Пять последствий разбитого сердца

Громкий смех ребенка неожиданно отвлекает Сокджина от неприятного занятия. Мальчик радостно вбегает в комнату, тут же кидаясь на руки к отцу и воодушевленно рассказывает о том, как было весело в цирке. Брюнет улыбается, поглаживает темную макушку, а сердце кровью обливается, когда он слышит тяжелые шаги. — Ты должен был привезти его раньше. — Слушай, я даже зайти толком не успел, как ты налетаешь. Мы задержались, потому что Чонгук проголодался. — Вот дома бы и поел. — Сокджин, ему захотелось сладкого, а не твоего диктаторства. Намджун стоит скрестив руки на груди и смотрит не столько на Джина, сколько на чудо у него на руках. Маленький альфа голову в плечи вжимает, он не понимает почему его родители в очередной раз кидают упреки друг другу, не понимает, почему они живут отдельно и почему папа Джин иногда плачет, думая, что его никто не видит. — Нельзя вечно кормить ребенка фастфудом и сладким, у него из-за этого проблемы с кожей. — А из-за тебя с нервной системой будут. — Намджун! — Ухожу. Пока Гуки. И Намджун уходит, оставляя за собой запах потертой листвы, а на следующее утро Сокджин кладет в небольшой рюкзачок выпеченное ночью печенье с шоколадной крошкой и банановое молоко, всё же заставляя позавтракать малыша кашей. Ровно по времени за мальчиком приезжает машина и отвозит в детский сад по приказу Джуна. Джин был против, но кто его спрашивает? «Наследник должен учиться самостоятельности» — заявил блондин и все доводы старшего разбились об стену из прочного кирпича. Удивительно, как тот же Намджун позволил жить маленькому альфе со своим папой-омегой, а не с ним, ведь суд в любой момент готов был предоставить все документы именно владельцу крупной компании. Нет, Джин тоже был достаточен, работал, несмотря на то, что те же родственники во время их замужества считали святым долгом сказать что-то на подобии: «омега должен сидеть дома, рожать детишек и готовить мужу, как еду так и своё тело», а брюнет огрызался, красил голову в фиолетовый и шел на красный диплом. — Джини, почему фиолетовый? — как-то спрашивал его Намджун. — Потому что мне фиолетово. На что его муж только смеялся, показывая миру ямочки. Он всегда поддерживал Джина и говорил, что он будет одним из лучших актеров. Он и стал, а потом они развелись. Сокджин тогда хотел сделать мужу сюрприз, а получилось наоборот, фиолетовая макушка так и застряла в дверях, наблюдая за тем, как его «Джуни» вжимают молодую омежку в свой рабочий стол. У него просто не складывалось в голове: его муж сейчас, буквально имея на руках маленького сына и под боком мужа изменил ему с какой-то дрянью. В тот же день Джин просит развода и Намджун даёт, а первый голову перекрашивает, сына неожиданной серьезностью пугая. Он боль в работе топит, а на суде губы растягивает в непонятной улыбке, глазами, полными боли старается на уже бывшего мужа не смотреть. Он за неделю соли больше съедает чем за всю жизнь, но другие считают его непробиваемым, железным, бетонным, им кажется, что задеть его чем-то за гранью фантастики, только внутри него война атомная, взрывы под миллион ударов и кровавое месиво. «Всё пройдет» — твердит он себе, только вот ничего не проходит, нарастает, умножается до крови сердце царапает. Он к матери приезжает, поддержки ждёт, только та с осуждением смотрит. — Ты не должен был с ним разводиться. — Мам, он мне изменил… — А ты думаешь твой отец святой? Сокджин-а, подумай головой хорошенько, у вас маленький ребенок, попроси ты прощения, хотя бы поживите в одном доме для вида. — За что? За что черт возьми мне просить прощение?! — Успокойся и не ругайся, ты попросил развод, ты и брак восстанавливай. — Черт с два. Джин говорит, словно плюётся ядом, он коркой за несколько месяцев обрастает, снимая защиту только наедине с сыном. Беззащитно ревет на кухне поздней ночью, потому что не знает куда деть то чувство кровавой мясорубки внутри. — Пап, ты плачешь? Брюнет тут же слезы смаргивает, вытирает руками, сыну улыбается — тот ещё слишком маленький, чтобы понять насколько вымучена та улыбка. — Нет, что ты, родной, это для роли. Малыш, ты почему не спишь? — Мне сон плохой приснился, а потом я услышал эти звуки… — О боже, я тебя напугал? Мальчик несколько виновато опускает голову, в руках сжимая игрушечного кролика и вытягивая губы в полоску. — Крольчонок, что такое? Джин перед сыном на колени садится, по щечке гладит. — Отец говорит, что я не должен ничего боятся… — О боги, малыш, послушай, нет ничего плохого в том, что ты напугался, хочешь лечь со мной? Мальчик головой отрицательно мотает. Он должен быть сильным, ради себя и своего папы. А Джин всё же сидит на краю кровати, пока альфа не уснёт. Он ласково перебирает прядки волос мальчика, напевая мелодию, которую обычно скулил ему на ухо Намджун, когда тот обижался. Больно Чертовски больно от осознания, что теплые воспоминания разбиваются о скалу предательства.