***
Иноске невольно подметил, что большого ажиотажа пропажа школьницы не вызвала. Родных, как оказалось, у неё не было, и никто не порывался её поискать. Круглая сирота. Разве так бывает? Оказывается, бывает. А так называемые друзья… Без стараний, это малоприятное дело, руководство школы, постарались замять и задвинуть в тень. Не обошлось и без вездесущих рук его «отца», понимал Иноске. У них неплохо получалось. Об этом происшествии коротко упомянули в утренних новостях, школьников без особых стараний допросили и по периметру района расклеили пару листовок с её лицом и скудной информацией… Отчитались, словно отвели душу: сделали все что смогли, простите. И быстро её перевели в раздел: «Пропавших без вести». Нужно забыть бы об этом глупом случае, но пустая парта перед носом Иноске выводила из себя, заставляя что-то внутри него болезненно надрываться. Удрученный Иноске с трудом, но признался самому себе, что за один день та идиотка все же запала ему в душу и выдрала своими словами его загноенную рану в душе. Рана теперь кровоточит, зияя воспаленными мертвыми краями. А перед глазами все еще стоит её дурацкая заколка-бабочка. Прошла всего лишь неделя. «Вряд ли она еще жива, » — успокаивал самого себя Иноске, вспоминая пустующую парту. — «Доума слишком жаден и малодушен! Ему нравится забирать все то, что сближается со мной. Будь то животное или человек!». И чувствует между лопаток его голодный взгляд. Он открывает дверь в пентхаус и взгляд цепляется за пару черных мужских туфлей, аккуратно снятые у входа. Иноске замирает на секунды, а после швыряет свой портфель на пол, с грохотом захлопывая за собой дверь. Видеть его самодовольное лицо, Иноске не горел желанием. Он не смог заснуть в тот вечер. Он сидел на заправленной постели, в полумраке, сжимая свою локти пальцами, чтобы не развалиться на части там. Он просто должен сделать вид что все нормально. Но с каждым разом это спокойствие дается ему все тяжелее и тяжелее. В память врезаются воспоминания их последнего разговора, на следующий вечер после пропажи одноклассницы. — Это твоих рук дело? — Иноске набирается храбрости увидев отца у книжных полок. Сказывается всю: ночь без сна, терзающие сомнения и злость на себя затмевают на мгновения страх. — И зачем? Всю школу протрясли допросами! И меня, как последнего контактировавшего, в первую очередь! Не боишься, что доберутся до тебя и твоих уродов? — Ну, сынок, не будь так резок. С денег и влияния этих уродов ты живешь сейчас, получаешь образование. У тебя есть еда, крыша над головой и вполне неплохие перспективы в будущем, — Доума загибает пальцы. — В конце концов, и твоя мать, была одной из моих последователей. И что же это получается, что она тоже, урод? — Не смей говорить так! Иноске кидается на мужчину с кулаками, но все его удары не достигают цели. Мальчишка упорствует, он силен и ловок, но этого оказывается недостаточно. Доума ловко блокирует удары, а после и вовсе откидывает его в сторону одним мощным ударом ноги. Иноске впечатывается спиной об угол дивана и даже сквозь стиснутые зубы, он не может сдержать стон боли. Доума — не человек. Он настоящее чудовище! Иноске все еще слишком слаб перед ним. — Неблагодарная свинья! — Мужчина нависает над ним, сложив руки на груди. В нем нет фальши: лишь искреннее презрение и ненависть. Иноске сжимает кулаки, прожигая взглядом нависшего отца. Мужчина откидывает его на лопатки и упирается пяткой в солнечное сплетение. Иноске кряхтит от боли. — Я терплю тебя лишь потому, что любил твою мать и обещал ей позаботиться о тебе! Выродку, из-за которого она и умерла! А ты вот так решил мне отплатить? Иноске рванулся, но Доума впечатал его в пол, выдавив из грудной клетки кислород. Он беспомощно открывал рот, как рыба, не в силах вдохнуть. Он бледнел, перед глазами начали летать мушки. Последнее что увидел мальчишка, как мужчина убрал с него руку и тяжко вздохнув, склонился над ним, подхватывая под голову и поднимая с пола. Иноске проснулся на следующее утро полностью разбитым. С трудом собрался и отправился в школу, громко переругиваясь с остряком Гюнтаро. Отец не возвращался домой до сегодняшнего вечера. Иноске догадывался, что он весь погрузился в процесс устранения последствий и был рад его проблемам. Так ему и надо, путь это хваленная справедливость восторжествует! Видеть его не хотелось совсем. — О, ты уже вернулся, сынок! — С кухни выглянул довольный Доума, в домашней одежде, поверх которого надет серый кухонный фартук. Такой же как и всегда: до тошноты лживый и жизнерадостный. — Как раз вовремя, у нас гости! Сам префект решил заглянуть к нам на ужин, разве это не чудесно, Иноске? Проходи скорее и поприветствуй нашего уважаемого гостя! Иноске пожевал губы. Уважаемый и любимый всеми префект, известный своей справедливостью… Неужели отец смог найти дорогу даже к нему? Чем он его подкупил? Деньги, девственницы или снова власть? Иноске захлестнула волна отвращения к этим людям: ужасно, как все это противно! Скривив свое лицо он прошел на кухню: он не будет скрывать своего отношения. Нет! Но Доума легонько щелкнул его по носу перед кухней, предупреждая. — Что, так устал с учебы? Тебе стоит сразу же идти отдыхать после ужина! Иноске замер: он едва отошел от его мощного удара. Черт! — Добрый вечер, господин Хемеджима! — Кисло выдавил из себя Иноске врываясь в кухню. За столом сидел огромный мускулистый мужчина в деловом костюме. Иноске хотел что-то добавить еще, но осекся, увидев обращенные к нему белесые, стеклянные глаза, похожие на диск луны. Это выглядело отвратительно и отталкивающе. Префект оказался слепым. Это сбило мальчишку с толку. — Ваши глаза! — Иноске отступил на шаг, тыкая пальцем в мужчину. — О, черт! — Простите эту бестолочь. Что у него на уме, то у него на языке! — Доума дает знатную затрещину сыну и отправляет в комнату. Он наказан. А Иноске рад свалить куда подальше от этого молчаливого и тяжелого общества. Запираясь в комнате, он падает в постель. «Даже если сам префект на их стороне, что уж говорить…» Он закрывает глаза и в этой тьме вспыхивает образ глупой одноклассницы. — … Друзья? И не сразу соображает, что голос надоеды звучит не в воспоминаниях. Он подскакивает как ужаленный: в полумраке комнаты он не сразу замечает хрупкую одинокую фигуру у не зашторенного окна. Он видит силуэт идиотской заколки в волосах. Шинобу Кочо. — Ты ведь уже сдохла, — выцеживает Иноске, наблюдая за фигурой у окна. Девушка хихикнула, прикрывшись ладошкой. И медленным шагом двинулась к нему. — Отец выбрал тебя. Прости, ты просто мираж, продукт моего воспаленного сознания, — бормочет Иноске, — А все потому что ты навязалась мне в друзья! — Так значит, ты все же принял меня как друга? — Охнула девушка, оказавшись перед ним и ласково заглядывая в глаза. — Я так тронута, Иноске-кун! — Отвали от меня! — Вспыхивает Иноске, отползая на другую сторону своей кровати. Шинобу ложится следом. — Не могу. Ты мой друг и я всегда буду рядом с тобой.***