Что есть смерть? Что она из себя представляет?
Том Реддл — юнец, рожденный словно в руках смерти, но не заставший ее величия воочию. Приют святого Вула — место, наполненное добродетель, где у воспитанников искоренены все пороки, а воспитатели бесприкословно выполняют свою работу. Нет. Разумеется, это ложь. Том Реддл, рожденный в этом месте, но лишенный матери уже узнал, да что уж там говорить, испытал на своей шкуре все прелести сиротской жизни. Нет, он не чувствовал тоски, так как он не чувствовал абсолютно ничего. Ничего, кроме ненависти. Марта, которая предоставляла помощь воспитателям и сама фактически являлась одной из них, периодически прикладывалась к бутылке, в следствии чего дети часто лишались приемов пищи. Дети тоже были не пальцем деланные, но лить слезы удел Софии, либо же любого из банды Билла и Марка. Именно эти дети остались полностью безнаказанными после худшего для Реддла унижения — драки, а более того и поощренные Мартой за искоренение дьявольщины. Том умеет держать эмоции под контролем, но не физическую боль. В тот день Марволо поставил галку в мыслях, которая служила напоминанием о том, что это был последний раз, когда он был беспомощен. Прошло уже три года с того момента, а его приз до сих пор отдает пряным вкусом мести. Кулон тетки сопливой Софии был хорош, но еще лучше он смотрелся в его шкатулке, где хранились его награды за слезы каждого, кто посмел счесть его жалким. Сейчас же мальчик имел пугающее и ужасающее для каждого амплуа, которое возымело-таки эффект на малолетках. Какие только слухи не распускали про него сплетницы, а в особенности часто перемывали ему кости за ситуацию со змеей. Того пацана лет пятнадцати, имевшего понтовое прозвище Гром, по его собственным наивным преположениям, укусила змея, выползшая из рукава Реддла, когда упомянутый первым юнец положил глаз, а затем и руки на его обед. Разумеется, они обладали здравым смыслом и инстинктом самосохранения, и потому, когда Том появлялся в столовой, коридоре и прочих местах общественного пользования детьми, наверняка пропахших до самого фундамента плесенью и сыростью, если, конечно, хоть что-то от него стоит на своем законном месте, то благоразумно молчали, бросая презрительные и боязливые взгляды, или же игнорировали его существование. Вполне вероятно, что убитый Марволо путем подвешивания кролик под стропилами тоже сыграл свою роль, ведь эта тетка Миссис Коулсон неспроста косо поглядывала в его сторону. Про вызовы неких «врачей» и говорить не стоит, но ни один из них не посмел осмотреть его после пары минут возле его койки. Также с обидчиками Тома что-либо случалось, будь то вдруг упавший шкаф по «чистой случайности», сгоревшая одежда, ну, или же чудесным образом змея под подушкой, которая оказалась там явно не для объятий. Том был не так уж прост, как может заметить случайный взрослый человек. Сам же Марволо считал себя особенным. У него в мыслях периодически проскальзывали риторические вопросы, где его семья. Про мать и говорить нечего, ведь все, что он подслушал из сплетен воспитателей так это то, что она умерла сразу после рождения Реддла. Ничего не стоит людская жизнь для некой смерти, говорили между собой они. Значит, она была слабой, — рассуждал Марволо в мыслях. Но где же его отец? Ему наплевать. Если ему наплевать на Тома, то он тоже должен умереть. Он недостоин быть. Но что вообще значит быть? И что есть смерть? Подобные вопросы не покидали такой лакомый кусочек, как озлобленное существо, они сеяли сомнения и смуту, порождая нечто ужасное, что у людей принято называть уродами.***
Самое, что есть обыкновенное хмурое утро в одном из обшорпанных и бедных районов Англии. Ничем не примечательный приютский двор, в котором воспитанники, словно заключенные, коротают часы, дни, годы. Но все же было кое-что необычное, что выделялось в этом сером дне: мужчина лет пятидесяти, который был материализован прямо посреди улицы. Никто не обратил на него внимание, поскольку обращать его было некому до такой степени, что не хватало только перекати-поле, вы знаете, как в мексиканских фильмах. К слову Реддл не был удостоен чести посмотреть даже жалких новостей. Вновь народные восстания, недовольства властями, преступные группировки и прочие события, в курсе которых Том был благодаря длинному и бескостному языку пьяницы Марты. Мужчина держал курс прямиком к невысокому двухэтажному зданию, на окнах которого были решетки, возрастом явно не младше его самого. Внутри здание выглядело не лучше, если не хуже. За столом дежурного наблюдателя сидела женщина, положив голову на сложенные руки. — Добрый день, уважаемая, — со сквозящими в тоне приветствия нотками презрения произнес Профессор. Вернее, Альбус Персиваль Вулфрик Брайн Дамблдор. Так вернее, ведь с самомнением у этого мага было все более, чем в порядке. — Кто вы и з-сачем пож-шаловали? — беспардонно проигнорировав приветствие ответила женщина, с характерным для похмелья запахом изо рта и заплетающимся языком. — Понимаете ли, дело в том, что один из ваших воспитанников записан ныне мертвыми родителями в специальную школу, и я обязан обсудить данный вопрос. — Профессор трансфигурации говорил со спокойствием и доброжелательно, но только дурак не заметил бы, что отказа старик не потерпит. — Пог-дждите, позову м-сис Коулсон. — с трудом двигая языком для произношения этих слов, она удалилась, попутно опираясь о стену. Альбус не успел подумать о предстоящей встрече с будущим студентом, как явилась та женщина с похмельем и приземистая миссис Коулсон. — Здравствуйте, Альбус, если не ошибаюсь? Мы же с вами сегодня переговаривались по телефону, не так ли? — чуть растягивая слова, она смерила мужчину явно оценивающим взглядом. — Все верно. Меня, как повторюсь, интересует один воспитанник, а именно некий Том Марволо Реддл. — К слову, для Альбуса второе имя мальчика было довольно неожиданно, так как судя по имени и фамилии он, очевидно, грязнокровый. Очередная посредственность в школе чародейства и волшебства, но отказаться от того, чтобы зачислить в учебное заведение они не имеют права. Магическую кровь, даже не особо чистую, нужно беречь. Тем более если учесть, что Альбус решил начать создание образа мага, которого абсолютно не интересует статус и кровь, иначе поста Главы Визенгамота ему не видать. Снова ложь. Не только простые люди грешат с этим, но даже великие маги, которые ведут войну с самим Геллертом Грин-де-Вальдом склонны ко лжи. — мистер Дамхндор, вы точно его заберете? — с недоверием и, вполне очевидным сомнением поинтересовалась она, параллельно исковеркав фамилию профессора. Получив скупой кивок в ответ, она решила продолжить, — не подумайте обо мне скверных вещей, но этот мальчик абсолютно ненормальный. Он никогда не плакал, даже будучи младенцем, сейчас же он жесток, совершает жуткие вещи, а прошлым летом он увел Бог ведает куда двоих детей, которые вернулись иными. Они смотрели потерянным взглядом на все, твердели одну и ту же фразу… Если монстры и существуют, то он — наверняка один из них. — Благодарю за прекрасное резюме для воспитанника, но я предпочту все-таки побеседовать с ним лично. — Несмотря на то, что в нем явно возрастал интерес к этому юнцу, он уже предвидел его убеждение проблематичным. — Как знаете, но могу сказать сразу, что он не подпускал к себе ни целителей, ни воспитателей, никого иного. Преподаватель трансфигурации в раздумьях ступал по коридору, передвигаясь вместе с полноватой миссис Коулсон, который своим внешним видом вызывал ассоциацию лишь с туалетной плиткой, да и запах был характерным. Ему потребуется уделить целый день на ребенка, который мало того, что нечистых кровей, так еще и малолетний социопат. Если пройти чуть дальше, то можно заметить неприметную дверь, которая расположилась с левой стороны в конце, которая едва ли заметна во время ходьбы по мрачному коридору, будто мутно освещенным странным зеленоватым оттенком. Альбус подошел к двери вплотную, но он не обратил ни малейшего внимания на черно-белую фотографию, которая была чуть задвинута за дверную ручку, поскольку воспитатель уже открыла входную дверь. Взору вошедшего Дамлдора представилась следующая картина: скудно обставленная комната все с тем же противным освещением; окно, обрамленное с обратной стороны решеткой, по которому нещадно барабанил дождь, довольно резко переходящий в ливень, а на подоконнике цвета слоновой кости лежали камни, один из которых был гладким и, как показалось Дамблдору, их было семь или около того. Из мебели в комнате был лишь древний шкаф, возраст которого наверняка приравнивался к возрасту этого здания, а также две металлические кровати, но про них нечего и говорить. Но больше всего вошедший мог был ощутить напряжение не от обставленной бедно комнатушки, а от сироты, что восседал на одной из кроватей с таким видом, будто вот-вот набросится, стоит только профессору открыть рот. Но пожирать глазами Тому, как помнил Альбус, быстро надоело. — Что вам надо? она снова хочет чтобы меня осмотрели? Я не псих и не поеду в ваш сумашедший дом! убирайтесь. — маниакальный блеск в глазах не предвещал ничего хорошего. — Я такой же как и ты, Том, я тоже особенный. ты волшебник, а я — профессор школы чародейства и волшебства Хогвартс, а наша школа вовсе не сумашедший дом. Ты наверняка замечал за собой, что ты умеешь делать то, чего не могут другие? — заняв кровать напротив Реддла ответил профессор, благоразумно проигнорировав тот факт, что его собеседник был весьма резок и груб. — Вы — лжец. Я вам не верю, — уже червь сомнения пробирался к яблочку, медленно проползая ранее невозможное расстояние, — Докажите. Без единой выраженной на лице эмоции он невербально поджег шкаф. Червь уже добрался до плода, проползая внутрь — Марволо был убежден, что старик не лжет, но с чего вдруг он стал нужен только в данный момент? Но теперь он был убежден в том, что его не держат за придурка. Червь сомнения был откинут в сторону, но не уничтожен — всегда надо быть на стороже, а «смерть» этого порой очень ценного «существа» была бы некстати. Пусть и довольно спорно было бы утверждать, что это и есть смерть, но в данном случае, при потере контроля его бы просто размазало подсознание, ведь люди наивно жаждут поверить в сказку, но правда тяжеленной лавиной окатит таких персон, ведь ее не существует. Сейчас же Том испытал желание рассказать будущему профессору о его особенностях, ведь это будет ненавязчивой презентацией своих способностей. — Я могу двигать предметы не касаясь к ним; могу сделать больно тому, кто жесток со мной; животные подчиняются мне без всякой дрессировки, а еще я понимаю змей и они шепчутся со мной. — с самоуверенными нотками, разумеется, насколько это в принципе может быть у одиннадцатилетнего сироты, проговорил Реддл, сейчас уже в полной мере осознавая свою особенность и отличие от идиотов в приюте, которые считали его ненормальным. Сам Реддл никогда так не считал, но получить внегласное подтверждение этому от якобы будущего профессора было удивительно нужным. Задумчивый взгляд сверкающих синих глаз стал для Тома ответом, что он вызвал интерес, за что Марволо мысленно похвалил себя, но старался не забыть, что разговаривает с незнакомцем, поджегшим его шкаф. — Из твоего шкафа что-то просится наружу, Том, — сверкнув глазами из-под очков половинок промолвил Дамблдор, далеко неделикатно пытаясь увести тему в другое русло, параллельно проследив за передвижениями мальчика с темными, чуть вьющимися волосами, — в Хогвартсе не терпят воровства.***