Только любовь починит

Ниниэль сидела у раскрытого окна, в которое вместе с солнечными лучами проникали приглушенные садом звуки улицы. Девушка водила кистью по бумаге, но рисунок получался неочень. Цветы, старательно высаженные в саду принцессой, на бумаге слились в одно непонятное пятно и некрасиво растеклись по листу. Ниниэль вздохнула и отложила его в сторону, видимо, рисование — это не для нее. Им она занялась от скуки и по совету целительницы, когда еще жила в Доме Исцеления. С того момента прошло несколько месяцев, за которые аданет заново научилась говорить и даже немного читать. Забытые знания возвращались быстро, что нельзя было сказать о памяти. Несколько раз она видела во сне странные образы — горящие злобой алые глаза, бледное лицо какой-то женщины и дорогу между гор, но гор совсем не похожих на Окружные. Она поднялась с резного стула и прошлась по комнате, чистой, светлой и уютной. За дверью послышались неторопливые шаги, и девушка поспешила выйти навстречу. — Доброе утро, Ниниэль, — поздоровался с ней жизнерадостный голос Туора из прихожей. — А я принес нам свежих фруктов. — Доброе утро! — аданет крепко обняла названного брата, золотая борода которого приятно щекотала щеку. — Сегодня с тобой было что-то интересное? И почему ты меня не разбудил? — Интересного? — Туор задумался, но вряд ли встречу с парой знакомых можно было бы назвать интересной. — Не думаю. А не разбудил, потому что ты очень сладко спала. Но вижу ты нашла себе занятие вместо похода на рынок. Он стер капельку зеленой краски с подбородка девушки. — Покажешь, что нарисовала? — Хорошо, только оно не получилось, — пожаловалась она и ушла в комнату за рисунками. Когда последние раны были залечены и Ниниэль окончательно окрепла, Туор предложил ей переехать к нему. Дом был не очень большой для лорда Гондолина, но вполне подходящий для двух человек. Его окружал ухоженный сад, разбитый Туором и Идриль, с маленьким фонтанчиком, расположившимся в тени деревьев, на котором настоял лорд Эктелион. Ниниэль вошла в кухню, на которой уже вовсю хозяйничал Туор и протянула ему два листа: один с размазанными цветами и второй, получше, с лесным пейзажем, на котором отчетливо виднелись светлые стволы берез и буков. — Ага, это наш садик, — угадал Туор. - Очень похоже. А это? Лес? — Да, не знаю зачем его рисовала… Голос ее стал грустным, Туор знал, когда так происходит. — Он как-то связан с Маэглином? Девушка кивнула. — Я долго бежала по лесу, пока не устала и Маэглин нашел меня там. — В лесу? — уточнил Туор, до этого дня ему не приходило в голову сомневаться в словах племянника короля. — Да, отнес к реке, умыл и повел в город. Да ты и сам все это знаешь. Плохо получилось, да? Она посмотрела на рисунок. — Гораздо лучше, — улыбнулся ей Туор и добавил. — Сестренка. Ниниэль нравилось, когда он ее так называет, в душе, или в фэа, как называли эльфы, сразу появлялось теплое чувство, которое пресекало все мысли об одиночестве и потерянности. — Знаешь, я попробую поговорить с Маэглином и настоять на встрече. — И он снова откажет, — вздохнула Ниниэль. — На этот раз он точно согласится, — Туор хитро улыбнулся и подмигнул сестре. Маэглин в очередной раз проверил содержимое своей сумки, перекладывая с места на место и проверяя наличие необходимых предметов и инструментов. Он снова уходил в горы и уходил один, не желая прерывать свои размышления разговорами с товарищами из Дома Крота. Эльф крутил в руках светильник Феанора — большую редкость в столь дальнее от Эпохи Древ время, — когда в дверь его дома настойчиво постучали. Нолдо мрачно посмотрел на дверь, но, вернув себе спокойную небрежность, спросил: — Кто там? — Тот, кто знает твою тайну, — раздался голос Туора. Только адана здесь не хватало! И о какой тайне он говорит? — У меня нет тайн, — холодно ответил он, открывая дверь и выходя из дома — не пойдет же этот адан за ним в шахты. — Да неужели? — ехидно протянул человек и поднял брови. — Тогда ты не расстроишься, если я скажу королю, что ты немного ошибся в своих словах о месте, где нашел Ниниэль. Эльф остановился. — О чем ты говоришь? — Ты был за пределами Окружных гор! — понизив голос, но не пытаясь скрыть радость от своей догадки, сказал Туор. Маэглин развернулся и вернулся в дом, где скрестил руки и очень выразительно посмотрел на адана. Туор вошел внутрь — раньше Ломион никогда не приглашал его и принимал только на пороге — и осмотрелся. Обычный, слегка пустой, дом, по которому никак не скажешь, что здесь живет племянник короля. Стены пустые, украшений, кроме тех, что ему подарили горожане или сам король, почти нет. — И откуда ты об этом узнал? — От Ниниэль конечно. Но не злись на нее, она не нарочно это сделала, — поспешно добавил он. — Но я никому не скажу об этом, если ты будешь кое-что делать. Маэглин изогнул бровь и криво улыбнулся: — Узнаю человечьи штучки, которым у эльфов нет названия. — Шантаж, — услужливо подсказал Туор, понимая, что уже одержал победу. — У людей это называется шантаж. Но не волнуйся, ничего плохого я от тебя не потребую. Просто попрошу хотя бы раз в неделю навещать Ниниэль, она тебя ждет. А взамен я сохраню твою тайну. По рукам? У Маэглина свело зубы, как от боли. Он был готов согласиться на что угодно, лишь бы не видеть снова человеческую девушку, но видимо у судьбы другие планы. Возможно ему удастся сделать так, чтобы Ниниэль сама не захотела его видеть. — По рукам. Нолдо пришлось забыть о своем походе и, отложив приготовленный рюкзак, отправится вслед за Туором. Он думал, что адан приведет его к себе, но отчего-то путь их лежал совершенно по другим улицам и закончился у дверей Дом Искусств, всегда открытого для посетителей, но почти всегда пустого. Среди множества скульптур, картин, гобеленов взгляд Маэглина зацепился за худенькую фигурку с едва отросшими волосами, застывшую у самой мрачной картины этого зала, на которой была изображена Нирнаэт Арноэдиад. — Думаю, дальше ты справишься и без моей помощи, — хмыкнул хадоринг. Маэглин не ответил, а просто вошел внутрь здания. Ниниэль стояла как завороженная, разглядывая полотно и пристально всматриваясь в лица его главных героев — двух златоволосых братьев, Хурина и Хуора. Она слышала их историю много раз от Идриль и Туора, и каждый раз у нее в душе было чувство, что и она сама как-то принадлежит к этим событиям. Девушка спрашивала Туора, могла ли она знать Хурина до того, как потеряла память, но ответ всегда был один, и он противоречил ее внутреннему чувству. Девушка вздрогнула, когда краем глаза заметила что-то темное рядом с собой, но страх ее быстро улетучился, когда в подошедшем она узнала Ломиона. Аданет лучезарно улыбнулась. — Здравствуй, — чуть смущенно поприветствовала она. — Здравствуй, — ничего не выражающим голосом ответил Маэглин. Так он говорил с большинством жителей города. Между ними разверзлась пропасть тишины. Ниниэль смотрела на отстраненного эльфа и почти не узнавала его — слишком холодным и надменным казался ей сейчас Ломион, хотя она еще и не знала таких слов. Он был совсем не похож на того эльфа, который ее спас. — Я… хотела сделать тебе небольшой подарок, благодарность за то, что ты спас мою жизнь, — заискивающе улыбнулась она и достала из кармана что-то до невозможности цветастое и вручила это эльфу. Ломион осмотрел предмет, оказавшийся весьма неумелым браслетиком из ниток. — Спасибо, — поблагодарил он и, чтобы не сводить разговор на нет, спросил. — Как тебе город? — О, Гондолин просто прекрасен! Я никогда не видела ничего подобного! Здесь столько света и спокойствия, а эльфы такие добрые и дружелюбные. Вот знаешь Салганта? На прошлой неделе… Маэглин слушал ее вполуха, мысленно удивляясь, как сильно эта жизнерадостная девушка отличалась от вечно плачущей испуганной беглянки. Выходит, он теперь ее совсем не знает и совершенно ошибся с именем. — Очень интересная история, — вставил он, когда Ниниэль закончила рассказ. — И надеюсь, твои дни в Гондолине и впредь будут безоблачными и счастливыми. — Он помолчал. — Ты ведь уже знаешь главное правило города? Не выходить за пределы гор? — Конечно, но я не собираюсь туда выходить, ведь там страшно и мрачно… По светлому лицу девушки пробежала тень, но тут же испарилась, когда она снова улыбнулась. Видимо, безграничному оптимизму она научилась у Туора. — А почему ты спрашиваешь? Маэглин вздохнул. — Потому что ты проговорилась, что я нашел тебя за пределами гор, в лесу. Девушка несколько секунд смотрела в серые глаза Маэглина, а затем испугано зажала рот ладошкой. — Ой! Извини, я не хотела! Тебе ведь ничего не сделают, не накажут? Я попрошу Туора, чтобы он никому не говорил. — Мы с ним уже договорились. Но впредь никому об этом не рассказывай, как ты и обещала мне в шахтах. Ниниэль согласно закивала. — А ты знал Хурина? — внезапно спросила она, прерывая вновь окутавшее их молчание. Маэглин удивился этому вопросу и посмотрел на висящую рядом картину, самую ненавистную в Гондолине картину. — Да. Пустозвон и глупец, каких среди людей его племени полно, — чуть с большей злобой в голосе, чем хотелось бы, произнес Маэглин. Ниниэль не понравился этот ответ, но она смолчала. Наверное, Ломион знает, о чем говорит, ведь он встречал сыновей Хадора, а она тогда даже не родилась… — Может прогуляемся? — вместо споров предложила она. — Ты можешь показать свои любимые места в городе, а я тебе свои. Например, мне очень нравится площадь, на которой стоят несколько фонтанов, и когда музыканты играют, они начинают танцевать! Представляешь? Маэглин прекрасно все это представлял и даже помогал «учить» фонтаны танцам, но вслух ничего не сказал. Спрятав фенечку в нагрудный карман, он отправился вслед за девушкой.