The Golden horse - Special

      Скрип тормозов, пыль из-под колес и восторженные возгласы — это молодой прокурор по имени Чон Чонгук подъехал к зданию суда.       Красивый, словно из золота, массивный железный конь служит верой и правдой Чонгуку уже пять лет. Мастерство вождения байка росло не по дням, а по часам. За все спасибо прекрасному учителю Ким Тэхену. — Господин Чон, — встречает его у самой лестницы в здание главный секретарь. — Вам не кажется, что пора бы уже сменить вид транспорта?       Чонгук поудобнее укладывает под мышкой шлем и смотрит с удивлением на помощника. — С чего бы вдруг? — Нууу, как вам сказать, — мнется мужчина. — Все же вы находитесь на государственной службе, являетесь представителем закона и все такое… — А у нас где-то прописано, что служащие не могут ездить на мотоцикле? — улыбается Чонгук и входит в помещение. — Нет, но… — На нет и суда нет, — хлопает он по плечу секретаря и направляется к лифту.       По длинному коридору от вестибюля он шагает ровным, грозным шагом, позволяя звукам от тяжелых ботинок отбиваться о стены и привлекать внимание клиентов и коллег.       Кожаные черные штаны, черная в желтую полоску кожаная куртка; массивная защита на коленях и спине придают его образу грозный вид, который, как знают друзья, ни капельки не отражает настоящего Чон Чонгука.       Даже став частью байкерской тусовки, Чонгук не смог стать таким же, как Ким Тэхен.       Тот, несмотря на свой возраст, все так же ведет себя как подросток: дурачится, зависает с друзьями в логове «Гнедых», строит разные розыгрыши и вообще ведет себя словно это дитя во взрослом тридцатилетнем теле.       Чонгук же по-прежнему все тот же добрый, отзывчивый и в какой-то степени мягкий человек. Байк — это клятва. Клятва и подношение Тэхена своему любимому. Символ вечной любви, скрепляющий их сложные отношения. — Доброе утро, господин Чон, — встает по струнке смирно личный секретарь и приветственно кланяется. — Доброе утро, Сонхва, — улыбается подчиненной Чонгук. — Ваш костюм только-только привезли из химчистки. Он, как и всегда, висит в гардеробе. — Спасибо. Есть что-то срочное сегодня для меня? — Чонгук осторожно берет с ее стола кипу корреспонденции. — На сегодня у вас слушание по делу номер триста пятьдесят шесть, о финансовой афере компании N и двадцать пять, по делу о разделении имущества. — О, так у меня сегодня очень даже незагруженный день, — радуется Чон, входя в свой кабинет. — Принеси, пожалуйста, кофе. — Конечно, господин Чон, — Сонхва вновь кланяется.       Кабинет молодого прокурора не велик, но даже такого помещения было достаточно, чтобы сделать из него свое собственное небольшое рабочее логово.       Простой стол посередине у стены, высокий кожаный офисный стул, настольная лампа и кипа, просто гора, неразобранных бумаг, при взгляде на которые Чонгук разочарованно вздыхает. — Даже если и заседаний сегодня только два, бумаги эти за меня все равно никто не разберет.       И это вдвойне обидно, ведь за окном прекрасная погода, на сердце — прекрасное настроение, а на календаре отмечена красным долгожданная дата. Годовщина их отношений с Тэхеном.       Весна вообще для этих двоих является особенной порой. Здесь были и слезы, и крики, и истерики. Но все это было смыто теплым весенним дождем и пришедшим спокойствием в виде Тэхена и его предложением. Теперь, когда они действительно вместе, поменялось многое.       В частности, сильно изменились их отношения — они стали глубже, серьезнее, ответственнее. Тэхен следит за каждой минутой, проведенной вместе, а Чонгук — он следит за тем, чтобы вновь не загоняться из-за ерунды. Они всегда говорят, всегда общаются.       Спорят, ругаются, а затем — мирятся. Потому что только в разговоре каждый из них сможет донести ту самую главную мысль, что крутится вокруг, но никак не найдет своей точки назначения.       Кому мыть по утрам посуду после завтрака? Кому ходить за покупками после работы? Кому следить за бытовой химией и за туалетной бумагой в доме? Кому быть сверху, а кому снизу?       Вот, кстати, последний вопрос для Чонгука стоит особенно остро.       Так уж исторически сложилось, что сверху всегда был Тэхен. Эта наглая рожа просто категорически не соглашается быть снизу. Точнее, не соглашалась. Однако в ходе очередного разговора парочка пришла к вполне приемлемому (по мнению Тэхена) уговору.       Раз в год Чонгуку позволяется быть сверху. И только один раз в год он может делать со своим папочкой все, что захочет.       Как-то Чон хотел оспорить «право одной ночи», но лишь поплатился за это чуть позже дома. Не сказать, чтобы он был сильно против, но цель разговора была все же немного иная. — Сегодня нужно постараться закончить пораньше, — переодевшись и усевшись за стол, говорит себе Чон.       Сонхва то и дело приносит новые бумаги, напоминает про заседания, и когда Чонгук поднимает глаза на стоящие на столе часы, циферблат показывает восемь вечера. — Блять! — ругается Чон и, схватив все принадлежности, вылетает из кабинета. — Закрой мой кабинет, пожалуйста! — кричит на бегу секретарше Чон, а та лишь смеется в кулак. — Не переживайте, господин Чон!       Да как же тут не переживать? Такой день, такой вечер, а самое главное — такой парад возможностей, что открывается ему сегодня просто нельзя упускать!       Лифт едет предательски медленно, люди, словно вообще не спешат домой, тащатся как улитки. А еще — он не переоделся в свой байкерский костюм, а это значит, что придется ехать в служебном.       Ланью пробегая мимо охранника, Чонгук выскакивает на парковку, где замирает. А затем широко улыбается. — Ты что тут делаешь?! — радостно кричит он своему парню, когда тот поворачивает на него голову.       Вот он — его любимый, самый дорогой и невероятный Ким Тэхен. Все такой же красивый и до дрожи во всем теле прекрасный. Его волосы, что сегодня вьются непослушными кудрями, его глаза, в которых какой-то преступный и опасный блеск, его губы и эта его улыбка, похожая на звериный оскал.       Он все так же верен своей Ямахе и все так же великолепно смотрится верхом на ней. Но лучше всего он смотрится, конечно же, верхом на Чонгуке. Думая об этом, Чон жадно облизывается, и это не проходит мимо Тэхена. — Я знал, что ты, как обычно, засидишься допоздна и опоздаешь везде, — он медленно идет навстречу своему любимому, вышагивая грациозно, как модель — словно весь мир для него подиум. — И поэтому решил приехать за тобой.       Он протягивает ему запасной шлем. — А о шлеме ты тоже заранее подумал? — улыбается Чонгук. — Ну… — неоднозначно пожимает плечами Тэхен и отводит взгляд. — Все же я не первый день тебя знаю.       Он игриво похлопывает Чонгука по шлему, а затем по заднице, подталкивая к мотоциклу. Получив в ответ немой взгляд сквозь ветровое стекло, лишь широко улыбнулся своей непревзойденной квадратной улыбкой.

***

      Праздничный вечер проходит в их новенькой квартирке, которую они купили этой зимой. Просторная, двухкомнатная почти в центре Сеула, наполненная сегодня душистым ароматом цветов, что расставлены в гостиной и запахом чего-то вкусненького. — Что это так вкусно пахнет? — с восхищением спрашивает Чонгук, минуя кухню. — Ужин, — коротко отвечает Тэ, следуя за любимым. — Что-то готовил сам, что-то готовил…       Взгляд Тэхена падает на небольшую записку на столе, но подобрать ее не успевает. Чон хватает небольшой клочок бумаги и, улыбаясь во все тридцать два, зачитывает вслух. — «Дорогие Тэхен и Гукки, поздравляем вас с этим замечательным днем. Оставайтесь такой же прекрасной парой, любите друг друга и цените. Пусть в вашем доме всегда будет тепло и светло так же, как светло в ваших ярких сердцах. Юнги и Чимин. Постскриптум. Тэхен, мне пришлось всю твою стряпню выкинуть, прости. Это дерьмо было абсолютно несъедобным…», — на этой фразе он поднимает глаза-щелочки на своего парня и смеется уже во весь голос. — «… Юнги-щи. Постпостскриптум. Гукки, мне пришлось переделывать все за Юнги, поэтому все теперь точно съедобно! Чимин».       Чонгук хохочет во весь голос, а Тэхен лишь хмурит брови и медленно переодевается в уютный домашний костюм. — Эй-эй! — завидев это, воскликнул Чонгук. — Ты чего это делаешь? — Переодеваюсь, — застыв с одной штаниной в руке, ответил Тэхен. — Это я вижу, — хитро заулыбался младший. — Но не в то ты переодеваешься.       На это Ким лишь поднимает в удивлении брови, но все же покорно ждет, пока Чонгук не приносит ему что-то в подарочной обертке. — На! Надевай. — Что это? — Тэхен недоверчиво смотрит на подарок. — Ты слишком довольный… Меня это пугает. — Это мой подарок тебе. Только ты должен надеть только то, что тут. Больше ничего из своего гардероба.       Тэ бросает недоверчивый взгляд исподлобья, но все же удаляется в спальню. Чонгук же снимает пиджак и усаживается за стол, готовясь к чему-то, что ему однозначно понравится, а вот… — Это, блядь, что еще такое?! — кричит гневно Тэ из комнаты. — «Право одной ночи», любимый! Помнишь? — довольно отвечает Чон. — Бля, — уже тише.       Чонгук поворачивает голову в сторону двери тогда, когда явно не очень довольный Тэхен выходит из комнаты. Но, что бы там ни думал Тэ, а вот младший доволен до щенячьего писка. — А я еще думаю, чего Сокджин-хен так улыбался вчера, когда я к нему заезжал, — бубнит тот, застегивая верхнюю пуговицу. — Вообще, дарить мне мой же школьный костюм из средней школы… — Нормально, — обрывает его Чон и встает перед ним. — Я никогда не видел тебя в классической школьной форме, — он осторожно поправляет ему воротник-стойку, — поэтому, решил, что сегодня твоим папочкой побуду я.       Ким изогнул скептично бровь, но все же заискивающе улыбнулся. — Ну, посмотрим, — он приблизился к самому уху, — папочка.       Шепотом, возбуждающим и пронзающим до самых кончиков пальцев. Затем он отошел и спокойно сел на стул рядом.       Тихий ужин, вкусное красное вино и разговоры о прошлом. О школе Тэхена, о его друзьях и приключениях. О том, что, кажется, он уже рассказывал, но то, о чем Чонгук готов слушать бесконечно долго и бесконечно часто. Прошлое Тэ — это то самое сокровище, которое он хранит глубоко в сердце и мало кому показывает. И Чон благодарен, он счастлив, ведь теперь это и его сокровище тоже. А Тэхен — самая дорогая его изюминка. — Блин, — ворчит Тэхен, в который раз поправляя воротник. — Я уже сто лет как вырос из этого барахла. — Тесно? — хихикает Чонгук. — Немного… — расстегивает верхнюю пуговицу старший. — Быть может, — Чонгук наконец встает из-за стола и обходит парня со спины. — Мне стоит раздеть своего мальчика?       Говорить такие грязные вещи оказывается не так-то просто, и он смущается, краснея кончиками ушей. А Тэхен чувствует это и хитро улыбается, откидывая голову и заглядывая на младшего снизу вверх. — Пожалуйста, — наигранно по-детски, отвечает Тэ. — Раздень меня, папочка.       В полумраке, где комнату освещает лишь один ночной торшер, фигура Тэхена выглядит преступно красивой: весь обтянут в черное, до треска ниток на заднице, до треска ткани на плечах. Весь этот костюм сидит на нем, словно вторая кожа, идеально подчеркивая каждый изгиб, каждую деталь тела.       Широкие бедра, крупные ляжки; из-под кипельно белой рубашки виднеются скромные кубики пресса, а из-под воротничка — золотые ключицы. — Ммм… — любопытно выдыхает Чонгук, сжимая в руках крепкие ягодицы. — Ты решил не надевать белья?       Тэхен обнимает за плечи парня и жмется ближе. — А должен был? — полушепотом интересуется он, а затем упирается в бедро возбужденным членом.       На это Тэхен громко сглатывает и сильнее сжимает в руках упругую задницу. — Все хорошие мальчики должны носить белье, Тэхен-и, — низко отвечает Чон и усаживается на мягкое кресло посреди комнаты. — За такой поступок я должен наказать своего мальчика. — Наказать? — заигрывающе повторяет вопрос Тэ и медленно, одну за другой, расстегивает пуговицы на белой рубашке. — Да, мой мальчик, — отвечает Чонгук и хлопает по колену. — Присаживайся.       Расстегнув последнюю пуговицу, Ким медленно садится на колено Чонгука и обхватывает того за шею. — И как ты будешь меня наказывать… — он прикусывает мочку уха, — папочка.       Чонгук чувствует, как внутри разгорается что-то похожее на проснувшийся вулкан. Он громко шлепает старшего по заднице, а затем смотрит в удивленное лицо. — Дерзишь? — от такого своего тона Чонгук и сам пугается, а вот Тэхен, кажется, становится куда более довольным. Не ожидал.       Чонгук медленно снимает со старшего рубашку, оставляя того в одних лишь брюках. Он медленно целует Тэхена в шею, скользит кончиком языка по острым ключицам, по яремной венке и прикусывает кожу за ухом.       Он слизывает каждый сантиметр кожи, стараясь насладиться этим приятным вкусом легкой горечи одеколона и пота.       Его парень пахнет вкусно, его парень пахнет так ахуенно, что голова идет кругом, а руки сами блуждают по подтянутому телу, спускаются ниже.       Младший укладывает руку на бедро Тэхена и ведет выше, туда, где колом стоящий член заставляет брюки натягиваться до пугающих размеров. Он чувствует сквозь ткань жар и пульсирующее напряжение. — Мммм, — тянет Тэхен, когда Чонгук рукой обхватывает возбуждение и начинает слегка поглаживать. — Нравится? — шепчет куда-то в шею Чон. — Д-да, папочка, — ерзает на колене Тэхен, сильнее обхватывая того за шею. — Вставай, — тихо просит Чон и помогает выпрямиться. — Раздевайся.       Ким с легкой ноткой смущения тянет пальцы к пуговице брюк, медленно расстегивает их и тянет вниз. А у Чонгука дыхание спирает.       Как бы он не притворялся «папочкой», его настоящий папочка выглядит действительно превосходно. Высокий, крепкий и такой мужественный. Несмотря на наигранное смущение, он все так же уверен в себе, все так же прекрасен и готов продемонстрировать своему мальчику всего себя.       От аккуратных линий паха, что ведут к красивому стоящему члену, до каждого мускула, что сейчас находятся в неприличном напряжении.       Тэ ведет рукой по груди, ниже, касается члена и обхватывает его аккуратно. Он чуть надавливает, показывая розовую головку и тихо постанывает: — Папочка… — он вновь ведет рукой вверх и вниз. — Папочка… Возьми меня.       Чонгук сам не замечает, как обхватывает за ягодицы старшего и подтягивает к себе.       Чон сосал своему парню сотню раз, но почему-то сегодняшний минет ему кажется восхитительнее всех предыдущих.       Рука Тэхена уверенно ложится на густые волосы младшего, а бедра медленно подаются вперед, позволяя сосать размеренно, ласково.       Чонгук же вбирает головку, а затем облизывает ее, лаская уздечку кончиком языка. Он обхватывает горячими губами толстый ствол и вбирает почти до самых яичек, чтобы вырвать из своего любимого громкий рык. — Аргх… дааа, папочка, — он гладит Чонгука по волосам, пока тот вбирает горячий член все быстрее и быстрее.       Спустя пару секунд Тэхен отстраняется, тяжело дыша. — Папочка не хочет раздеться? — а у Чонгука черные пятна перед глазами, потому что хочется Тэхена до безумия, до звериного раздирает то чувство, что называется похотью.       Чон расстегивает ширинку и позволяет члену показаться наружу. Тэхен же, не снимая брюк со своего парня, надевает на него презерватив и медленно раскатывает по всему основанию. — Мой малыш подготовился? — старается сохранять спокойствие Чон, правда, кажется, выходит из рук вон плохо. — А как же, — облизывается Ким, обильно смазывая член лубрикантом. — Я помню, насколько это важно для моего папочки.       Тэхен скользит смазанными пальцами внутрь себя и вытягивает оттуда анальную пробку, а затем ловит взгляд полный удивления. — Папочке еще многому нужно научиться, да? — издевается «малыш». — Не волнуйся, я научу.       На последнем слове Тэхен медленно садится на член своего парня и тяжело выдыхает.       Он седлает бедра осторожно, и Чонгук не торопит его, позволяя привыкнуть к размерам. Ведь сколько бы Тэхен не называл его малышом, член у него от этого меньше не становился. — Ах, — выдыхает Тэ, — у папочки такой большой…       Чонгук посильнее обхватывает Тэхена за ребра, помогая насаживаться. — Мой малыш не рад? — натужно спрашивает Чон, силясь не сорваться и не начать трахать Кима, как обезумевший. — Н-нравится, — отвечает Тэхен, крепче впиваясь ногтями в плечо парня.       Он насаживается уже увереннее, седлая Чона быстрее. Он двигает бедрами чуть вперед, позволяя головке члена тереться о грубую ткань чонгуковой рубашки. — Мммм, да, папочка, да… — входит во вкус старший, трахая Чонгука уже увереннее. — Вот так…       Чонгук чуть приподнимает Тэ за бедра, позволяя себе трахать старшего самому. Он входит уже легко, быстро и страстно, чувствуя, как достает до простаты. Это чувствует он сам, он видит это по бровям Тэхена, что спустились к переносице.       Лицо, полное наслаждения и какой-то непонятной боли… — Еще, — просит Тэхен, припадая к губам Чонгука. — Трахай меня, папочка… Еще… Ахпмф…       Он вбирает в себя язык Чона, сильнее засасывая и терзая губы.       Ким тяжело дышит, царапает кожу на плечах и прижимается все ближе и сильнее. Жар его тела, жар его дыхания пробирают до костей. Его сладкий и низкий голос заставляет младшего ускорить свой темп, трахая так, как никогда прежде. — Ааах, — откидывает голову Тэ, когда кончает прямо на рубашку своего парня.       Чонгук же чувствует, как еще спустя пару секунд и жестких движений внутри Тэхена он изливается следом. Ким бросает голову на плечо парня и обессиленно выдыхает: — Возможно, мне стоит расширить твои возможности и права ночи… — В смысле? — запыхавшись, стараясь восстановить дыхание, уточняет Чонгук. — Пусть это будет право… — Тэхен выпрямляется и заглядывает в любимые глаза. — Трех ночей… Или четырех?       Он закусывает нижнюю губу и тут же оказывается прижат к груди. — Может, мы просто не будем считать эти ночи? — радостно спрашивает Чонгук. — Может, ты не будешь наглеть? — возвращает свой прежний голос и напористость Тэхен.       Чонгук чувствует, как Тэхен поднимается с его колен. — Мне, конечно, нравится, когда ты играешь во взрослого папочку, но вот трахать тебя, как своего малыша, мне все еще нравится больше.       Старший игриво подмигивает и направляется в сторону комнаты. Чон же продолжает сидеть в кресле, приводя свой сердечный ритм в порядок. — Папочка не желает ли получить продолжения? — слышится из комнаты.       И Чон тут же подскакивает с кресла, расстегивая на ходу рубашку. — Буду отвоевывать расширение своих прав, малыш!