***
Очень немногие люди готовы рискнуть собой ради славы. В мире, где одно ядовитое слово или одна фраза, которая ранит достаточно сильно, могут навеки отпечататься на коже, опасно быть знаменитым. Некоторые становятся известными, а потом их так называемые фанаты кричат обидные вещи прямо им в лицо, просто чтобы их слова остались на коже кумира в виде шрамов. Есть люди, которые хотят уничтожить знаменитостей — и поступают так же. Некоторые верят, что знаменитости никогда не прочитают их комментарии, но те всё равно натыкаются на злые слова на одном из десятков сайтов. Есть люди, которые пытаются разрушить чужую карьеру, пока этот человек не прославился, и люди, которые оскорбляют других ради развлечения. Это жестоко, и не все поступают так; но риск настолько высок, что многие боятся даже пробовать. К славе идут люди, уверенные в себе достаточно, чтобы не обращать внимания на критику, или умеющие хорошо прятать шрамы. И очень редко встречаются те, кто не пытается прятать свои раны, несмотря на осуждение. Те же, кто, как и он, Мин Юнги, создаёт музыку, не показывая своё лицо, и выступает только на маленьких площадках перед людьми с такими же желаниями — мечтами, целями, карьерой, — тот одновременно хочет и не хочет впутываться во всё это. Юнги боится, потому что на его коже уже есть слова, но всё равно отчаянно цепляется за детскую мечту. За мечту, которую отняла жестокость мира. Сейчас, чего бы он не хотел, он продолжает трудиться, чтобы отомстить за потерянные мечты.***
Следующим утром, когда он просыпается, дождь всё ещё идет. Сегодня Юнги не работает — наверное, только потому, что начальнику надоело видеть его каждый день. Юнги пользуется случаем, чтобы переслушать свой последний написанный трек. Вчера он думал, что закончил сводить музыку, но тогда он слишком устал, чтобы адекватно оценить результат, и над звуком всё ещё нужно поработать. К полудню Юнги понимает, что он слишком долго слушал свой голос и больше не может верить себе. Поэтому он отправляет последнюю версию трека двум друзьям — он доверяет их честному мнению — и решает, что пора поесть. Юнги не ждёт, что Намджун и Хосок ответят в ближайшее время. Намджун сейчас в другом часовом поясе и уже заканчивает рукопись, над которой работал последние несколько месяцев. Хосок же с головой погружен в стажировку — он изо всех сил трудится, чтобы получить работу мечты. К удивлению Юнги, ответ от Хосока приходит всего лишь спустя четыре часа. Юнги в это время просто записывает на бумагу всё, что приходит в голову, любые мысли, которые можно будет однажды использовать. Так что он поднимается и берёт ноутбук, чтобы прочитать ответ.***
Два года назад Мин Юнги и Чон Хосок не были друзьями. Два года и один месяц назад они встречались. Юнги знает, что из-за него у Хосока есть как минимум один шрам, и ничего не может с этим сделать. Никто из них не может, да и не мог. Рано или поздно эти слова необходимо было произнести, это должно было случиться. Они не могли этого избежать. Один из них должен был пострадать. — Всё нормально, — Хосок берёт руки Юнги в свои и улыбается, но видно, что он боится. Юнги медлит, хмурится, отказываясь говорить то, что ранит Хосока. То, что вырежет свежий шрам на его коже. Странно видеть Хосока таким серьёзным, но он, в отличие от Юнги, кажется, уже смирился с неизбежным. — Я уже знаю, но нам не станет легче, если мы просто будем молчать. — Я не… Я не люблю тебя. — Я знаю. В тот день Хосок уходит. Он вздрагивает после слов Юнги, и это — единственный признак, что Юнги прав, что слова превратились в шрам. Но Хосок все равно не говорит ничего обидного в ответ. Не пытается отплатить той же монетой. Он знает, что Юнги старался сделать эти слова ложью. Старался почувствовать то же, что чувствовал Хосок. Но у него не вышло. В итоге Юнги не чувствовал совсем ничего, и им обоим было от этого только хуже. Так что Хосок уходит со словами «не люблю тебя», а Юнги обнаруживает «я знаю» поперёк живота. Два года назад Мин Юнги и Чон Хосок не были друзьями. Спустя четыре месяца после расставания Юнги встречает Хосока, сидящего снаружи круглосуточного магазина с миской горячей лапши. Юнги смотрит; их взгляды встречаются, когда Хосок поднимает голову. Хосок на удивление тепло улыбается ему, и Юнги плюхается рядом. Когда всё закончилось, когда он находился далеко от Хосока и его чувств, у Юнги было время подумать. Время, чтобы осознать, что «не люблю» не всегда было причиной. Что когда-то, в начале и середине их отношений, он любил Хосока. Что, хоть чувства и пропали, было время, когда его любовь была настоящей. — Знаешь, я думаю… — Юнги, нахмурившись, смотрит на стол. — Даже если в конце я ничего не чувствовал, я думаю, когда-то… Думаю, я любил тебя. — Да, — Хосок кивает, отворачиваясь. — Я тоже любил тебя. Два года назад Мин Юнги и Чон Хосок не были друзьями. Год назад, хотя они почти не общались несколько месяцев, Хосок отправил Юнги фотографию собаки, и Юнги подумал: может, они будут в порядке. Сейчас Юнги и Хосок друзья. Хосок пишет Юнги, что песня ему понравилась, однако он не эксперт. Кажется, что что-то не так, но он не уверен, что именно, а вот Намджун наверняка во всём разберётся. Впрочем, песня ему правда понравилась. В конце Хосок пишет, что он «не был готов плакать, так что спасибо». Юнги благодарит его. Хосок просто отказывается от благодарности, говоря, что не сделал ничего особенного. А внизу письма — постскриптум: «Ты должен купить зонт».***
Следующим днём Юнги собирается на работу, думая, что Хосок был прав. Дождь всё ещё идёт, и Юнги вздыхает, когда нужно выходить из дома. Он последний раз смотрит в окно, прежде чем закрыть дверь и сунуть ключи в карман. Как только Юнги делает шаг, то пинает что-то; он смотрит вниз и видит тёмно-красный зонт рядом с входной дверью. Это определённо зонт Чимина. Юнги, нахмурившись, поднимает его и замечает привязанную к нему записку. «У меня теперь новый зонт, и Хосок сказал, что у тебя нет зонта, так что ты можешь забрать этот, если хочешь? Не простудись!»***
Ещё через день наконец приходит ответ от Намджуна, который просто говорит, что песня хороша, но голос Юнги слишком низкий. Юнги работает над этим целый вечер, пока не решает, что звучание идеально; он накладывает песню на пустое видео с названием трека, прежде чем выложить на сайт. Он не будет — хоть и всегда очень хочет — читать комментарии. Он знает, что это ошибка, и поэтому у него есть модераторы. Он хочет быть уверенным, что, когда он зайдет в комментарии, там наверняка не будет слов, стоящих нового шрама. Модераторы оставляют честную критику, мнения — в конце концов, с этим необходимо столкнуться, — но избавляются от всех отзывов, сочащихся ненавистью. Потом Юнги обнаруживает, что уже дохрена часов утра — четыре, если точнее — и через два часа ему вставать на работу. Вздохнув, он заползает в постель — хоть какой-то отдых лучше, чем ничего — и заводит будильник. Когда он просыпается следующим утром, дождя наконец-то нет. Выходя из дома, Юнги на секунду задумывается, прежде чем взять зонт с собой просто на всякий случай.***
В воскресенье случаются сразу две вещи. Юнги решает, что прошло уже достаточно времени, чтобы спокойно прочитать комментарии, и ему приходит сообщение от Намджуна. Сначала Юнги решает разобраться с комментариями: Намджун наверняка написал ему и сразу же занялся другими делами. «Это так грустно?» «Хочу узнать, о ком это» «Охх "думаю, я любил тебя" как ты посмел сделать это со мной» «Из-за этой песни я скучаю по кому-то кого у меня даже никогда не было хах» «Его голос!!!» Юнги листает комментарии, видео с его песней играет на фоне. В итоге он понимает суть большинства отзывов: трек грустный, и слушателям он понравился. Расправившись — хотя бы на время — с комментариями, Юнги открывает сообщение Намджуна. Оказывается, это фотография. Сначала Юнги не может понять, что это такое. На изображении рука с татуировкой, это очевидно, но с чего бы Намджуну присылать это? Птица симпатичная. У Юнги уходит минута, чтобы понять, что на фото рука Намджуна. Та, на которой вырезано «фальшивый». Но под детально проработанной татуировкой слово едва видно. «Когда ты это сделал?» «Большую часть в прошлом месяце, но закончил всего пару дней назад». Когда Юнги было шестнадцать лет, он встретил мальчика по имени Намджун. Тот навещал свою семью в родном городе Юнги, и они столкнулись на улице у магазина CD-дисков. Юнги собирался устроиться на подработку, а Намджун просто смотрел, что есть в продаже. Эта встреча была из тех, о которых тут же забывают и никогда больше не вспоминают. Когда Юнги было двадцать, он встретил парня по имени Намджун. Юнги работал в магазине, а Намджун покупал альбом. Непонятным образом они разговорились, хотя Юнги, вообще-то, должен был работать. Месяцами позже они начали обсуждать свои родные города и выяснили, что уже встречались раньше. Когда Юнги было двадцать, они с Намджуном стали друзьями. Это привело их к разговору о шрамах. Было сложно не заметить, тем более что Намджун никогда особо не старался прикрыть свой шрам. На его правой руке было выцарапано «фальшивка». Юнги пытался спрятать свой шрам, но тот всё равно было легко увидеть. У Юнги было слово «ублюдок» на предплечье. Их обоих утешил тот факт, что их шрамы появились из-за разрушенной дружбы. Что они не были одиноки в этом. Юнги опускает взгляд на свою руку, думая, не сделать ли ему что-нибудь похожее. Но нет, он не хочет. Пусть это ужасно, он не сможет спрятать шрам. По крайней мере, от себя самого. «Красиво. Собираешься делать ещё?» «При случае».***
Вечер четверга, и опять идёт дождь, когда Юнги возвращается домой, прячась под зонтом, которой отдал ему Чимин. Вечер четверга, и Чимин пробегает мимо Юнги — вероятно, возвращается из университета, — прикрывая голову сумкой. — Чимин! — от этого Чимин запинается, резко разворачивается и замирает. Потом, после короткой паузы, он подбегает к Юнги, прячась под некогда своим зонтом. — Привет. — Я думал, у тебя новый зонт. — Я его забыл, — Чимин обиженно сопит, откидывая мокрые волосы с лица. — Что ж, ты торопишься? — Теперь, когда не мокну под дождём, уже нет, — Чимин ухмыляется, и Юнги кивает в ответ. Они опять идут домой вместе, иногда нарушая тишину короткими разговорами, и расстаются, чтобы разойтись по квартирам. Следующим утром Юнги проверяет погоду и видит, что, скорее всего, снова пойдёт дождь. Он сам не знает, зачем, но он оставляет Чимину — и, технически, его соседу — на двери его квартиры, чтобы он точно заметил, записку с напоминанием взять зонт. Ночью, когда Юнги, работавший сверхурочно, возвращается домой, он находит записку «спасибо», просунутую под его входную дверь.***
В мире огромное количество людей, чьи шрамы никто не видит. Людей, которые прячут свои слова под одеждой, замазывают их макияжем, или которым даже не нужно сильно стараться, чтобы никто не узнал. Юнги не приходится прикладывать много усилий, чтобы скрыть свои шрамы: они все в таких местах, которые легко спрятать. Иногда, когда на улице слишком жарко, бывает проблема с руками, но скрывать остальные довольно просто. Иногда он размышляет о незнакомцах. Они такие же, как он, или у них просто мало шрамов, или, или, или. Юнги ни разу не видел шрамов Чимина. Не то чтобы он нарочно искал их, но… он размышлял. Может ли человек, который подарил ему зонт, который всегда кажется добрым и милым, который дружит с Хосоком — а дружба с ним автоматически означает, что человек не плохой, — иметь много шрамов. Много ли людей говорили Чимину вещи, которые могли остаться на его теле. Ранили ли его вообще хоть чьи-нибудь слова. На самом деле у Юнги не так много шрамов. Не больше пятнадцати, если считать те, что остались с детства и сейчас уже едва видны. Красные и заметные шрамы намного свежее. Иногда, когда какой-нибудь человек смотрит на него дольше, чем нужно, Юнги начинает переживать. Переживать, что тот человек тоже думает о его шрамах, что он знает. Это глупо, Юнги понимает, но всё равно не может прекратить размышлять. Что случится, если другие увидят его шрамы? Он прекрасно знает, что не случится ничего, но… Он сталкивается с Чимином, когда возвращается домой, а Чимин наоборот уходит, и Юнги думает. Думает о шрамах Чимина, о том, думает ли тот о его шрамах. — О, привет, Юнги. — Привет. — Ещё раз спасибо, что напомнил про зонт. Я опять попал под дождь, когда шёл домой. — Не за что. Но их разговоры всегда такие нормальные. Никаких упоминаний шрамов. Так что, может быть, только Юнги думает об этом.***
Затяжные дожди наконец-то заканчиваются к утру вторника. Юнги работает в крохотной кофейне рядом с кампусами университета. Юнги и сам учился в этом университете не так давно, но бросил, потому что учёба казалась пустой тратой времени. Ему приходилось заниматься тем, что ни капли его не интересовало. Его семья не обрадовалась такому решению — слово «разочарование» на его груди тому доказательство. Кто-то заваливается в кофейню, едва справляясь с тяжелой сумкой, и поднимает взгляд на Юнги, и — ох. Это Чимин, узнаёт Юнги. Следом за Чимином заходит ещё один из соседей Юнги, сосед Чимина по комнате — Тэхён. Он садится за столик, смеясь над тем, как Чимин запнулся. Чимин недовольно смотрит на него, прежде чем подойти к кассе. Юнги улыбается ему, как и положено. — Привет, Юнги. Я и забыл, что ты здесь работаешь. — Ага. Что будешь заказывать? Чимин перечисляет свой и, по-видимому, Тэхёна заказы, активно жестикулируя. Юнги раньше не замечал этого, но запястья Чимина всегда были чем-нибудь прикрыты. И Юнги не понимает, почему, пока не замечает крошечный красный шрам на правой руке Чимина. Жалкий. Юнги заставляет себя сосредоточиться на работе, а не на увиденном слове, и повторяет заказ, чтобы убедиться, что всё верно. — Это всё? — Да! Юнги пробивает заказ и передаёт его другому работнику. Когда Чимин забирает напитки и уходит за столик к Тэхёну, Юнги чувствует себя ужасно. Юнги всегда думает о шрамах других, но когда действительно видит их, то чувствует себя ужасно. Будто он вторгся в чужую личную жизнь и уже не может ничего исправить. Эти слова ранили человека так сильно, что превратились в настоящие шрамы. Так кто он такой, чтобы смотреть на них без разрешения? Первый раз, когда Юнги увидел шрамы у кого-то, кроме членов семьи, это были шрамы Сокджина, их с Намджуном общего друга. В то время, незадолго до ухода Юнги из университета, они с Сокджином жили в одной комнате. Прятать друг от друга шрамы было практически невозможно: личного пространства не хватало. Юнги тогда было девятнадцать — он ещё не встретил ни Намджуна, ни Хосока, — и его начало тошнить, когда он понял, что натворил. Но Сокджина, казалось, это не беспокоило. Он просто сказал, что ему плевать. Что слова ничего не значат, ведь они уже на его коже, как ещё они могут навредить? Юнги не понимал. Ему по-прежнему было больно смотреть на свои шрамы. Он боялся, что кто-нибудь ещё сможет сотворить это с ним, и он не сможет помешать. Сейчас Юнги размышляет, что чувствует Чимин по поводу своих шрамов. Что они значат для него. Потому что Юнги знает, что значат его собственные шрамы. И они ужасны. Это ужасно. В глубине души он ненавидит каждое слово на своей коже. Или, может быть, он просто ненавидит себя за то, что верит оскорблениям. За то, что позволил другим сказать то, что оскорблением не было.***
Однажды Юнги с Чимином говорят об этом. Они снова сталкиваются по пути домой, и их короткий разговор не выходит у Юнги из головы. — Ты когда-нибудь переживал, что, если кто-то узнает твои, эм… слова, он попытается воспользоваться этим, чтобы сильнее ранить тебя? — Что? — Юнги удивленно моргает, прежде чем кивнуть. — Ну да. — Я потерял браслет, который закрывает шрамы, прожил весь сегодняшний день, и ничего не произошло. — Чимин хмурится. — Так почему я продолжаю переживать? — Просто то, что не случилось ничего плохого или что ты знаешь, что ничего не случится, не значит, что ты тут же перестанешь переживать. — Но это дерьмово. — Ага. Этот разговор не выходит у Юнги из головы по двум причинам. Во-первых, Чимин волнуется из-за того же, что и он. Неведомым образом всё становится проще. Он чувствует себя лучше. Потому что он не один такой. Во-вторых, его собственные слова. Юнги не знает, как и откуда они пришли ему в голову, но он сказал их, не задумываясь. То, что ты не должен волноваться, не значит, что ты не будешь волноваться. И просто от того, что слова не должны ничего значить, шрамы не перестанут причинять боль.***
Две недели спустя Юнги и Чимин встречаются в круглосуточном магазине. Кассирша недовольно смотрит на них, когда они начинают разговаривать — вероятно, слишком привыкла к шумным копаниям, тратящим её время, — но Юнги пытается её игнорировать. Он знает, что они не создадут проблем. — Эй, я могу спросить у тебя кое-что? — Чимин поворачивается к Юнги. — Смотря что. — Мне нужен совет по поводу музыки. Для, эм, танца. Хосок возвращается летом в город, и мы хотим поставить что-нибудь вместе, но не придумали, какую музыку взять. — О, конечно. Я могу отправить песни ему, если хочешь? — Ты же можешь просто скинуть их мне? — Чимин хмурится. — Ой, подожди, у тебя нет моего номера, да? — Нет? — Ладно, тогда дай мне свой телефон. Юнги и Чимин общаются больше. В один момент они едва знают друг друга, а потом раз — и они болтают почти каждый день. Обычно это мимолётные беседы, потому что дождь прекращается, но это в любом случае общение. За год они становятся друзьями. И дождь возвращается.***
Когда Юнги возвращается с работы, дождь льёт как из ведра. Ветер сильный, и его зонт едва выдерживает порывы. Но всё же он справляется. И тут Юнги слышит голос Чимина. — Юнги, подожди! — Чимин подбегает к нему раньше, чем Юнги полностью разворачивается. Чимин прячется под зонт Юнги, задыхаясь после бега. — Ты что, опять забыл зонт? — шутит Юнги, на что Чимин поднимает остатки зонта, которые держит в руке. — Нет. Оказалось, что мой новый зонт — просто мусор. — Новый, — повторяет Юнги. — Прошёл год. — И я почти им не пользовался! — Убедил, — Юнги пожимает плечами. — Значит, ты хочешь пойти вместе? — Ага. Не против? — Конечно. — Спасибо! — улыбка Чимина удивительно тёплая. Сердце Юнги болит, и он не уверен, это из-за самого Чимина или из-за того, что он напоминает Юнги о кое-ком другом. О той улыбке, которую он боялся потерять.***
Три года назад Юнги и Хосок не были друзьями. Два года назад они подружились вновь. Юнги колеблется, стоит ли обращаться именно к Хосоку, но всё же решается. Отправляет Хосоку короткое сообщение, чтобы задать простой вопрос. «Как ты понял, что влюбился?» Конечно, Юнги не думает, что влюблён. Что дружба, состоящая из пустых разговоров, могла вызвать какие-то чувства. Но он не может вспомнить, что чувствовал, когда любил Хосока. Не может вспомнить, что чувствовал перед тем, как разлюбил. Его память затуманена злостью на самого себя за то, что он ранил другого человека. Даже если они оба понимали, что другого выхода не было. «Я не могу сказать тебе, прости». Ответ Хосока никак не помогает Юнги.***
— Знаешь, — однажды начинает Чимин. Они сидят на улице рядом с домом, пользуясь тем, что дождь ненадолго прекратился. Чимину нужно на автобус, который приедет через пару минут, а Юнги просто нечего делать. — Иногда я думаю, что бы я делал, если бы родился, скажем, семьдесят лет назад. — Почему именно тогда? — Тогда ещё не было всей этой штуки со словами, которые превращаются в шрамы. Моя бабушка родилась за несколько месяцев до того, как всё началось, и у неё нет ни одного шрама. — Оу, — Юнги кивает. Об этом точно рассказывали в школе, но он никогда не придавал этому значения. Он так привык к существованию шрамов, что лишённое их общество казалось неправильным. Было ли тогда лучше? Или, когда ты не мог видеть влияние чужих слов, было только хуже? — А ты? Не думал? Юнги думал о множестве вещей, но определённо не об этой, нет. — По-моему, нет? Не знаю. Теперь, когда ты заговорил об этом, я точно начал думать. Чимин кивает, хмурясь. — Я всё время думаю, был бы я тогда счастливее или нет. — Сомневаюсь, что слова ранили бы меньше только потому, что тебе не приходилось бы их видеть. — Юнги не смотрит на большинство своих слов. Некоторых избегать не получается, но он никогда не смотрит в зеркало, чтобы не видеть слова вроде «я знаю». Но боль не проходит. — Может, и так.***
Итак, Юнги не считает, что он влюблён в Чимина. По крайней мере, пока нет. Но младший постепенно занимает в его жизни всё больше места. Так что Юнги делает то же, что и всегда, когда что-то занимает слишком много места в его жизни. Пишет об этом. Пишет о Чимине. Это превращается — слишком быстро — в песню. Он сомневается, стоит ли отправлять песню Хосоку, но тот абсолютно точно начнёт жаловаться, если узнает, что Юнги скинул трек только Намджуну. И Юнги получает два разных ответа. Намджуново «это красиво, хоть и отличается от твоего обычного стиля» было ожидаемо. Как и ответ Хосока: «у кого-то появился краш~». Хотя Юнги бы предпочёл не ждать такой ответ. Чего Юнги не ожидает, так это отклика на песню после того, как он выкладывает её в сеть. Не от большинства, их отзывы как раз предсказуемы. А от Чимина. Который стучит в его дверь в полдень субботы, едва ли не подпрыгивая на месте, когда Юнги открывает дверь. — Чимин? — Твоя новая песня очень крутая! — Эм... Ох. Спасибо? Ты... стоп. Ты слышал её? — Ну да? Подожди, ты не знал, что я слушал твои песни? Хосок рассказал мне уже давно. Почему, думаешь, я попросил тебя помочь с музыкой? — Ох. «Ох, — думает Юнги, — как жаль». — В любом случае, я хотел попросить тебя кое о чём. — Что… Эм, о чём же? — Разреши мне поставить программу под неё. — Типа… танец? — Ага. — Ты просишь моего разрешения? — Ну, да? — Чимин наклоняет голову, хмурясь. Как жаль, что это выглядит мило. — Ты ведь не какой-нибудь известный музыкант, так что было бы странно, если бы я не спросил. Тем более если я сниму танец и выложу его, понимаешь? — Да, хорошо. Конечно, развлекайся. — Юнги просто хочет, чтобы этот разговор побыстрее закончился. Он правда не хочет обсуждать с Чимином песню, которая написана о Чимине. — Ты же знаешь, что мог просто написать мне и спросить? — Да, но я всё равно проходил мимо… Вот чёрт, мне пора идти, — на лице Чимина отражается осознание, и он срывается с места прежде, чем Юнги успевает ответить. — Увидимся позже!***
Юнги не показывает своё лицо. Во всех его профилях стоят простые иконки или фотографии, отредактированные так, чтобы не было видно лица. На аватаре его канала стоит его фото, да, но лицо закрыто левой рукой. Слово «ублюдок» зацензурено, но его видно. Многие спрашивали, настоящее ли оно, но Юнги никогда не отвечал. Когда Чимин спрашивает, не хочет ли он выложить видео танца и на свой аккаунт, Юнги чувствует, что кто-нибудь обязательно спросит об этом. Юнги никогда не показывал в клипах ни своё лицо, ни чьё-либо ещё. И он боится это менять. Однако он решает просто сделать это. Лицо Чимина становится первым и единственным на его канале. Юнги просит модераторов быть особенно жёсткими с комментариями на этом видео. К несчастью для Юнги, хоть все обидные слова и удалены, многое, написанное в оставшихся комментариях, Юнги всё равно не нравится. Он согласен с большинством отзывов, но он чувствует странную тяжесть в груди, когда читает их. Вопросы — в основном шутливые — о том, посвящена ли эта песня Чимину. Комментарии о самом Чимине — положительные, порой даже слишком, — с которыми Юнги согласен, но которые он при этом не хочет читать. Несколько ответов от людей, которые узнали Чимина. Некоторые комментаторы не удосужились прочитать описание — как и название видео — и решили, что Чимин — это Юнги. Это не плохие отзывы. Они не должны его беспокоить. Юнги отправляет Чимину ссылку на видео со своего канала. Пишет: «Кажется, комментаторам ты нравишься больше, чем я», — и пытается убедить себя, что причина только в этом. Чимин отвечает: «ты должен увидеть комментарии на моём видео», — и скидывает Юнги ссылку. Там Юнги читает ещё больше комментариев, которые раздражали на его канале, и несколько отзывов о песне от людей, которые ещё не слышали её. И, к сожалению, теперь у Юнги есть доступ к каналу Чимина. И Юнги пересматривает все видео Чимина за два дня. Он не гордится этим.***
Воскресенье, на улице солнечно, хоть сейчас и сезон дождей, и Юнги на работе. Рабочий день тянется медленно, к тому же Юнги всё время думает, что ему нужно зайти в магазин. Он слишком давно не ел нормальную еду, как для человека, у которого есть работа и у которого останется достаточно денег даже после покупки продуктов. Наконец, спустя, кажется, целую вечность — посетителей было слишком мало, и Юнги было слишком скучно — его смена заканчивается, и он идёт в магазин. Магазин называется продуктовым, но Юнги находит стенд с зонтами прямо у кассы. Игнорирует их — у него ведь уже есть зонт — и возвращается к покупкам. Затем, когда он уже взял всё необходимое, он обнаруживает, что тянется за телефоном. Отправляет сообщение, что, в общем-то, ничего не значит. «Ты заменил свой сломанный зонт?» «Нет, не было возможности :(» Так получается, что Юнги берёт зонт по пути к кассе. Так получается, что он покупает его и несёт домой. И, когда он заканчивает раскладывать продукты, он берёт новый зонт — тот выглядит таким же прочным, как и зонт Юнги — и выходит из квартиры. Подходит к соседней двери и стучит, кажется, первый раз в жизни. Чимин открывает дверь, и он выглядит сильно удивлённым. Юнги чувствует себя так же. Затем, после небольшой паузы, Юнги протягивает зонт Чимину, не глядя на него. — Я должен тебе за мой зонт. — Ох, — Чимин принимает подарок. В его голосе явно читается удивление. На его лице, наверное, тоже, но Юнги не смотрит. — Спасибо. — Ага.***
Идёт дождь, когда Юнги выходит из круглосуточного магазина. Горячий кофе не спасает от холодного ливня на улице. Он останавливается, неуклюже пытаясь раскрыть зонт, оборачивается и видит, как кассирша — молодая девушка с проклятыми словами «разочарование» и «скучная», вырезанными на щеке — еле сдерживает смех. Он отворачивается, прячась под зонт. Красная ткань уже слегка выцвела, но зонт по-прежнему отлично защищает от дождя — а заодно и от вечернего света на улице. Юнги прижимает стакан с кофе к груди и идёт по направлению к дому. — Юнги! И он останавливается. Поворачивается и видит Чимина, бегущего к нему. Мятная ткань зонта Чимина окрашивает в тот же цвет его лицо. — О, Чимин, — голос Юнги остаётся спокойным, но он смутно чувствует ностальгию. Но ведь ещё не прошло достаточно времени, чтобы скучать. Всего год. Прошёл всего год. — Снова идёт дождь. — Я заметил, — Юнги улыбается и отворачивается, когда Чимин улыбается в ответ. — А когда он не идёт? — Летом? — Тут ты меня подловил. — Юнги снова смотрит на Чимина. Тот всё ещё улыбается, и сердце Юнги сжимается от этого. — Идёшь домой? — После небольшой остановки, — Чимин показывает на магазин. — Ты бы… хотел пойти со мной? — Да, конечно, — отвечает Юнги без раздумий. Чимин широко улыбается, складывает зонт и забегает внутрь. Проходит всего минута, и он возвращается к Юнги. В руках у него пакет с кучей бутылок кофе. — Сосед, — объясняет Чимин. — Конечно. Они идут домой вместе. Вместе поднимаются по лестнице на нужный этаж. Останавливаются у квартиры Юнги, чтобы попрощаться.***
До того, как Юнги встретил Чимина — до того, как встретил Намджуна, Сокджина или Хосока, — Юнги получил тринадцать шрамов. У него ещё не было «я знаю» и «разочарование», врезавшихся в кожу. Но у него уже было «никто». Выгравированное на груди круглым почерком, так похожим на почерк человека, который это сказал. Юнги думает, что люди не поймут, если увидят только это слово. Что они решат, будто это слово значит нечто другое — причиняет боль по другой причине. — Ты такой мудак. Никто никогда не полюбит тебя. Сказанное первым человеком, которого Юнги любил. Юнги не помнит, что чувствовал. Как ощущал любовь к этому человеку. Та любовь определённо отличалась от того, что он чувствовал к Хосоку. Но и любовь к Хосоку он тоже не помнит. Знает, что любил, но не помнит, что тогда чувствовал. «Никто» — от человека, который никогда его не полюбит. «Я знаю» — от человека, которого Юнги не смог любить в ответ.***
Заголовок слишком, слишком очевиден. «Сезон дождей». Текст слишком очевиден. «Если бы я был кем-нибудь другим, смог бы ты полюбить меня? Знал бы ты, что я люблю тебя?» Это слишком очевидно. Юнги не выкладывает песню в сеть, хоть и загружает видео. Смотрит на кнопку «опубликовать», пока не начинают болеть глаза, и закрывает вкладку. Это слишком очевидно. Чимин не догадался после первой песни, но здесь он не сможет не заметить. Это слишком очевидно, поэтому он не выкладывает песню. Не отправляет её Намджуну и совершенно точно не отправляет Хосоку.***
— Я всё время думаю, был бы я тогда счастливее или нет, — как-то сказал Чимин. Смогли бы отсутствие шрамов от обидных слов или жизнь в таком мире, где ни у кого нет шрамов, сделать его счастливее. Слова по-прежнему ранили бы, но, может, без шрамов было бы лучше? Когда не нужно думать, что они здесь, прямо на твоей коже. Юнги тогда сказал, что слова всё равно причиняли бы боль. Он не смотрит на свои шрамы, но они всё равно болят. Больно знать, что они здесь. Но, может, если бы их не было, слова ранили бы не так сильно. Юнги почему-то в этом сомневается. — Какие-нибудь из твоих слов ещё… свежие? — однажды спрашивает Юнги. Они снова идут домой вместе. Он не знает, как ещё сформулировать вопрос. Чем меньше думаешь о шрамах, тем лучше они заживают. Превращаются в еле заметные отметины, когда начинают причинять боль слабее. Чем больше они значат для человека — чем больше ранят, чем больше в них верят, — тем более свежими они выглядят. Красные, незажившие, будто только что вырезанные на теле. Чимин смотрит на Юнги огромными глазами и медлит с ответом. Чем дольше длится тишина, тем сильнее Юнги жалеет, что вообще спросил об этом. Открывает рот, чтобы сказать, что Чимин не обязан отвечать, когда тот наконец говорит: — Все они. Все они. С самого детства и до настоящего момента. Все они. Юнги останавливается. Большинство его шрамов уже зажили. Большинство шрамов он может игнорировать, если на них не смотреть. — Все? — Да. — И… сколько их? — это слишком личный вопрос. Юнги мотает головой, прежде чем Чимин хоть что-нибудь скажет. — Нет, прости… Это не моё дело. Чимин кивает, и они продолжают идти. Чимин отвечает, только когда они поднимаются на нужный этаж. Как только Юнги открывает дверь квартиры. — Тридцать. — Что? — Юнги быстро оборачивается, и Чимин слабо улыбается в ответ. — У меня их тридцать. Чимин заходит в свою квартиру, пока Юнги просто смотрит. Он не может шевелиться, не может дышать. Тридцать. У Юнги пятнадцать шрамов, а у Чимина — милого, талантливого, чудесного, искреннего Чимина — тридцать. Это нечестно. Мир, жизнь, то, как эти шрамы работают. Насколько правдивы слова, кто сказал их и заслуженно ли — всё это неважно. Шрамы основаны на том, как ты воспринимаешь чужие слова. Что ты из-за них чувствуешь. Насколько они ранят. Итак, у людей, как Чимин, их тридцать, и у людей, как Юнги, их пятнадцать. Юнги позже повторяет это утверждение, еле слышно, не ожидая, что Чимин ответит. — Но ты тоже не заслуживаешь свои. И это предложение такое простое. Оно вырывает Юнги из размышлений о несправедливости мира и повергает в шок. — Что? — Ты тоже не заслуживаешь свои, — от повторённых, уже с большей уверенностью, слов сердце Юнги начинает болеть. Потому что он не знает, верит ли им — не знает, сможет ли поверить, — но при этом с лёгкостью верит словам, вырезанным на коже. — Ох. — Юнги прижимается к Чимину, когда тот обнимает его за плечи. — Спасибо. — Я просто говорю правду.***
Юнги выкладывает неопубликованную песню этим вечером. Он не читает комментарии даже спустя неделю, не читает сообщения. Рано уходит на работу и поздно возвращается, чтобы не столкнуться с Чимином.***
Юнги не может избегать Чимина вечно. У них есть общие друзья, они живут в одном доме и слишком хорошо знают расписания друг друга. Когда Юнги возвращается домой, он видит Чимина, сидящего снаружи его квартиры. Юнги не может просто развернуться и уйти, потому что Чимин заметил его, так что он подходит. Садится рядом с Чимином и вздыхает. Наконец Юнги мягко говорит: — Привет, Чимин. — Привет, Юнги. — Что случилось? — Юнги не может притвориться спокойным, его слова наполнены тревогой. Чимин тихо что-то напевает, не открывая рот. — Я послушал твою последнюю песню. — Догадываюсь. — Она чудесная. Чем-то похожа на предыдущую? Не твой обычный стиль, но всё равно красиво. — Спасибо. — Ты… можешь просто быть собой. — Что? Юнги наконец смотрит на Чимина. На Чимина, который улыбается, встаёт и протягивает Юнги руку. Помогает Юнги встать на ноги, пока тот пытается понять слова Чимина. — Ты можешь просто быть собой, и я пойму, — Чимин замолкает, отворачиваясь. Его смущение помогает Юнги забыть о своём. — И я… И я смогу… Ты можешь быть собой, и я буду любить тебя. — Ох. — Я ведь не, эм… не понял это ужасно неправильно? — Нет, нет, ты… Это… Ты всё правильно понял.***
Не считая вопросов о том, что тексты в последних песнях изменились, большинство комментариев положительные. Юнги не листает их так долго, как обычно, прежде чем прочитать сообщения. Они… такие, как он и ожидал. Поддержка и немного подшучиваний. Которых становится больше, когда Юнги рассказывает, что произошло после выхода песни.***
Идёт дождь, когда Юнги выходит из круглосуточного магазина. Дождь должен скоро закончиться, но пока не похоже, чтобы он собирался сдаваться. На улице холодно — достаточно холодно, чтобы горячий кофе не мог с этим справиться. Юнги стоит на пороге магазина под навесом, закрытый зонт висит на руке. Юнги сильнее закутывается в куртку и поворачивается в сторону, откуда должен появиться Чимин. На несколько минут позже, чем обычно, Чимин подбегает к нему и прячется под навес, закрывая зонт. — Привет! — Привет, — отвечает Юнги. — Прости, нужно было поговорить с преподавателем. — Ничего страшного, — Юнги протягивает руку, чтобы взять у Чимина зонт. Чимин тихо благодарит его и заходит в магазин. Юнги поворачивается, наблюдая, как Чимин берёт кофе и идёт к кассе. Когда Чимин разворачивается, чтобы уйти, кассирша взглядом встречается с Юнги и улыбается так понимающе, что Юнги отворачивается от неё. Чимин забирает свой зонт, когда выходит из магазина, и открывает его, ступая под дождь. Юнги делает шаг вперёд, и Чимин тут же затягивает его под зонт, не давая Юнги открыть свой. — Давай пойдём вместе. — Мы это и собирались делать, — Юнги закатывает глаза, но подходит ближе. — Идёт дождь, — говорит Чимин. — А я и не заметил, — Чимин смеётся в ответ на сарказм Юнги. — Скоро лето. — Наконец-то, — Чимин вздыхает, дождь явно ему надоел. Юнги чувствует себя слишком влюблённым. — Мы должны чем-нибудь заняться. — Чем, например? — Я не знаю. Сходить на пляж? — Юнги бледнеет, и Чимин смеётся над ним. — Существует прикрытие для шрамов. Юнги знает, но он никогда не утруждал себя их покупкой. Шрамы достаточно просто спрятать и без них. Но он смотрит на Чимина — улыбающегося и кажущегося беззаботным, хоть Юнги и знает, как тот переживает, — и вздыхает. — Ладно, хорошо, я подумаю об этом. — Ты же буквально согласился. — Я не соглашался. — Соглашался! Ты любишь меня, ты сдашься. — Не используй эту силу во имя зла. — Я? Зло? Да никогда! — Как скажешь.***
Чуть больше года назад Юнги едва знал Чимина. Год назад они стали друзьями. Месяц назад они начали встречаться. Дождь прекращается через два дня. Слова «никто» и «я знаю» заживают к тому времени, когда Юнги смотрит на них. Они едва видны. Юнги оставляет красный зонт в углу и выходит из квартиры, чтобы пойти за прикрытием для шрамов вместе с Чимином.