***
Эрена не видно вот уже второй день. Эти дерьмовые опыты здоровски выматывают парня. Жан мог поклясться, что иногда слышит крик. Нет — дикий вопль. Представлять то, что придумала капитан Ханджи в этот раз уже нет ни малейшего желания. — Эрен и сегодня не поднимется покушать? — немного неловко поинтересовалась Саша. — Я надеюсь, вы не будете против того, что я съем порцию Эрена. Не пропадать же добру. — Если Эрен не придет поесть к нам, то я отнесу его порцию ему, Саша, — угрожающе проговорила Аккерман, увидев как Браус тянет руки к тарелке Эрена. — Да, Саша, тебе стоит поменьше жрать. Растолстеешь ещё. О, тогда мы сможем проверить нравятся ли титанам жирные разведчики. — Заткнись, Конни, я вов…- девушка вдруг замолчала. — О, Эрен. А мы тут твою еду защищаем. Твоя каша выглядит самой вкусной, — на словах об Эрене ребята разом отвернулись от Саши и посмотрели на Йегера. Ну, Эрен. Обычный Эрен. Целый вроде, руки, ноги на месте. Только тусклость когда-то кофейной кожи и уставший взгляд напоминал о том, что Йегер очередной уровень в аду прошел и встретился с боссом. — Привет, ребята. Спасибо, я проголодался, — парень сел на своё место по правую руку от Армина. Как-бы не хотелось признавать, но эти чёртовы тренировки с Ханджи, быть может, не убивали Йегера, но каждый раз верно ломали что-то невероятно хрупкое, что-то невероятно важное. То, без чего Эрен уже не будет Эреном. И это Жана пиздец как раздражает. Надежда всего человечества. Главный козырь, тёмная лошадка. Да где там — козел отпущения, хах. Йегер — тот, кто буквально кричал на каждом шагу, что уничтожит всех титанов, что море увидит. Тот, в зелени глаз которого плескалась никому непонятная в этом сраном прогнившем мире тяга к жизни. Йегер — тот, кто, блять, тянет на себе такой груз ответственности, что любой другой бы просто был уже погребен во всём этом. И что сейчас? А сейчас с ними за столом сидит Йегер, который буквально молил о смерти, который уверился в собственной незначимости и ненужности. Пацан, который живёт чужими смертями, в глазах которого теперь плещится что-то темноё, отчаянное, настолько обреченное, что лучше бы он вообще не смотрел на мир такими глазами. И так тошно. И это Жана пиздец как раздражает. За столом звучат тупые шутки Конни, поддерживаемые возгласами Саши, проскальзывают какие-то теории Армина по поводу будущей миссии. К черту. К черту всё. Достало. Блять. Чертова разведка, чертовы титаны, чертова власть. Да почему же всё так сложно? В теории всё могло бы быть гораздо проще. На практике же... К черту. — Эрен, у тебя кровь, — тихий голос Микасы, вопреки шуму за столом, прозвучал отчего-то настолько громко и четко, что не услышать было нереально. Жан посмотрел на Йегера и замер: тонкая струйка красной жидкости исполосовала губы и подбородок, грозясь заляпать потрёпанную временем одежду. Но самое страшное — Эрен даже не заметил. Самое страшное — Эрен привык. Самое страшное — Эрен не в порядке. — А? Я… Простите, — поспешно закрывая кровящий нос рукой, Йегер начал вставать из-за стола. — Пойду к себе. Думаю, стоит ещё немного отдохнуть. — Я с тобой, — Микаса. Всегда бегает за Йегером, словно собака на поводке, будто весь её мир на нём держится… Хотя, может, так и есть… В этом мире только они друг у друга и остались. Жан совсем недавно начал задумываться о том, что те теплые чувства, что он испытывал к девушке, давно прошли. Нет, не прошли — изменились. Это уже не та сладостная тяга к привлекательной девушке – это доверие в перемешку с уважением к боевому товарищу, сильному бойцу, в руки которому не страшно вверить свою жизнь. Когда Жан впервые понял это? Наверное, когда эти ненавистные чувства зависти и ревности направились на саму Аккерман и бедного Арлерта. Когда чувство страха резко нарастало, стоило только чертовому ручному титану разведки потерять контроль. Или же чувство необъяснимой, тягучей, практически физической боли, когда Йегер смотрел на мир вот такими вот глазами. На него смотрел. — Нет, — резко припечатал шатен. — Я сам прекрасно справлюсь. Спасибо, Микаса. — И ушел. Жан провожал его взглядом, пока силуэт Эрена не скрылся за дверью. Когда впервые осознал? Наверное, когда они неловко столкнулись в одном из многочисленных коридоров и поговорили. Поговорили. Как обычные нормальные люди. Без криков, тупых подколов и приреканий. Было странно. Странно и тепло. А когда однажды, темной холодной ночью, после уже привычного обычного разговора, Кирштайн, не выдержав больше, прижал Эрена к стене, то окончательно смирился со всем этим дерьмом. И принял. Да только вот Эрен не хотел принимать. Больно прокушенная губа и четко поставленный удар с правой служили тому доказательством. «Этому не место на войне» — вот позиция Йегера. И Жан понял. И Жан полностью, блять, с этим согласен. Там и разговоры прекратились. Больно? Больно. Ну и что с этим делать теперь? Изображать из себя этого безмозглого недотрогу теперь стало чем-то постыдным и неправильным. Но, если это нужно, чтобы уберечь Эрена от грязных рук врагов — Жан заткнётся и сделает это. Для всего человечества и совсем немного для самого Эрена. Или наоборот. Но когда же всё гладко шло? Эрен и Хистория похищены, а Ханджи тут ещё и добивает: – Думаю, Эрена собираются съесть. Нет, ну это, сука, самый паршивый сценарий, который Жан себе вообще мог придумать. А потом всё быстро завертелось. Хоп — и они уже обсуждают план. Хоп — и они уже в пути. Хоп — и сто двадцати метровая махина, которая собиралась сожрать их Эрена, потихоньку трощит надежду на то, что они смогут выбраться отсюда живыми. Хоп — и Эрен вновь отчибучил какую-то титанью хрень и отряд спасен. Хоп — и теперь жизнь стала ещё сложней, а эксперименты по укреплению тела титана Эрена набирают новый оборот. И Жану должно быть насрать, но ему не насрать. И это Жана пиздец как раздражает. И когда такой же темной холодной ночью, спустя миллион провалившихся попыток заснуть, Жан вышел подышать свежим воздухом, чтобы привести мысли в порядок, увидел сидевшего на холодном полу Йегера, даже поверил в судьбу. Присев рядом, он долго не решался заговорить. После того случая они вообще толком нормально не говорили. — Эй, Йегер, ты себе сейчас все яйца отморозишь. Или они у тебя теперь тоже стальные? Укрепил хоть? — Пока только яйца у меня и стальные, Кирштайн. А вот свои бы ты поберёг, а то гляди отвалятся ещё. — На беспокойся за меня, мои яйца ещё твои переживут. — На этот раз ответа не последовало. Они вновь молчали, пока Жан в который раз не начал первым: — Хэй, Эрен, ты как? — Я… Не знаю. — Тебя тревожит что-то? Прямо сейчас? Ты мог бы рассказать мне, я, типа, молчать буду, не ссыкуй. — Жан, я ведь сдался тогда. Действительно сдался. Как последний трус. Долбаный эгоист. Был готов, чтобы меня сожрали, как какую-то ненужную тварь… Я ведь не особенный, я ведь такой же, как и… — Даа, такого тупого болвана как ты ещё поискать надо. Я бы не удивился, если бы тобой ещё и подавились. Или там, язву заработали. Ты же противный до ужаса. Обычный и совсем не особенный. — Я не гожусь на эту роль. Я не надежда человечества, я этого не заслуживаю. Я бесполезен, Жан. — Ээ? Эрен, ты сейчас заставляешь меня разочароваться в тебе ещё больше. Ты, блять, что себе в больную голову вбил? Ненужный он. Бесполезный. Тупой ты просто… — Я видел это… Видел как мой отец убивал семью Хистории, видел как сожрал своего отца, будучи безмозглой, безвольной тварью. Я не могу. Не могу забыть, постоянно чувствую это. Оно и во сне, и наяву меня преследует. Что с этим делать, Жан? Что мне с этим… — парень не договорил, ему помешали сильные руки, резко притянувшие к контрастному, на фоне этого осеннего холода, телу. — Йегер, послушай, твой отец подарил нам надежду на свободу. Ты же знаешь, что без жертв в нашем мире никак. Тот, кто не способен чем-то жертвовать, не сможет что-то изменить, — Жан почувствовал, как шатен прижался к нему сильнее. — Эрен, как бы там ни было, ты — надежда человечества. Ты — наша надежда. Ты, черт возьми, моя надежда. И я, блять, готов отдать за тебя жизнь. Любой из отряда готов. Потому что ты не просто оружие, Йегер. Ты, фактически, главный герой нашего мира, без тебя бы нам тяжко пришлось бы. Хотя с тобой еще тяжелей, но… Не смей киснуть до такого состояния, понял? — Ты вообще кто такой? — Э? Ты сейчас о чём? — Ты где спрятал Жана-свинью? Признавайся, что ты сделал с лошадиной мордой? — теперь обнимая в ответ и выдыхая где-то в район шеи, посылая заряд электричества по костям. — О, утром, я думаю, ты сможешь с ним встретиться и перекинуться парой ласковых, — ехидно подметил Кирштайн. — А что же сейчас? — А сейчас я хочу посидеть так, пока один ублюдок снова не изобьёт бедного меня. — Думаю, с этим ублюдком я смогу договориться. — Тогда тебе не стоит говорить мне что-либо в мою бедную и чувствительную шею, а то гляди, договоришься. — Ах, ну да, я же совсем забыл, что из нас двоих стальные яйца только у меня. Извращенец. — Йегер… — Кирштайн замолчал, почувствовав чужие пальцы в своих волосах. Приятно и совсем не раздражает. — Что, Кирштайн? — бесстыдно поинтересовался шатен. — Не бей меня. — Что? — Говорю, не бей меня. И, ради Бога, не кусайся. — А? Да я не соби… — и расслабился, почувствовав мягкость чужих губ на своих. И не кусался. И не бился. Решил просто ответить. — Черт возьми, какой же ты теплый. А, Йегер, будешь моей печкой? — оторвавшись от губ Эрена и посмотрел тому в глаза. Чертово освещение не позволяло увидеть румянец на лице Эрена, но Жан мог поклясться, что пацан горит. Благо ночь не даёт увидеть столь постыдный румянец самого блондина. — Ну, по крайней мере, я буду полезен. Тебе. — Надеюсь, ты многофункционален. — Ага, я чертовски многофункциональный, — снова обвивая талию Жана, пробурчал парень. — Эй, Эрен, — тихо позвал Жан через какое-то время. — Чего? — У меня замерзли яйца. Может, согреешь? — Мудак ты, Кирштайн. Ненавижу тебя. — Ага, это у нас взаимно.***
Вскакивая от очередного беспокойного сна, блондин пытается восстановить сбившееся дыхание. А вокруг тишина. Мир будто замер. А Жан никак не может выкинуть из головы и забыть тепло рук Эрена. То тепло, что исходило от самой его души. И, знаете, вот это Жана вообще не раздражает. Ни капельки. Лишь бы не забыть. И парень вновь закрывает глаза. Однако мир не статичен. Что у тебя на уме, Эрен?***