Time to dance

Вы знаете ощущение, за секунду до того, как гильотина опускается на чью-то шею, пусть и происходит это на экране, в долю секунды - в фильме о средневековье? Холод пронизывает сердце ошеломляющим фактом неизбежности. Нет более равняющих весов, нет более единой монеты для короля и пастуха, для здорового или больного. Эта доля секунды связывает жизнь и смерть. Пустые глазницы всматриваются в маленькую жизнь, коса свисает с плеча. Денис всегда был ребенком, которого примечают все учителя, завучи, директора, родительский комитет, инспекторы по делам несовершеннолетних. Это тот самый мальчик, который идёт по коридору в школе или, когда мать забирает его из участка и ты понимаешь, что это не человек. Время исподволь замедляется, его ухмылка повергает в ужас и первобытный страх. Неизбежность. В глазах Денисенко - тлеет ад. Без чертей и кругов. Необъяснимый, неведомый, незримый ад. Однажды он сжёг муравейник. Однажды он подбросил зажженные петарды прямо на стоянке, где распивали водку таксисты. Однажды он в вагоне метро сделал растяжку. Однажды, однажды, однажды… И все это одним летом - тем самым летом, когда Федя познакомился с ним. Они вдвоем сидели на лавочке возле кабинета психолога. Было прохладно и ничего особенного не происходило, только разве что Саша заболел и остался дома. Федя болтал ногами и прислушивался к разговору взрослых - которые давно закончили обсуждать «новенького для этой школы Федю» и приступили к другому мальчику. Вдруг та тетя, которая предлагала нарисовать дерево, а потом семью - в панике начала выкрикивать, сначала сдержанно, а потом в голос. Невозможно было расслышать. Вдруг резкий укол в левой руке отрезвил мальчика. Федя смотрел на свою ладонь и переводил взгляд на другого мальчика. С годами он так и не понял, что было страшнее - то, что другой мальчик обжёг его лупой или то, как он после этого улыбался. Макаров перебирал в голове кунсткамеру того, что творил Денис. Признавать, что тот нравился вовсе не потому, что был красивым, сильным, а потому, что был монстром - было противно и больно. Они и друзьями то, дай Бог, никогда не были. Был только мальчик, который все прожигал и прожигал в Феде дыру. Дыра росла и превращалась в солнце. Солнце было не настоящее, как если бы человек любовался ядерным взрывом. Оно было искусственное и поддельное. Макаров просыпался от ощущения пепла внутри грудной клетки. И заверял себя, что девять месяцев - достаточно большой срок. Достаточно большой срок для чего? Ответ вертелся, на языке, но не желал настигать. Для того, чтобы не забывать, что мы имеем право на любовь. Что нужно бегать по утрам, заниматься спортом, питаться сбалансированно и правильно? Если и начинать новую жизнь, то не с выпускного точно. Вот он сидит в кабинке… ему полегчало от того, какая голова была пустой. Совершенно не желая показывать другим спектакль - "напившийся впервые девственник" он сидит и ждёт, пока перестанет кружиться голова. Вдруг дверь хлопает. В помещение врывается запах Дениса - не тот который Хуго босс, а другой последний с мятой. Щеколда тяжёлым засовом доходит до стены и у Феди екает в сердце. Денис просто так не оставит его. - Как ты… - высунувшегося Федю припечатывают к стене. Этой же кабинки туалета, где он позорно не смог проблеваться. Дверь со скрипом встаёт на место и немного болтается. В помещение долетают ласточками отголоски последних салютов и опять становится темно. Руки Дениса блуждают везде. - Я не... Удар не сильный, скорее неожиданный. Рука тянется, все кажется сюрреализмом, с обрывками «изнасилованных девочек» из «Пусть говорят» на российском телевидении. Федя пытается отстраниться ещё раз, но в нос, а далее прямо в солнечное сплетение - ухнув, внезапно поступает информация. Запах презерватива с фруктовой дрянью. Денис из ада медленно прижимается стояком и вдыхает у основания шеи. Далее происходит то, что было понятно ещё с самого начала. Пальцы притрагиваются к ремню. Федя ждет, как будто наблюдает со стороны. Ждёт, как знака божьего... от самого же себя – момента, когда оттолкнет Дениса, назовет чудовищем, уйдет от него. Этого не происходит, а осознание этого бьет сильнее кастета самого гомофобного гопника с района. Это тот момент, когда разочаровывается отец, когда вы не поступаете из-за одного сраного бала, когда ваш позор видит тот, кто вам нравится. Разочарование и свобода. Он шел к этому прямо по дороге вымощенной жёлтым кирпичом. Пальцы обхватывают его член и реальность дробится четверится и далее в прогрессии. Денис не выдает ни звука, только выдыхает резко, когда входит. Федя мычит в его ладонь и кончает. Мокрые полосы катятся по щекам после напряжения и разрядки. Он чувствует, как внутри себя сжимает Дениса и тот тоже замедляется, стонет в шею. Разумеется, все это всего лишь сон. Федя вовсе не изменщик. Он бы не позволил. Нет-нет-нет. Он бы порядочно расстался с человеком, которого не любит. Может быть постарался бы сблизиться с тем, кого все ещё любит. Он же хороший мальчик. Девять месяцев - достаточно большой срок, чтобы забыть его. Девять месяцев - бесконечно мало, чтобы спасти себя от своих же выбранных дорог.