Неженский праздник

Роза Самуиловна сидела в фойе гостиницы и читала какой-то фичок. Название, равно как и имя, она запоминать отказывалась — к чему бесполезная, даже потенциально вредная, ведущая к слабоумию и недееспособности информация. Некоторые вещи в нем, впрочем, развлекали ее невероятно, и руки зудели открыть нетбук, верно служащий уже как бы не десять лет, ругнуться на него раз так дцать, а затем если не состряпать постик в микроблоге, так отправить наиболее жемчужные перлы сестрице в личный чатик, чтобы потом от души позубоскалить на тему молодых талантливых авторов, новых веяний в сетературе или повздыхать об удручающей деградации современной молодежи, как и полагалось женщине, все еще не достигшей пенсионного возраста, но в качестве приятной компенсации добившейся определенного веса в очень узком сегменте писательской географии. Она, сестрица то есть, по своему обыкновению опаздывала. Договаривались на восемь утра, часы в фойе, на запястье Розы Самуиловны и вверху экрана читалки неумолимо сменили 19 на 20. Сара позвонила целых шестнадцать минут назад и виновато выкрикнула в трубку: «Прости, что-то закопалась, я немножечко опоздаю, ты не сердись!». Роза Самуиловна послушала тогда гудки, удовлетворенно кивнула, словно выиграла пари у самой себя, и снова погрузилась в чтение. Самое главное не зацикливаться на ожидании — тогда и время можно потратить на себя; Роза Самуиловна подумала даже попросить кофе, но нужно было объяснять, какой именно кофе, и вслушиваться в слова, звучавшие знакомыми, но обретавшие смысл с трудом. А с другой стороны, она уже давно заметила: вот только обустроишься поудобнее и соберешься приятно провести минут двадцать в уюте и неге, как ворвется Сарочка, и с приятным, спокойным и умиротворением покончено. Так и случилось. Стоило перестать думать, как по фойе раздались решительные шаги, затормозили у кресла, и почти сразу же Сара плюхнулась в кресло. – Ненавижу этот дурацкий праздник! – шепотом возопила она и даже воздела руки — не без драматизма, отметила Роза Самуиловна. Через секунду Сара уткнулась в смартфон — чудовищную штуковину угрожающе-черного цвета с закругленными гранями, – быстренько пролистала новости, посопела, отправляя Петеру сообщение, сунула смартфон в сумку и огляделась, старательно избегая взгляда Розы Самуиловны. Звучно захлопнув крышку читалки и неторопливо спрятав ее в сумку, затем старательно застегнув ее, Роза Самуиловна не без исследовательского интереса оглядела фойе. – Конечно, – пробасила она, не особенно скрывая сарказм. В ответ ее одарили кислым взглядом. – Если тебе не нравится идея с Бургом, мы можем никуда не ехать, – огрызнулась Сара. В ответ Роза Самуиловна откашлялась и встала. – Можем, – согласилась она. – Но можем и ехать. Но если ты, конечно, не хочешь… Через две минуты дамы сидели в машине, и Сара смотрела на улицу с хищным прищуром, нетерпеливо барабаня пальцами по рулю и дожидаясь, когда с тротуара, пересекавшего выезд с гостиничной парковки, уберутся мужчины. Роза Самуиловна даже поправила очки и вытянула шею, чтобы повнимательнее рассмотреть группу: восемь мужчин в возрасте от тридцати до ориентировочно пятидесяти, все как один в шортах до колена и сандалиях, и у всех на головах панамы с воткнутыми в околыши веточками или букетами. Более того — двое тянули по небольшой тележке, на которой стояли ящики с пивом. – Грилить тащатся, – деловито прокомментировала Сара, неторопливо трогаясь. – Сейчас погоди немного, дай срок. Разднеется, от этих групп в полосатых купальниках проходу не будет. Роза Самуиловна обернулась в сиденье, опасно просунулась между сидений, чтобы разглядеть получше, и посмотрела в окно на мужчин, остановившихся прямо напротив отеля и начавших что-то бурно обсуждать. – Какой странный праздник придумали эти гои, – рассеянно отметила она, принимая безопасное положение. Машина остановилась на светофоре — относительно плавно, следует отметить. – И при чем тут гои — не гои? – вопросила она. – Самцам нужен повод бухать весь день и прикрывать свои инстинкты некими традициями. Религия, национальность и принадлежность к политической партии почти ни при чем. По пешеходному переходу шли четверо парней не старше двадцати пяти лет. Рюкзаки у них выглядели увесистыми. Судя по тому, как опасно вперед кренились тела носильщиков, весили они именно столько килограммов, на сколько выглядели — много. – Тоже пиво? – задумчиво полюбопытствовала Роза Самуиловна, провожая парней внимательным взглядом. – Скорее всего, – бодро ответила Сара. В глубокой задумчивости Роза Самуиловна побарабанила пальцами по видавшей виды, пережившей на пару с хозяйкой немало приключений сумке и повернула голову вправо, словно ожидала видеть на тротуаре еще кого-то со схожими атрибутами. – Я, признаться, не сильна в этих ваших культурологиях. Так ты говоришь, Вознесение? – собравшись с духом, обратилась к сестре с вопросом Роза Самуиловна. Отчаянное, надо сказать, действие с ее стороны: существовало не менее полутора тысяч способов заставить сестричку заговорить, но до сих пор не было придумано ни одного, чтобы убедить ее замолчать. К сожалению, в голове вертелось что-то этакое — смутные образы, ощущения, желания, которые Нимфа Горного Ручья могла воплотить в своем новом рассказе, но никак не выкристаллизовывались в пристойную идею. Писать о том, как двое давних приятелей, накачанные пивом под завязку, оказываются слишком близко друг к другу у гриля, и все заверте — об этом писали даже не одну сотню раз, и это Роза не брала в расчет авторов, которых отказывалась читать по идеологическим соображениям. Можно было бы обдумать некую ситуацию с сугубо романтическим флером, когда двое давних сожителей оказываются на неком необычном свидании в силу внешних обстоятельств — например, один работает в каком-нибудь открытом сторонним посетителям месте, а второй просто не хочет проводить такой замечательный день дома и делает вид, что посетитель на радость посвященным, но возникает вопрос матчасти — кто, где, как и так далее. Сара, конечно, готова была поставлять ее в неумеренных количествах, но к ценным крупицам информации умудрялась добавлять такое количество шелухи, что голова пухла в геометрической прогрессии к единице времени, которое занимала своим трещанием сестрица. В любом случае, Роза была почти уверена, что все же не удержит в себе какую-нибудь развлекательную историю, а поделится ею с читателями. Когда-нибудь. Возможно, не слишком далеко от такого замечательного праздника. Может быть, даже и Сара случайно сообщит нечто такое этакое, что подвигнет ее на написание замечательного, изящного и восхитительного рассказа с неожиданной развязкой, за который так любили постоянные читатели Нимфу Горного Ручья. Так что — приходилось терпеть Сарочкину глоссолалию. Признаться, в каком-то смысле этот праздник наложил свой отпечаток и на планах Розы Самуиловны и Сары: последняя обеспечила себе отпуск малой, считай, кровью, а Розе Самуиловне так и вообще было положено немало дней, которыми она из мизантропических мотивов, которые преподносила как альтруистические, охотно пользовалась вне школьных каникул. Этим она снискала вечную благодарность многих коллег из канцелярии и породила к жизни немало шуток, которые охотно подхватывала и Сара. К тайному облегчению Розы Самуиловны, Петер, сестрицын супруг, вроде как собирался в этот Херрентаг обеспечить дамам самый лучший в городке гриль, чтобы в предварявшую этот день среду поздним вечером выяснилось, что приятели из его шанти-хора устраивают нечто совершенно невероятное, но это было сюрпризом, и он так бы хотел, но если Сарочка скажет, то будет, как планировали, и он даже не будет страдать — почти — ну разве самую малость. Мясные деликатесы, да еще обработанные прямым огнем, становились все менее привлекательными для Розы Самуиловны, а общение с Петером нисколько не облегчалось даже его попытками общаться на русском языке (Роза Самуиловна принципиально взялась изучать испанский, хотя и не собиралась в Испанию категорически; успехи были примерно одинаковы и равны нулю, к счастью, она рассудительно потратилась только на учебник самого начального уровня и ученическую тетрадку в линеечку — с другой стороны, она не столько была убеждена в собственном лингвистическом кретинизме, сколько старательно убеждала в нем окружающих), так что его дезертирство она восприняла с облегчением. Сара, кажется, тоже не особенно переживала — вела свою блоху по проселочным дорогам, рассказывала о Херрентаге уже вторую сотню километров и попутно огрызалась на слишком резвые «Гольфы» или слишком медленные «Форды», которые получалось обгонять далеко не сразу. Они ехали на какую-то загадочную выставку цветов. «У них уже могут цвести пионы!» – категорически заявила Сара и тут многословно описала огромные, больше суповых тарелок цветы, которые вот честное-слово-зуб-даю видела буквально в пятницу в дворцовом саду. Или в пинтересте. Или инстаграме, но они были уже этого года — с точностью не менее девяноста процентов, но вообще аккаунты были свежие с малым количеством фотографий. Для роз еще не время, но орхидеи они выставили. Или наоборот? Или это были фрезии и в павильонах, но в любом случае должно быть что-то совершенно офигенное, а еще рядом есть чудесный ресторанчик с аутентичной саксонской кухней. Роза Самуиловна согласно кивала головой, старалась не смотреть на дорогу, держалась за сумку обеими руками, словно пыталась хотя бы в ней обрести некоторую устойчивость, и пыталась не сильно вздрагивать и втягивать воздух не слишком шумно, когда Сарочка предпринимала несколько чрезмерно отчаянные маневры по обгону или резко тормозила, когда они не удавались. До Бурга у Магдебурга оставалось что-то около тридцати минут, когда Сара завертелась настолько усердно, что Роза Самуиловна почти без содрогания начала представлять, как они скатываются с этой замечательной обочины в эту замечательную канаву, и хорошо если они минуют один из этих замечательных километровых столбиков, а не повиснут на них прелестным пластмассовым бампером их замечательной машины. – Ты видишь? Нет, ты видишь? – восклицала Сара. Она съехала на крошечную обочину и восторженно уставилась на противоположную сторону; Роза Самуиловна с умным видом последовала ее примеру. – Узкоколейка! – торжественно пояснила Сара, как будто она не только собственноручно ковала рельсы, но и вбивала костыли в шпалы, а также раскочегаривала паровоз и заливала воду в баки, но и сейчас сама вытащит агрегат из сарая и поедет на нем до следующего полустанка. Их машина была далеко не единственной, припарковавшейся прямо там, где ехали, и они с Сарой присоединились ко многим зевакам, смотревшим, как из внушительного сарая выкатываются клубы пара, а за ними, свистя и раздраженно кряхтя, чухая и пыхча, настоящий паровоз. Сара тут же уткнулась в смартфон и торжественно сообщила Розе Самуиловне, что это аутентичный экземпляр 1916 года, вагоны, правда, на двадцать лет юнее, а сегодня у них как раз в честь Херрентага пробег аж до следующей станции. Роза Самуиловна наощупь достала из сумочки фотоаппарат — видавший виды, но очень надежный Кодак — и изготовилась. Даже если не получится использовать это в свежем рассказе, можно будет, по крайней мере, подразнить Алексея Юрьевича. Или лучше Петровского — этот сопляк вспыхивает с полуоборота, даже делать ничего не приходится, а потом ябедничает Алексею Юрьевичу, и с последним становится крайне весело сосуществовать. К паровозу были прицеплены два открытых вагона, обильно украшенных нежно зеленевшими свежими листьями ветками. В них, как можно было догадаться на основании хорошо усвоенной календарно-культурологической информации, разместились исключительно мужчины. Из кабины сзади паровоза тоже высовывался счастливый машинист в фуражке и яростно махал зрителям, а те свистели, хлопали, улюлюкали и кричали ему нечто тевтонское. Так, по крайней мере, определяла для себя это звучание Роза Самуиловна. Паровоз посвистел и медленно, с бесконечным достоинством проплыл мимо них. Сара начала нетерпеливо топтаться на месте и играть ключом от авто, а Роза Самуиловна старательно делала еще одну фотографию — больше из вредности, чем следуя порывам души. – Очень интересно, – наконец сказала она. Сара подпрыгнула, заулыбалась и посеменила к машине, на ходу рассказывая ей, что это, скорее всего, как раз такое вот общество, а в нем состоят, скорее всего, только мужчины, и что Германия — это страна благотворительных обществ, и что их чуть ли не больше, чем граждан, и что они получают значительные налоговые льготы, но нынешний министр финансов совсем чокнулся, как все эти из SPD, то есть СДПГ, и что-то там еще о гендерном равенстве, которое пытаются навязать насильно, заставив открыть вот такие герметичные маскулинные общества для женщин. Они нагнали паровоз; Сара притормозила машину, чтобы Роза Самуиловна сделала еще пару снимков, а затем снова понеслись в Бург, который рядом с Магдебургом, чтобы посмотреть, есть ли уже пионы и что там еще воткнули в землю эти садоводы. По пути они добрых пять минут плелись за древним тракторком, украшенным ветками и лентами, в кузове которого сидела — тут даже у сдержанной Розы Самуиловны выкатились глаза — духовая группа, человек семь, не меньше, вооруженных тубами, валторнами и, кажется, даже волынкой. Сара только засмеялась и сказала, что эти засранцы и не такое устраивают. Затем они с огромным трудом обогнали повозку, в которую были впряжены две лошади, и еще одну бричку, которую лихо катил за собой резвый конь, чей хомут обильно украшали ярко-красные цветы. Собственно, уже этих видов было достаточно, и Розу Самуиловну вполне устроило бы, если бы они ограничились этой милой вылазкой, но Сарочка жаждала добраться до цели и все же убедиться, что поездка стоила — или не стоила – угробленной на нее дороги. Пришлось подчиниться; к счастью, уже через двадцать минут они были на месте, и всего-то обошлось пятнадцатью чертыханиями, восемью проклятьями, двумя резкими торможениями и недовольным звуковым сигналом сзади, когда Сара почти остановилась, чтобы внимательнее изучить дорожный знак. – Тупица кривой, идиот, чего остановился, прерывистую линию не видишь? Надо тебе, так обгоняй, придурок, – пробормотала она, не отвлекаясь от знака. – И все же иногда они замечательно выставляют объезды, но иногда же, Розочка, убила бы. Роза Самуиловна потрясла головой, избавляясь от дремоты, и угукнула в осуждение этого нетерпеливого засранца. Выставка не впечатлила совершенно, Роза Самуиловна обреченно плелась за Сарой, неожиданно обретшей второе дыхание. Оставалось только молиться таинственному богу слэша, чтобы ей не взбрело в голову разбить перед домом палисадник, потому что тогда станется с Сары рвануть куда-нибудь в Вюртемберг, потому что там якобы такие замечательные розовые сады, и отбрехаться от десяти часов в дороге получится вряд ли. К счастью, полян было не сильно много: Сара попричитала немного, что эту выставку организует земля своими силами, а вот если бы федерация… и вскоре сестры сидели в уютном кафе, уплетали пасту и сосредоточенно изучали, что там на экранах соответствующих девайсов показывает им электронный бог. Дорога домой проходила практически без событий. Как-то быстро они выскочили на автобан и как-то пуст он был, не считая нескольких автомобилей с жилыми прицепами и кемперов — что одни, что другие неторопливо катили к Балтийскому морю, по предположению Сары, и совершенно не возражали, что их обгоняют. Правда, к концу второго часа Сара начала многозначительно ерзать на сиденье и вглядываться в знаки. Собственно, Роза Самуиловна тоже не возражала бы против возможности воспользоваться сантехническими удобствами, находящимися в ведомстве немецкого автодора. Наверное, очень большая чашка кофе латте была несколько слишком большой. – О! – радостно воскликнула Сара. – Жалких пять километров осталось, ура, спасены! И она прибавила газ. Роза Самуиловна подумала было указать ей, что в несколько напряженной с физиологической точки зрения ситуации не стоит рисковать чрезмерными маневрами, ибо рефлексы дело такое, не всегда уместное, но благородно решила не отвлекать ее. Только вцепилась покрепче в сумку и с умным видом начала поджидать следующий знак, надеясь без многословных комментариев сестры распознать на нем заветные буквы W и C. Роза Самуиловна ожидала увидеть небольшую площадку с приземистым домиком, реденько заставленную машинами и фурами, но, как выяснилось, это был целый городок с двумя кафетериями, рестораном, несколькими детскими площадками и гостиницей. – Хорошо хоть парковка большая, – недовольно пробурчала Сара, отстегивая ремень безопасности. – А то бывает, что тут и машину воткнуть некуда, все заставлено чуть ли не впритык. Роза Самуиловна неторопливо огляделась: до Красной площади пространство перед ними не дотягивало, но размахом впечатляло. Куда больше, правда, отсутствием машин. Разве что на дальнем краю, аккурат перед выездом на автобан, столпились фуры. В любом случае, возможность не только воспользоваться сантехническими изысками, но и просто размять ноги — тем более Сара то ли с умыслом, то ли по недотепистости припарковала машину очень далеко от ближайшего кафетерия, – и даже взять в дорогу еще стаканчик латте очень согрела Розу Самуиловну. Но начать она решила с мороженого — Сара ассистировала в покупке, и Роза Самуиловна была бесконечно горда собой, сказав в конце сделки вполне уместное, по ее мнению, «Сенкъю». Затем Сара отстала от нее, чтобы позвонить Петеру и рассказать о злоключениях, пожаловаться на дороги, водителей, скудость выставки и что-нибудь еще, а Роза Самуиловна отошла подальше от кафетерия и детских площадок, которые по совершенно непонятной причине были полны шумными визгливыми и чрезмерно энергичными детьми. Она уселась на скамейке, надела солнцезащитные очки и с неспешным удовольствием принялась за мороженое. Стаканчик с кофе латте должна была принести к машине Сара. Светило солнце. Жизнь была прекрасна. К сожалению, минуты блаженства имеют обыкновение заканчиваться, едва начавшись. На горло песне наслаждения Розы Самуиловны наступил вопрос: некий юноша стоял рядом со скамейкой и что-то спрашивал. – Гутен таг, – не совсем уверенно ответила Роза Самуиловна, пытаясь по мимике, пантомимике и фонемике понять, чего от зрелой дамы хочет молодой, практически юный человек. Он оглянулся еще раз и, кажется, всхлипнул. Затем сел на скамейку рядом и вытер нос. – Фликсбус? – переспросил он. Она покачала головой и пожала плечами. Парень посмотрел на нее. Кажется, с подозрением. Это не помешало Розе Самуиловне продолжить методичное изничтожение мороженого. Он что-то говорил, разводил руками, смотрел то в одну, то в другую сторону автобана, но, казалось Розе Самуиловне, убеждался в чем-то совершенно трагичном. Он опустил голову и обхватил ее руками. Что-то этакое затеплилось в груди Розы Самуиловны: парень, видать, только-только выбрался из времени ускоренного роста, еще не оброс мясом, и под трикотажем белой, модно-тонкой майки видны были позвонки. Джинсики на нем сидели под стать маечке — если верить изученной для одного эротического рассказа матчасти касаемо современной молодежной моды, уже не скинни, но все еще не джеггинсы. Обут он был в флип-флопы, что, с точки зрения Розы Самуиловны, было неосмотрительно категорически: пусть сейчас солнце припекало, но утро и вечер все же оставались холодными. И из вещей у него был рюкзачок. А еще волосы были блондинистыми, густыми невероятно и самую малость завивались на концах в крупные локоны; и, кажется, на физиономию мальчик был очень привлекателен. Алексей Юрьевич, может, и не повелся бы, но Петровский к этому типажу божьих одуванчиков был несколько неравнодушен. Роза Самуиловна доела мороженое, встала, дисциплинированно выбросила обертку в мусорный бак и порылась в сумке, затем постучала горемыку по плечу. – Вери гуд, – пояснила она, протягивая ему конфету. Кстати, нисколько не соврала: отличные были конфеты, а уж как хорошо откладывались на талии! Горемыка вздрогнул и поднял к ней лицо, увидел конфету — и залился слезами. Вот просто так, как сидел — и по щекам потекли слезы. А глаза у него были небесно-голубые, красивые, обрамленные густейшими ресницами, а щетина, пусть и образовалась по причине некоторой общей неухоженности, но придавала его внешности некий романтический флер, хотя без нее он был бы ангельски прекрасен. Он схватил Розу Самуиловну за руку и прижался щекой к ее ладони, заговорил что-то на своем гер-гер-гер; пусть ничего наподобие «данкешён» не угадывалось, но благодарность понять было все же возможно. Конфету, впрочем, взял. Сожрал ее так быстро, что подозрения Розы Самуиловны усилились многократно. К счастью их обоих, Сара неслась к ним, готовая вызывать полицию или неумышленно создать ситуацию, в которой полицию пришлось бы вызвать другим — она даже перехватила сумку поудобнее, чтобы, если что, сподручнее было применять ее для телесного воздействия на негодяя. – Чего он хочет? – сурово спросила Роза. Парнишка спрятался за ее спину. Сара обратилась к нему. Он ответил. Она — начала расспрашивать дальше. «Фликсбус» упоминался все чаще. Парень, почти переставший рыдать, снова начал всхлипывать. Угрюмая решительность на лице Сары сменилась неуверенностью. – Ну? – потребовала Роза. – На автобусе ехал. Автобус остановился, типа технические неполадки. Пассажиры разбрелись, приехал техник, этот расп… – Сара съежилась под осуждающим взглядом Розы и быстро поправилась: – благословенный юноша заснул на террасе, его автобус уехал без него, так он и мается тут с утра. – Вери бэд, – не смогла не признать Роза. Она похлопала парня по плечу еще раз. К сожалению, конфет у нее больше не было. Затем Сара продолжила допрос парня, время от времени переводя Розе Самуиловне, что узнала: его звали Ральфом Принцем, ему было, как ни странно, целых двадцать два года, и он возвращался в Росток с практики в Эссене. Во «Фликсбусе» осталась его сумка, в которой ценными были не столько одежда и обувь, сколько учебники с конспектами — ему экзамен по специальности сдавать во вторник, и пусть если он провалит, на работу его возьмут, но разница в зарплате будет ощутимая. И по дури он взял в салон рюкзак побольше с частью записей и нетбуком да там и оставил и, кажется, рассчитывал на его возвращение все меньше с каждой минутой. Роза с Сарой смотрели сначала на землю, затем на автобан, а затем друг на друга. Сара молча протянула Розе ключи от машины и пошла в кафе. Через три минуты она вернулась, вручила по стакану с кофе сестре и Ральфу, затем протянула ему пакет с бутербродом. Ральф начал отнекиваться, но Роза перегнулась через сиденье, подняла очки и сурово посмотрела на него. Он съежился, его глаза снова наполнились слезами, но у Ральфа хватило сил на простое и бесхитростное «данке». Оно было произнесено как-то особенно, по-детски искренне, так что Розе Самуиловне даже пришлось отвернуться к окну и попытаться как можно незаметнее для Сары... вынуть соринку из глаза. Хорошо, что Сара была занята поединком с планшетом и уточнением адреса автовокзала, на который должен был прибыть автобус, а глаза Розы Самуиловны все еще скрывали солнцезащитные очки. Затем началась гонка — иначе ее не назвать. Роза Самуиловна посмотрела на спидометр, увидела, что стрелка перевалила за 160, поправила очки и сцепила руки поверх сумки. Пытаться поддерживать светскую беседу с учетом сложившихся обстоятельств было несколько самоубийственно, а пытаться читать фичок не позволяло царившее в салоне автомашины напряженное настроение. Хорошо дорога была пустой. Ну, почти. А автобуса все не было. Когда перед ними появился некий зеленый автобус, Роза Самуиловна оживилась; Сара напряглась. Ральф просунул между сидений голову и с надеждой уставился на него. – Фиг бы там, туристический, – буркнула Сара и снова прибавила газ. Ральф вздохнул и спрятался на заднем сиденье. И все же у них получилось. После немногочисленных петляний, двух небольших пробок и одного резкого торможения Сара смогла почти без проблем припарковаться неподалеку от автовокзала. Она обмякла на сиденье и шумно выдохнула. – Да я Шумахер! – гордо произнесла она и вылезла из машины. – Шельмахер, – буркнула Роза Самуиловна и тоже выбралась наружу из заключения. Ральф, даром что отрыдал добрую треть дороги, неожиданно проявил чудеса расторопности: рванул в администрацию вокзала, через три минуты его макушку можно было разглядеть у одного из автобусов, через десять минут он объяснял что-то людям в форме — то ли охранникам, то ли полиции, а еще через десять он, сияющий от счастья, несся к ним. Роза Самуиловна отчего-то очень красочно представила, как с его ноги слетает этот непотребный шлепанец, как Ральф кувыркается через голову и рыдает над разбитым в хлам нетбуком… но обошлось. И она снова вернулась к сосредоточенному запоминанию иных, не менее красочных картин: как один из людей в форме слушает прелестного мальчика с особенным интересом, уточняет и объясняет, ласково журит за легкомыслие, а напоследок вручает визитку с телефоном, и мальчик мнется, смущается и стыдится себя, но все же собирается с духом, и все заверте. Один из господ в форме был вполне пригоден для такого: он был высок, плечист, привлекателен и смотрел на Ральфа с подкупающей внимательностью, даже по плечу похлопал. Увы, из прекрасных мечтаний ее вырвал тычок в бок: Сара привлекала ее внимание к бренной действительности. Роза Самуиловна подозрительно посмотрела на руку, которую он тянул ей, и решительно пожала ее. – Чего он говорит? – спросила она у Сары. Больше для приличия, чем по необходимости: и так было ясно, что он благодарит. – Да спасибо говорит, – отмахнулась та. Что и требовалось доказать. Она все же предложила подвезти Ральфа до двери дома, но не сдержалась и сказала Розе: «Вот и ладненько», – когда он отказался. Ральф обнял их обеих и побежал к остановке городского транспорта. Роза задумчиво смотрела ему вслед, обернулась и поглядела на вокзал, затем застыла у дверцы и мечтательно уставилась на небо. Сара зачем-то обошла машину, бросая при этом любопытные взгляды на сестру. Наконец они поехали домой. Сара начала рассказывать, какой отпуск они с Петером планируют в следующем году, но тут по радио начали передавать дорожные сводки. Сара убрала ногу с газа и уставилась на радио в легком недоумении, а затем засмеялась. – Слушай, они говорят, чтобы на Б104 были осторожны, говорят, кто-то хорошо отпраздновал Херрентаг и теперь не может определиться, где проезжая часть, а где тротуар, – сообщила она. – Ой, сейчас вдвойне осторожней нужно быть, они же все пиво выпили и домой возвращаются. Эти мужчины… – А мы едем по Б104? – спросила Роза Самуиловна. – Да они наверняка разбредутся по своим делам давным-давно, – беспечно отозвалась Сара и прибавила газ. Дорога и правда не вызывала особой тревоги. Роза Самуиловна надеялась увидеть тех или похожих хорошо отпраздновавших, но не сложилось. Она уже мечтала о травяном чае, душе и тихом вечере, и до него оставалось все меньше времени. Но внезапно за пару километров до конечной точки их поездки они оказались в хвосте колонны. Спидометр показывал 30 км/ч, и очень хорошо было видно, из-за чего задержка — во ее главе ехал огромный трактор с прицепом, а прицеп был украшен ветками, воздушными шарами и лентами, и в нем не только сидели люди, но и выглядывал огромный рыжий пес. – Дай бюргеру две лавки и стол, и он организует гриль-пати, – осуждающе заметила Сара. И действительно, можно было разглядеть в кузове два ряда мужчин, сидящих друг напротив друга за столом. Рыжий пес в черном цилиндре опирался передними лапами о кузов и задорно лаял. – Или шахматный клуб, – возразила Роза Самуиловна. – Они пиво пьют! – возмущенно воскликнула Сара. – Они играют в шахматы, – твердо стояла на своем Роза Самуиловна. Вскоре их отделяло от прицепа всего две машины. Затем и они пошли на обгон. Сара подъехала почти вплотную к прицепу, и Роза Самуиловна не смогла не улыбнуться — она могла разглядеть, что пес радостно виляет хвостом. – Видишь? – воскликнула Сара. – Бутылки! – Вижу движения рук. Шахматы, – упрямо твердила Роза Самуиловна. – Ну хорошо. Шахматы, – огрызнулась Сара и включила левый поворотник. Дорога, впрочем, была пуста. Роза Самуиловна опустила стекло в дверце машины и спросила у Сары: – Как «шахматы» будет? – Шах, – ответила та, косясь на нее со все большим интересом. Они ехали почти вровень с трактором, и Сара не спешила обгонять. Роза высунулась из окна и выкрикнула, указывая пальцем на стол: – Бир? Шах? В ответ ей засвистели, зааплодировали, кто-то поднял бутылку в шуточном тосте. Она захлопала в ответ, а затем сунула пальцы в рот и оглушительно засвистела к вящей радости мужчин. Трактор засигналил им, Сара поморгала ему фарами, и они понеслись дальше, оставляя трактор все дальше позади. – Все-таки пиво, – торжествующе заметила Сара. – Такая хорошая легенда разрушилась, – не без сожаления вздохнула Роза Самуиловна. Через два часа она сидела в постели. Чай был выпит, фотографии пересмотрены, и Сара уже попрощалась с ней в чате. Роза Самуиловна не могла не признаться: день был неплох, пусть и не имел к ним никакого отношения совершенно. С другой стороны, кому еще обустраивать мужской праздник, как не им, женщинам? Она подтянула к себе верный, пусть и дряхлый нетбук и подложила под спину еще одну подушку. Затем создала новый документ и поправила на носу очки. Пошевелила пальцами, примеряясь, и начала первое предложение: «Рауль отстал от автобуса по совершенно дурацкой причине...»