! Поставь дела на паузу, уйди в отрыв с «Музыкальной паузой»! Вас ждёт самая лучшая музыка, от драйвового рока до нежного джаза, от зажигательной попсы до вызывающих ностальгию, ик, баллад. Вы знаете наш номер, звоните! Мы принимаем ваши заявки — вы получаете удовольствие! Звоните, не переставая, наша милая редактор Молли, как всегда, примет Ваш звонок и соединит со мной! Итак, первая песня от которой ваше дыхание замрёт: «Едва дышу»! Слушаем!       В машине было жарко, шея Бенедикта взмокла, ворот формы неприятно лип. Кожу весь день покалывало из-за елового кондиционера, иногда он нервно вздрагивал и ёрзал на сидении полицейского джипа, пытаясь унять зуд. Иного выхода, кроме как терпеть, не было: Нэш с понимающим видом выслушал его проблему, а домой не отпустил. Из двух зол «терпеть иголки» и «вернуться к Лили» Бенедикт уверенно выбрал первую. Ни одна пытка уколами не сравнится с неуверенностью и неуместной скрупулёзностью Лили. После смерти Гейла девчонка совсем слетела с катушек и предпочла запереться в кабинете, изображая шефа полиции. Совсем девчонка…       Итак, с утра Шарпвуд отрезан от внешнего мира.       В полицейском участке, в магазине и на каждом уголке замерзающего города жители с особо сладостной интонацией и сарказмом повторяли: «Шарпвуд… отрезан… от мира». Как проклятие говорили «отрезан», как эхо одного голоса звучало «от мира». Ночью ударил мороз, разразилась снежная буря, и в несколько часов дорога в сторону шоссе была перекрыта поваленным сухостоем и снегом.       Стоило сунуть нос на улицу, и тело Бенедикта сковало холодом. Между вызовами приходилось спасаться в гудящем джипе, и ни на минуту не выключать печку. Жар костей не ломит.       Осторожно он выползал из разогретой машины на улицу, и торопился назад, покончив с заданием. Оставаться на воздухе было невозможно: даже в полицейской утепленной куртке Бенедикт боязно поджимал живот и совал руки под мышки. Он садился в машину и ещё минуту оттирал краешком шарфа заиндевевшие очки.       Вирджил сообщил Нэшу о ложном вызове и переключился с полицейской частоты.       — …мы дозвонились! Привет, это Чарли Бальдр и передача «Музыкальная пауза»! Тебя зовут Никола Музыка?       — Д… Да, — послышалось знакомое взволнованное заикание.       — Признавайся, ты сейчас слушал нас?       — Д-да!       — Ха-ха, ик, так значит ты, как каждый умный житель Шарпвуда, поставил в этот вечер жизнь на паузу и решил послушать отличную музыку! Расскажи слушателям, что ты сейчас делал?       — Ну, я… п-приехал с в… вызова…       — С вызова? Работаешь по вызовам, как и мы! И кем же?       — П-полицейским…       Вирджил подкрутил динамик громче и откинулся на спинку. За окном темнело.       — Друзья, так у нас впервые за этот месяц в эфире полицейский! Да и с такой, я бы сказал, поющей фамилией! Хах, прости, ик, дружище, без обид. Ты знаешь, что нам позвонили и просили поставить тебе песню? «Положи голову на моё плечо». Фанат классики? Приходит в голову, кто бы это мог быть?       — Эм, нет, нет…       — А ты подумай. Отгадаешь, получишь термос-кружку с нашим логотипом, ик.       — А кто мог… Обними меня… Эта п-песня звучала на с-с… свадьбе. Это Лидия?       — Значит, Лидия! Отлично, вот он, шарпвудский коп в деле, настоящий волк! И ты получаешь кружку с логотипом нашей радиостанции «Эс-Би-Эр»! Поздравляю, Никола, будешь хвастаться перед парнями в департаменте. И поблагодарим весь департамент за отменную службу и за наш, ик, крепкий сон в эти морозные ночи! И ещё вопрос, Никола, как к опытному копу: ты можешь определить опьянение по голосу?       — Ну… Н-наверн-но… А ч-что?       — А то, что я веду в нетрезвом состоянии! Ха-ха! Разве ты слышал когда-то пьяного ведущего?       — Ну…       — А теперь слышал! И все вы слышали, ха-ха! Ну разве встретишь такое где-нибудь, кроме Шарпвуда?       — Н-ну вот у нас т-т… тоже иногда бывают такие ситуации. На работе…ой… В смысле… С-с-спасибо за песню!       — Скажешь что-нибудь жене?       — Лидия, люблю тебя!       «Положи голову на моё плечо,       Обними меня, малышка»       — Ненавижу богачей!       Мужчина выкрикнул громко и куда-то в сторону от Бенедикта, обращаясь к воздуху или ближайшему столбу. Личный лозунг прогремел сипло, но твёрдо, как твёрдо привык его обладатель зачитывать права арестованным преступникам. Порыв ветра стал ему ответом и сорвал с белых волос шапку, но Кимелл подобным доводом оказался доволен и встал со скамьи.       — Ненавижу эти красные зажравшиеся рожи. А всё почему? Потому что не знают работы!       Над его головой синим мигала вывеска «Kevin’s Throat». Дверь открылась, из помещения вальнули сигаретный дым, запах пива и пота, а затем появилась голова Кевина в серенькой кепке «Zodiac».       — Парни, ваш коллега мне месяц не платит долг, подержите его денёк в обезьяннике, а я вам по кружке проставлю. За счет заведения!       Ветер понёс его слова вместе со снежинками дальше по улице. Вихрь снега скользнул по его ногам и залетел в бар, кто-то крикнул «да закрой уже», и Кевин с силой захлопнул дверь.       — А пиво он разбавляет. А почему? Потому что сволочь и жид.       — Иди домой, Кимелл, если завтра Нэш вызовет тебя на работу, мы прикрывать не станем.       Мужчина шумно высморкался в салфетку, метнул её в сторону мусорного ведра, теперь ставшего снежной горой, и поплёлся вниз по улице, к аптеке.       — Выпьем? — спросил Вирджил, засовывая руки в карманы.       Бенедикт кивнул и вошёл в бар.       Бенедикт закрывает единственный глаз и видит скопления красных пятен. Загорается зелёный, и Вирджил говорит: «Трогай».       У Бенедикта типичная шарпвудская хандра в сочетании с привычно мерзким завтраком в желудке (такой же обязательный атрибут жизни в Шарпвуде). Ему хочется развернуться и уехать, поскорее свалить отсюда, пока метель не засыпала их всех с головой и пока он хоть что-то видит перед носом, но с утра «Шарпвуд отрезан от внешнего мира» и ему некуда бежать. Опустевшие улицы темны, и им едва удаётся ползти по неразъезженным колеям.       Он смотрит вперёд, слушает заказанную кем-то «Девушки Калифорнии» и пытается прийти в себя. Не выходит. Возможно, он давно потерял себя в метели, возможно, каждый предыдущий порыв ветра выдирал из груди осколочек души. Возможно, он никогда не побывает в Калифорнии и не увидит этих загорелых девушек в цветастых юбках. Возможно, он сейчас блеванёт от выпитого пива, и из всех возможностей эта — самая реальная.       Вирджил на мгновение опускает стекло метнуть окурок, и в салон влетает несколько морозных льдинок. Они царапают кожу, и Вирджил виновато стряхивает снег сначала с мехового воротника, потом пальцем трёт влажную щёку.       — Извини.       Весь мир гудит за пределами Шарпвуда, но с самого утра он и его жители отрезаны от внешнего мира. Он достаточно смышлён, чтобы притаиться и ждать в засаде. А если сейчас он раскроет дверь, рванув в морозный вечер, ничего не изменится. За новым поворотом его ничего не ждёт, за другим — тоже. За каждым из следующих лежат пустота и сугробы. И только за линией города начинается внешний мир, но сегодня Шарпвуд…       Вирджил снова включает радио.       «Это прекрасная ночь для поцелуев       Это чудесная ночь для танцев»       Бенедикт стоит у разбитого окна. На пол осыпались осколки, некоторые из них покрыты застывшим на морозе алым. Что там надо собрать? Вечность? Ну, вещдоки лучше не трогать, но всё же… Да и не вещдоки… Ничего не выходит. Острые кусочки неудобно раскладывать ледяными пальцами. Ничего не сложить из окроплённого кровью стекла. Вирджил щёлкает наручниками на запястьях преступника и толкает его на заднее сиденье. От него кисло воняет рвотой и арманьяком, рукав куртки порван, из отверстий, как убегающая пена, ползёт жёлтый синтепон. Мужчина прислоняется к решётке и дышит Бенедикту в затылок.       — Ну отпусти. Ну што, ик, ну виноват я, што она, такая сука, бесит меня? За шо ж меня вязать, ик, за шо ж…       — Молчать! — обрывает Вирджил и бьет дубинкой мужчину по грязным пальцам — тот воет и откидывается на сиденье. Бенедикт жмурит единственный глаз.       — Блядь, да убери ты дубинку…       Шарпвуд замер в Вечности. Это и есть сама вечность из снега, мерзкого супа и голодных лесных духов. Город в статичном состоянии: застыл и ждёт, готовый забрать священное подношение жрецов и унести нерасторопную душонку в тёмный угол. С морозным хрустом разжевать косточки и выплюнуть на нерасчищенный тротуар, витую траншею в сугробе. Запах безысходности и мороза расстилается по улицам, заползает в щели между досок, где холоднее всего…       «Я не хочу повергнуть этот мир в огонь,       Я всего лишь хочу зажечь пламя в твоём сердце»       Из потухших ошмётков не сложить слово «Вечность». Возможно, кто-то подобрал осколочек его души и аккуратно вложил в слово «Беги», закончив труднейший в жизни паззл. Бенедикт устало трёт выбритую щёку и поправляет кобуру. Не его день. Не его город, не его жизнь.       Вирджил выглядит спокойно, даже чуточку весело. Он мычит «Почему нам не пойти в место, известное лишь нам одним» и смотрит на серенькие дома. Снежинки мушками врезаются в стекло, будто им посветили огромным фонарем. Они вылетают из темноты, бьются о поверхность, и дворники со скрипом смахивают их поломанные фигурки.       «Я плыву самым необычным образом       И звёзды сегодня выглядят совсем иначе       Ведь я сижу в жестяной банке высоко над миром»       Они выходят в безграничную темноту и ступают на лёд озера, края которого уходят вдаль и теряются в снежной завесе. Бенедикт взъерошивает сугроб носком сапога и едва не падает в него же. Проклятый Шарпвуд. Искать инопланетянина на чёртовом озере. Инопланетянин? Да пошла к чёрту эта работа! Ребёнок у проруби замечает их раньше и машет руками.       — Сюда, сюда, дяди полицейские, я его поймал!       Рядом с ним встаёт человек в водолазном костюме.       — Инопланетянин, говоришь?       — Слышишь. Пацан, иди домой, — вздыхает Бенедикт. — Не время таскаться по улице.       — Но, сэр…       — Если мама ещё раз выпустит тебя из дома в такую метель, нам придётся зайти к тебе домой и сказать, где ты ошиваешься в такой час.       Мальчик пытается что-то возразить, но выбирает бегство как наилучший вариант в сложившейся ситуации. Он подпрыгивает и мчится к берегу, Бенедикт не сводит взгляда, пока его яркая шапка не тает в мутной пурге. Вирджил заканчивает записывать имя и фамилию водолаза-полуночника.       — И всё же не лучшее время для дайвинга, сэр. Берегите себя.       Водолаз подбирает вещички и семенит вслед за мальчишкой.       — Лучше б дороги почистили!       — Эти три часа с вами была лучшая музыкальная передача Шарпвуда «Музыкальная пауза» и её несменный ведущий Чарли Бальдр! Нажмите плэй и продолжайте жить! И пока Шарпвуд отрезан от внешнего мира, пускай всех, всех вас согреет наша заключительная песня…       — А если он искал труп? Или прятал?       — Тебе хочется лезть под воду?       Бенедикт садится на пассажирское сиденье и снимает шляпу.       Перед взглядом неприятно плывёт, и ему вдруг жутко захотелось в кровать. Сначала придётся растопить печь, поставить чайник… Бенедикт опустил голову на плечо Вирджилу и болезненно захрипел:       — Чёрта с два я полезу ещё раз на этот мороз. Весной все трупы найдём.       Вирджил прижимается губами к взмокшим волосам Бенедикта и чмокает два раза. Потом снимает его заледенелые очки и кладёт на переднюю панель. Радио начинает шипеть и съедает последние строчки «One day».       — Уедем отсюда? В отпуск. Хоть куда-то. Я ненавижу этот город. И это радио. И ведущего. Давай подкинем ему наркотики?.. Уедем подальше. У тебя родня во Фрибурге, познакомимся наконец.       — Тебе понравятся эти чудики.       — Поскорее бы.       — Поедем сегодня ко мне?       — Да, — сразу соглашается Бенедикт.       — Совсем замёрз? — Вирджил берёт его ладонь в руку.       — До косточек.       — Поедем. Обязательно.       Они выруливают на главную дорогу.       — В следующее дежурство я закажу тебе песню.       — Сбрендил?       — Лонли бой. «Мне бы хотелось услышать, как кто-то скажет: «Каждую ночь и каждый день я буду дарить тебе свою любовь».

•the end•