Ты повзрослел. И поумнел. И погрустнел. Обычная лестница из трех ступенек.
***
Здорово быть взрослым, когда никого можно не слушать, кроме себя самого. Здорово быть взрослым, когда только ты несёшь ответственность за свои поступки, а поэтому тебе никто не будет говорить: «Так делать нельзя», «Этим не балуются», «Сейчас в угол встанешь» и так далее. Ты сам распоряжаешься своими деньгами и можешь их все потратить на игру или футболку, о которых так долго мечтал. Это уже только твои проблемы. Но все прелести взрослой жизни исчезают тогда, когда звенит противный и громкий будильник, вырывая сознание из снов о прекрасном будущем. Тихий мат срывается с губ, пока глаза привыкают уже к дневному свету, пусть и не такому яркому как в остальные времена года. Рука сама тянется к тумбочке, просто скидывая ненавистный предмет на пол — он летал так много раз, ему не привыкать. Сонный, раздражённый и очень растрёпанный парень поднимается с кровати, потягиваясь и громко зевая — настолько громко, что будит мирно сопящего белого кота. Он лениво идёт к окну и раскрывает шторы, что делает позже и с ним самим. Холодный и влажный воздух бьёт в лицо, заставляя окончательно проснуться и понять, что вот здесь и сейчас ты находишься в городе возможностей, в городе мудрости, в городе своей мечты — Лондоне. Как истинный британский джентльмен китайского происхождения, шатен пьёт крепкий чёрный чай в своей маленькой, но уютной кухне, которой вполне хватает для него. С самого пробуждения было странное ощущение того, что он что-то забыл... А это значило лишь одно — он и вправду не помнил о чём-то. Это подтвердил звонок от его такого любимого и в то же время ненавистного друга по имени Марк. Молодой человек обречённо вздохнул и нехотя нажал на кнопку принятия вызова. — Алло? — спросил юноша низким и всё ещё хриплым после сна голосом. — Фу, Лукас, давай без пошлостей, — послышался недовольный возглас на том конце. — Тебя вообще где носит, несчастье ушастое. Сколько ждать можно? Я не хочу получить пизды за очередное опоздание или пропуск. — Ты о чём? Сегодня же понедельник, нам к... Аж к третьей паре, — послышался тяжёлый вдох, а затем угнетающая тишина. — А-алло? — Вон Юкхэй, ты полнейший идиот! Какой к чёрту понедельник?! Сегодня среда! Сре-да! — Физика... — испуганно произносит, уже не слыша своего однокурсника, а после и вовсе вешая трубку. Никто не любит физику. Особенно, когда эта физика три раза в неделю. Особенно, когда эта физика три раза в неделю в университете бизнеса и финансов, где она к чёрту никому не сдалась. Вон пытается успокоиться и быстро вскакивает со стула, пытаясь найти свою одежду, которая разбросана в разных концах квартиры.***
Двор встречает пустотой и осенним унынием. Лишь несколько разноцветных листочков, оторванных от родной ветви, кружат в воздухе, приковывая взор. А ведь это явление — чистая физика, которую так никто не любит. Юноша быстро преодолевает расстояние до ступеней и буквально взлетает по ним, врываясь в здание и блуждая в поисках нужной лестницы на нужный этаж. Тяжёлой рукой альфа робко постучал в дверь, а после вошёл. Не заметив преподавателя на своём месте, он шмыгнул на своё место, облегчённо выдыхая и плюхаясь рядом с раздражённым Марком. Выслушав гневную тираду, несколько грязных ругательств в свою сторону, китаец вдруг задался очень важным вопросом. — А где миссис Эйбрамсон? — удивлённо хлопая глазами, обратился Лукас к пыхтящему другу. — Ушла на пенсию, — отмахнулся Ли, рассматривая сильную фигуру перед собой и тяжело вздыхая. Сложно быть влюблённым в того, кто тебя не замечает. — Хорош на него пялиться, — фыркает шатен, тыкая старшего в бок. — А с нами-то что? — Да отвали, — пихается, раздражённо рыча. — Сейчас новый преподаватель подойдёт. Успокойся и дай мне страдать по своему крашу. Так прошло ещё несколько минут ожидания, а после в двери аудитории вошло два человека. Один очень известный, которого уже знал здесь каждый — директор. Статный и уже не молодой альфа, но всё такой же строгий и довольно грозный. Вторая персона рядом с ним выглядела очень молодой и очень маленькой. Вон на всякий случай протёр глаза, хлопая удивлённо ресницами. Удивительно, но: первое — новый преподаватель был азиатской внешности, второе — это был омега, в чём парень уверен на все сто процентов, третье — выглядел он довольно привлекательно... Да, довольно привлекательно, но он уже ненавидел этого человека на подсознательным уровне. Почему? Всё очень просто. Он вёл физику.***
Новый преподаватель довольно быстро понравился абсолютно всем — как студентам, так и учительскому составу. Бён Бэкхён, а именно так его звали, мало того, что выглядел очень молодо даже в свои двадцать семь лет, сливаясь с молодёжью, ещё и был очень обаятельным, понимающим и умел шутить. Это всё полностью закрывало собой его требовательность и нетерпеливость в отношении учёбы, но не для Лукаса, нет. Он терпеть не может физику, а значит, что и терпеть не может этого корейца, на которого даже его неугомонный друг реагирует совершенно спокойно. Вот и сейчас он сидит на третьей паре физики за неделю совершенно никакой и дико раздражённый. Звучный голос профессора лишь давил на нервы, но сегодня, надо признаться, сам он выглядел особенно привлекательно и даже трогательно в этой огромной кофте, что явно не подходила ему по размеру. Не подходила по размеру... Вон вдруг нахмурился, переставая лежать на столе и выпрямляясь, чем напугал сидящего рядом Марка. «Альфа?» — пронеслось в голове юноши, и, несмотря на свою неприязнь к этому***
Выходные полны сюрпризов. Особенно когда один взбалмошный омега врывается в твою квартиру и радостно пищит, не употребляя в своей речи ни одного мата. Видимо, слишком счастлив. Лукас покорно заваривает чай, ловя в воздухе усилившийся аромат вишни, что означало приближение течки у друга. — Ты же понимаешь? Мы истинные! А ещё мы встречаемся теперь. Правда круто, да? — восторженно лепечет Ли, отпивая чай. — Ты мог бы и выпить чего-нибудь, — морщится Вон, прикрывая нос. — Издевательство какое-то. — Ой, ну... Вот у профессора Бёна тоже течка скоро, и ничего — Нини спокойно с ним живёт. Правда, они братья... Но мы-то тоже почти. Хотя такого идиота в братьях иметь — не очень, если честно, — фыркает старший, тыкая сидящего перед собой в лоб. — Ой, ты сейчас нахуй пойдёшь, ей-богу, — прошипел шатен, смотря на товарища и неожиданно вскакивая. — Так стой. В смысле братья?! — повышает он тон, чем несколько пугает одногруппника. — В прямом? В каком ещё? В голове всё потихоньку встало на свои места. И тот поцелуй после пары, и вечный запах этого Чонина на одежде физика, и их мило общение, и их совершенно нескрываемая любовь друг к другу (в родственном смысле, конечно). И только сейчас парень понял, что это было именно то чувство, о котором он только читал. Ревность. Жгучая, сильная и безудержная, но... Почему именно к нему? Он же терпеть не может физику так же, как и не может терпеть его. — Маркуша, собирайся, мы идём гулять, — произнёс Вон уже из другой комнаты, даже там слыша недовольное пыхтение друга. — Ещё раз так назовёшь — лишишься своего главного и единственного достоинства! — Идеальности? — Члена, дебил!***
Прекрасный, величественный и гордый Лондон удивлял своих жителей морозной и слишком холодной погодой для первых дней декабря. Даже не все листья слетели с деревьев, а всё уже покрывается лёгким инеем, до которого только дотронься — растает. И тем не менее, граждане уже вовсю кутались в тёплые одежды, предпочитая переходить на зимнюю коллекцию, чтобы, не дай Бог, не заболеть к Рождеству, ведь оно так близко. Оставлять Кая у очередного уютного кафе было весьма неразумной идеей. Почему? Потому что теперь он идёт один по этим живописным и печальным улицам города, который будто бы пришёл из какой-то давно забытой сказки. Нос и руки уже давно замёрзли, покраснели и не чувствовались. Юноша тихо чихнул, но пальто не стал застёгивать, показывая всему миру свой прекрасный рождественский свитер. Да, он был уже совершенно готов ко всем праздникам. Любуясь всем вокруг и напевая себе под нос какую-то мелодию, он даже не заметил, как столкнулся с чем-то. Или кем-то. Профессор почувствовал тяжеловатый запах. Смолянистый, успокаивающий и обволакивающий. Внезапно подступило тепло, а зубы перестали стучать от холода. Омега поднимает глаза и чуть вздрагивает от неожиданности, шмыгая носом. Он легко кивает головой в знак приветствия, неосознанно не принимая даже попытки отстраниться от поймавшего его студента. — Профессор Бён? Вот так встреча, — улыбается во все тридцать два шатен. Впервые искренне при этом человеке. — Куда так летишь? — На «Вы», прошу, — недовольно фыркает омега, жадно вдыхая чужой аромат. — Нравится? — усмехается младший, игнорируя вопрос, и наклоняется к уху собеседника. Лукас шепчет какой-то бред, стараясь отвлечь своего преподавателя, а тот краснеет, не замечая, как пальцы китайца застёгивают его пальто и поправляют шарф. Надо же, уже обомлел. Нет, студент, несомненно, знал, что весьма и весьма привлекателен, ибо недаром даже Марк это признавал в нужные моменты. Но было кое-что, чего парень не понимал — он не чувствовал запаха, и при этом его всё равно тянуло к преподавателю, который навёл шум уже почти во всём университете. А ведь он всё ещё вёл физику. Альфа смотрит на едва покрасневшего старшего и вдруг признаётся самому себе, что запах Кая на нём жутко раздражает его. Он не хочет, чтобы это шумное, маленькое, но чертовски милое недоразумение с розовыми волосами пахло каким-то там своим братом. Он хочет, чтобы профессор пропах тяжеловатым запахом кедра, и даже несколько пугается этой мысли, пока губы не оказываются в непозволительной близости с чужими. — Ой, Сюйси! — знакомый голос вырывает из своеобразного транса. Бэкхён чертыхается, дёргаясь, и упирается ладонями в чужое лицо, до тех пор, пока Ким, чуть ли не рыча, не выхватывает его из чужих объятий, прижимая к себе. Оба младших удивлённо хлопают глазами, а физик пихает родственника. «Всё нормально, дурачок» — говорит он, улыбаясь. — Ну что, малышня, куда пойдём? — спрашивает он, обращаясь явно к Вону и Ли. — Ну, вообще, завтра выходные, так что мы могли бы пригласить их за город, раз у вас с... Сюйси?.. — реплику Чонина прервал тихий смех Марка и раздражённое цоканье того самого Сюйси. — Не важно. Раз у вас с китайцем довольно доверительные отношения, я смотрю. — Нини, а ты малышня? — вздыхает омега. — Мы же теперь от них не отвертимся. — Да бросьте, профессор, — улыбается Ли. — Я обещаю, что буду следить за этим дылдой. Да и Рождество же скоро. Всё равно каникулы начнутся. — Договорились. Завтра в шесть часов после полудня подберём вас у универа. Мы на машине, если что. И да, даже не думайте, что я пущу вас в салон без подарков! — Так точно, товарищ физик! — в унисон проговаривают младшие.***
Холодный ветер пробирает до костей, заставляя ёжиться и с нетерпением ждать автомобиля, внутри которого наверняка тепло. Влажность делает температуру совершенно невыносимой, из-за чего с носа потихоньку начинает течь. Но тут подъезжает белый «lexus», просигналив на всякий случай. Замёрзшие ноги начинают двигаться, пока из машины выходят альфа и омега. Младший помогает положить в багажник сумки, а старший аккуратно складывает лёгкие вещи и пакетики на ту половину задних сидений, где никто не будет располагаться. И, спустя несколько минут объяснения строгих правил, как залезать, вылезать и вести себя в этой «первой любви» Бэкхёна, все пристёгиваются, и машина наконец трогается с места. В салоне играет тихая и спокойная музыка, убаюкивая всех, кроме водителя. За чертой города всё совсем по-другому. Более ветрено, сыро и холодно, а в темноте вечера летают первые снежинки в этом году. Атмосфера в машине становилась дружеской, будто все четверо были знакомы очень давно. И если Марк и Кай хотя бы встречались, то Лукас совсем не понимал, что он забыл тут с профессором. Ведь тот вёл чёртову физику. Мотор глохнет, а самый старший выбирается наружу, потягиваясь и вдыхая морозный лесной воздух. Снег приятно ложится на лицо, мгновенно тая. Вокруг тишина и совершенно ни души. Собственно, именно поэтому строить дом здесь было самым лучшим и дорогим решением. Поправив волосы, омега аккуратно потряхивает своего брата, отчего тот просыпается и вздрагивает, оглядываясь по сторонам.***
— Откуда у вас, чёрт возьми, столько денег? — спрашивает Вон, аккуратно ставя недавно срубленную ёлку, которую выращивали сами хозяева дома. — Вы что, тайные родственники королевы? Любовники? Бывшие возлюбленные? — Если ты сейчас же не заткнёшься, то я запихаю тебе мандарин в глотку, уяснил? — вздыхает его друг, хлопоча на кухне, грамотно совмещённой со столовой и гостиной. — Спасибо, Марк, — смеётся стоящий рядом с ним Бён, а после срывается с места, чтобы помочь брату донести коробки с украшениями. Следующие несколько часов прошли в той самой Рождественской суматохе, когда каждый спорит, какая мишура лучше подойдёт, какой дождик стоит набросать и нужен ли он вообще, как стоит вешать гирлянду — под всем остальным или сверху. Вопрос о приготовлении блюд тоже стоял весьма острый. Все хотели что-то особенное, но никто не хотел признавать, что продуктов реально не хватает. Поэтому было решено, что завтра двое поедут в магазин, но каждому так лень. Поэтому начался ещё один спор. — Боже, вы мне надоели, — Бён поднял руки и, подойдя к лестнице, показал язык. — Делайте, что хотите, а я купаться. С этими словами парень побежал вверх по лестнице, оставляя остальных в недоумении, ведь ещё несколько секунд тому назад они спорили. Чуть ли не прокричав спасительное «я тоже», которое освободит его от завтрашних обязанностей, китаец следует за своим профессором, не понимая, куда он мог деться в таком огромном доме. Через несколько минут он всё же находит омегу. И не в ванной, а в отдельной комнате с огромными окнами для того, чтобы наслаждаться видом неба и деревьев, которые освещаются светом дома и гирлянд. Ну да, и как он мог забыть, что у каждого уважающего себя богача есть джакузи? Тихо и осторожно, чтобы не привлекать внимания, Лукас разделся. Нет, он оставил бельё для приличия, конечно, потому что лезть без спроса к джентльмену в ванну голышом, противоречит английскому воспитанию. Так же аккуратно шатен погружается в воду, блаженно выдыхая и ловя на себе чуть ли не равнодушный взгляд физика, который вскоре поворачивается обратно к окну, подпирая голову рукой. — Там есть что-то интереснее меня? — спрашивает студент, пытаясь проследить за взглядом старшего. — Птицы, Юкхэй, — отстранённо отзывается парень. — А... — тянет тянет китаец. — Ну и что? Ты зоофил? — И как Марк тебя терпит... — устало выдыхает профессор. — Если ты думал, что я ограничен одной лишь физикой, то глубоко ошибаешься. Это место досталось мне от нашего с Чонином дяди. Я психолог и актёр по образованию. Сечёшь теперь, почему все ко мне моментально приклеились? — Слава Богу, — радостно проговаривает Вон. — Я уж думал, что совсем с ума сошёл. — Прости? — Я ненавижу физику. — Тогда ты весьма ограничен. После этих слов альфе стало действительно стыдно за всю свою жизнь. Ненавидеть что-то настолько слепо до такой степени, чтобы просто отрицать очевидное. До такой степени, чтобы судить человека непонятно за что. А сейчас этот человек сидит перед ним, очень глубоко погружённый в свои мысли. И студент чисто интуитивно понимает, что что-то его гложет. Никто до сих пор не задумывался о том, что кроется за светлой стороной такой яркой личности как Бён Бэкхён. Это шатен тоже, почему-то, знал совершенно точно. И от этого осознания его вдруг встряхнуло... А может, это было от того, что в грудную клетку кто-то нещадно стучал изнутри. Пена медленно расходится в стороны от движений, а Бён поворачивает голову, вопросительно глядя на своего не очень умного, по всей видимости, собеседника. И так он думает до тех пор, пока пухлые губы не накрывают его собственные, потому что после думать он перестает вообще. Аромат кедра вдруг становится ещё тяжелее, насыщеннее, заставляя руки, что упёрлись в чужую грудь, слабеть. Омега совсем не знал и, в общем-то, не хотел знать, сколько было партнёров у младшего до него, но целовать он умел весьма неплохо. Да даже не неплохо, чёрт, а просто восхитительно. Такие мягкие, тёплые, но при этом настойчивые и требовательные прикосновения, от которых кружит голову. Сильные и крепкие руки, медленно спускающиеся ниже, заставляют запаниковать, отчего профессор вздрагивает и хмурится, отстраняясь даже чересчур резко. — Что не... — Бэкхён-а, ужин уже готов, вы там где? — доносится голос снизу, отсеивая необходимость отвечать на вопрос, что не был озвучен до конца. — Ты как хочешь, конечно, — вдруг вернув себе привычную энергичность и свет, начинает розоволосый, — а я безумно голоден, так что с радостью съел бы мапонёнка. — Мапонёнка? — усмехаясь, спрашивает китаец, наблюдая за объектом***
Утро проходило совершенно по-семейному. Бэк составлял список покупок, попутно поясняя, где и что достать. Марк ещё ни разу не сорвался на своего друга, да и тот был удивительно тих и сообразителен сегодня, постоянно кидая нечитаемые взгляды на брата Кима. Младший омега насторожился, пока накладывал всем овсянки, ибо того требуют традиции, а после специально сел рядом со своим профессором, втягивая воздух. — Извините, сэр... — начал он, тихо обращаясь к рядом сидящему. — Ой, милый, просто Бэкхён, — улыбается омега, откладывая ложку с кашей. — Что-то случилось? — Ну, нет... Но ты пахнешь. В смысле, это нормально, но ведь раньше такого не было. У тебя, случаем, не... — Вот же ж... — физик вовремя прикрывает рот рукой, ибо негоже джентльменам материться. — Случаем, кажется... Какой ужас. — Да уж... Попадос... Может, мне стоит остаться, а с Нини отправить этого, нет? — Всё нормально. Он же не маленький мальчик. Поймёт, что лучше не трогать. — Да я вот, боюсь, что именно этот большой мальчик не поймёт. Кай стоял у порога вместе со своим омегой и настороженно смотрел на родственника. Что-то определённо здесь было не так, но вот что — он понять не мог. И лишь острое обоняние Ли помогло его обладателю точно знать, в чём именно проблема, но парню своему он говорить не торопился, ибо тот тогда бы ни за что не оставил Бёна один на один с огромным и ушастым ребёнком. «Будет приставать — звони мне» — вполне серьёзные слова от младшего, вызывающие нервный смех и непонимание двух альф.***
День без Марка и его «краша» тянулся невыносимо долго, но покой физика, который сказал, что ему нужно отдохнуть, китаец нарушать не решался, потому что ну, мало ли, какие там у этих взрослых тараканы. И тем не менее, ему показалось это странным, ведь этот «мистер совершенство», как прозвали его в университете, необычайно болтлив. Терзаемый своими размышлениями по этому поводу, юноша глубоко вздыхает, и поднимается на второй этаж. И лучше бы он этого не делал. Стоит лишь прикрыть глаза, и всё окутывает сладкий и манящий запах жасмина. Тепло от столь нежного аромата проходится по всему телу и оседает где-то внизу живота, заставляя тихо рычать. Видимо, Марк был действительно прав насчёт идиотизма Лукаса, ибо как можно было не признать своего истинного из-за того, что тот вёл физику? Альфа пару раз порывался повернуть назад и выбежать к чертям из дома, но вот он осторожно открывает дверь, чем привлекает внимание сжавшегося Бэкхёна, который тут же сильнее кутается в одеяло. — Ты... Только не бойся, ладно? — говорит шатен, так же осторожно закрывая дверь за собой. — С чего бы мне бояться своих студентов? — фыркает физик, стараясь не вдыхать воздух. Вон садится на край чужой кровати спиной к хозяину комнаты и дома в целом. Он неловко чешет затылок, так же стараясь не дышать слишком часто и глубоко, потому что запах жасмина мало того, что по природе своей является афродизиаком, так ещё и принадлежит течному омеге, который находится сейчас в непозволительной близости. А ведь он всего лишь хотел поговорить. — Я... В общем... Мне очень стыдно за то, что я так ненавидел всё, что связано с физикой, прививая неприязнь к каждому, кто хоть слово о ней положительное скажет. Это, наверное, было очень по-детски, да и вообще... Ты правильно сделал, когда назвал меня ограниченным. Возможно, я действительно не видел ничего, кроме того, что мне действительно нравилось и... Что ты делаешь?.. Парень чувствует лёгкие, но от этого не менее приятные, прикосновения к своей коже и чужое обжигающее дыхание. Это кто к кому пристаёт? Он ведь сейчас сидит и изо всех сил держится, чтобы потом не быть убитым ни самим профессором, ни его братом, но какого чёрта тогда творится? — Понятия не имею, — честно отвечает Бён, совсем вылезая из-под одеяла. Он действительно не имеет никакого понятия, но ластиться к сильному и тёплому телу ему точно нравится. Ничего же страшного, верно? Тем более, напряжённый вид младшего буквально кричит о том, что тот хочет того же. Кажется, и Ли, и Бён ошибались насчёт него. Профессор недовольно цокает языком, самостоятельно забираясь тонкими и несколько холодными пальцами под чужую одежду. — Если будешь об этом жалеть, то я не виноват, — произносит Лукас перед тем, как окончательно сорваться с цепи. Парень убирает от себя необычайно красивые руки омеги и быстро снимает футболку, после валя старшего на кровать и весьма грубо впиваясь в нежные губы поцелуем. Видимо, это не совсем нравится Бэкхёну, потому что он сжимает чужие плечи слишком сильно, но это мало волновало китайца. Не нравится — значит скоро будет по-другому. Физик стонет уже только от того, что большие и горячие ладони альфы блуждают по его хрупкому телу, оставляя за собой невидимые, но очень жгучие следы, и совершенно не замечает, как остаётся без одежды. Поцелуи альфы неожиданно становятся нежнее, медленнее, а он приподнимается, пытаясь прижаться к груди и требуя большего, что и спешит исполнить Вон, плавно опуская чужую ладонь на свой член и рыча от того, что джинсы стали поистине тесными. — Сними... — на грани слышимости шепчет Хён, отстраняясь от губ с характерным призвуком. — Ну же... — повторяет он, слабо сжимая свою ладонь на паху. Ещё один раз Лу просить уже не приходится, потому что он безумно рад избавиться от этой раздражающей и мешающей ткани. Он видит, как его профессор облизывается так пошло, и слышит, как тот восхищённо выдыхает, что заставляет запустить пятерню в розовые волосы, с силой сжать их, наслаждаясь шипением, и притянуть к себе. Бэкхён понимает всё сразу же и проводит языком по головке, будто бы пробуя на вкус. Он вбирает её в рот, вновь проводя по ней языком и чуть посасывая, усмехается низкому стону сверху и берёт глубже, тягуче и медленно начиная двигаться и нежно вторя своим движениям рукой. Удовольствие, возбуждение переполняют тела с каждым мигом всё больше. Всё больше с каждым миллиметром плоти, исчезающей во рту, шатен сходит с ума. Горячо, мокро, но он старается не толкаться в рот, вообще не двигаться, просто подставляясь под ласки. Парень опускает свой взгляд и окончательно срывается, встречаясь с чужим, застланным тёмной пеленой похоти, потому что с силой сжимает волосы омеги и заставляет взять до самого основания, совершенно не щадя горла. Бён жмурится, привыкая к неожиданно большому размеру, и беспомощно стонет, сжимая рукой бедро. Сам Хуан, кажется, входит во вкус и признаётся себе в том, что вид столь податливого профессора его несомненно заводит. Он давит на затылок и тянет вверх быстро, резко, забывая окончательно о том, что может причинить боль. Потом извинится. Несколько раз подряд заставляет брать до основания вновь (за это тоже придётся извиняться). Стоны его — низкие, рычащие, и чужие — приглушённые из-за члена во рту, но от того не менее желанные и сладкие. С каждым толчком всё грубее входя в уже расслабленное горло, младший вдруг понимает, что находится на грани, из-за чего, одним резким движением отстраняя от себя Бэкхёна и валя его на кровать, он вновь припадает к уже припухшим губам, ощущая на них едва различимый вкус кедра — свой собственный вкус и бесцеремонно вклиниваясь между чужих ног, которые вдруг плотнее обхватывают его. — О нет, милый, — усмехается Лукас, переходя на шею, — прилично вести себя уже поздно. Ты мне отсосал, если соображаешь. — Я возбуждён, а не сошёл с ума, Юкхэй, — шипит, блуждая руками по спине и выгибаясь навстречу при каждом прикосновении. Профессор уже не может. Всё его нутро буквально изнывает, а жар слишком быстро расходится по телу, заставляя стонать от ладоней младшего, которые только-только плавно опускались на его бёдра. Он толкается вперёд, шепча какой-то бред от того, что горячее дыхание опаляет его грудь, на что китаец в который раз усмехается и закидывает его ногу себе на плечо. — Сейчас будет больно, потерпи. Одно резкое движение, и от стен отражается громкий и болезненный стон. Если бы не природная смазка, выделяющаяся в период течки, то Вон наверняка бы порвал его, войдя сразу наполовину. Никакой заботы и это настолько обидно, что плакать хочется не только от боли, но альфа вдруг смягчается, лишь тихо рыча от узости, и покрывает лицо, шею, грудь нежными поцелуями, только иногда оставляя следы, что скоро станут ярче, налившись кровью. Лишь получив разрешение, парень толкается внутрь, ловя губами чужой стон. Ароматы жасмина и кедра смешиваются, создавая один из мощнейших афродизиаков — идеально сошлись. Лукас двигается необычайно плавно, каждый раз входя чуть глубже, чем сбивает корейца с толку. Он ощущает на своей спине жгучие следы от ногтей, но совершенно не обращает на них внимания, потому что внутри его Бэкхёна слишком влажно и всё ещё узко. Но, чувствуя жар извивающегося и прижимающегося к нему тела под ним, слыша безумно красивые стоны, младший понимает, что можно, и входит до конца, тут же проходясь по простате, отчего омега чуть ли не кричит, захлёбываясь в собственном наслаждении. Вон рычит, сжимает чужие бёдра до синяков, вколачивает профессора в кровать, не обращая внимания на саднящую боль от царапин. Сейчас это абсолютно не важно. Блуждает поцелуями и укусами по телу, шее, впивается в губы, сминая их, кусая и ловя каждый стон, срывая с них своё имя, которое шепчет старший чуть ли не в бреду, вновь и вновь. Первым не выдерживает Хён, сильнее сжимая широкие плечи и напрягаясь. Он выгибается, в который раз простанывая имя истинного, и изливается, дрожа от наступившего оргазма. Шатен делает ещё пару мощных толчков, чувствуя, как горячие стенки сильнее обхватывают его член, и едва успевает выйти из тела, кончая на живот омеги (на это мозгов, благо, хватило). Юкхэй валится на преподавателя, выдавливая из того обессиленный писк. — Твой брат меня убьёт, — нервно смеётся младший, целуя свои же метки на чужой груди. — Если ты меня раздавишь, то точно.***
Раздаются хлопок двери и смех в прихожей. Вдруг эти звуки затихают так же резко, как начинались. Альфа делает глубокий вдох и хмурится. — Что-то не так? — обеспокоенно спрашивает Марк, держа своего возлюбленного за рукав. — Почему так сильно пахнет... Кедром? Почему кедром? — О Боже, вот же идиот... Ли хлопает себя ладонью по лбу и пытается отвлечь Кая просьбами о том, чтобы он помог ему с пакетами, которые они вдвоём сюда притащили, но тот хмурится и, кажется, даже тихо рычит. Повесив пальто на вешалку, Ким стремится к лестнице, как вдруг видит растрёпанного Бэкхёна (уже одетого, к счастью). А ещё он видит засосы на шее брата и чувствует, как от него несёт уже не малоизвестным хвойным деревом, что просто приводит его в бешенство. — Какого чёрта?! — спрашивает парень, порываясь пройти мимо старшего, но тот мягко останавливает его, целуя в щёку. — Ты чего завёлся, Нини? Видишь, я жив, здоров и относительно цел. Не плачу, не жалуюсь, не бегу, ну. Я уже большой мальчик, не считаешь? — Но... — Он первый начал, — появляется не менее растрёпанный Лукас, недовольно пыхтя паровозиком. — Что... — Ну да, да. Признаюсь. И, Минхён, не звони в дурку! Младший омега с видом, что его спалили, послушно убирает телефон, кладя его на стол, и благодарно кланяется подошедшему Бёну, который (наконец-то!!!) стал помогать ему с пакетами, пока двое альф пилили друг друга взглядами (один пилил, а другой пилился).***
Стол был заставлен множеством угощений, чтобы уж наверняка угодить каждому, кто собрался здесь. Весь дом был вычищен до блеска. Гирлянды заменяли привычное освещение. Часы уже пробили полночь, а под ёлкой лежала почти гора подарков. Стал слышен звук рвущейся бумаги, обёртки полетели в стороны. — Учебник физики, хён, серьёзно?!***
Очень может быть, вам будет не хватать того, что сейчас вы ненавидите...