***
— Ужасно, братец Огурец, просто ужасно! — сетовал Цинхуа, уткнувшись лицом в подушку. — Он не поздоровался со мной, представляешь?! А ещё назвал глупым. — О том, что он сам опоздал, Цинхуа благоразумно умолчал. — Так и есть, — фыркнул Цинцю. — Да кто, чёрт бы тебя побрал, "он"?! Опять Мобэй? — Да, — сокрушённо вздохнул Цинхуа и снова начал ныть. — Зачем он ухаживал за мной, чтобы потом разбить сердце? Никогда ещё я не чувствовал себя таким обманутым!.. — Кто вообще сказал тебе, что это было ухаживанием, а, братец Самолёт? — флегматично спросил Цинцю. Цинхуа драматично прижал руки к груди и простонал: — А что тогда? Покупка кофе? Помощь с работой? Он даже спрашивал, как у меня дела! — Цинхуа, все начальники так делают, — Цинцю закатил глаза, а Цинхуа резко сел. — Хочешь сказать, что я всё выдумал? — ошарашено спросил он. — Ага, — ответил Цинцю и схватил телефон, чтобы послушать голосовое сообщение, гласившее: «Шэнь Цинцю, ты придурок, но я люблю тебя», залился краской и упал на пол рядом со свалившимся с дивана Цинхуа. — Ненавижу эту жизнь, — простонал он. Цинхуа не мог не согласиться. — Вот завтрашним утром... возьму и умру... — тихо пообещал он.***
Утром, вместо того, чтобы выползти из постели и переться на пары, Цинхуа позволил себе отоспаться. Потом, давясь слезами, он съел роллы, оставленные Цинцю на ужин — последний раз в жизни... Затем позвонил Бинхэ. — Слушай, приезжай сегодня и поддержи Цинцю, ему, наверное, будет трудно, — пробормотал он. От жалости к себе Цинхуа чуть ли не рыдал. Положив телефон на стол, а сверху на него записку, подписанную корявым почерком "от братца Самолёта для братца Огурца", он поставил лестницу, забрался на неё и привязал гирлянду к люстре. — Прощай, жизнь, прощай, любовь. А во всем виноват ты, Мобэй! — прошептал Цинхуа и спрыгнул. Гирлянда затянулась, а люстра, не выдержав веса, заискрилась и рухнула. Перед глазами Цинхуа заплясали звёздочки, и наступила блаженная темнота. "Так вот как выглядит Поднебесная!.." — с удивлением подумал Цинхуа. Напрягшись, он услышал голоса. — Чёртов Цинхуа, надо ж было устроить такой погром! — ругался Бог голосом Цинцю. — Ещё и роллы сожрал, бессовестный! Цинхуа слабо пошевелился. — Я ещё жив?.. — с удивлением спросил он, открывая глаза, перед которыми все поплыло. Голова болела жутко. Цинцю — на осознание того, что это он, а не Бог, Цинхуа понадобилось меньше пяти секунд — зашипел от злости и спросил у Бинхэ что-то там про его друга Мобэя и его телефонный номер. Судя по всему, Бинхэ оказался умным мальчиком — спустя пол минуты Цинцю завопил в трубку: — Эй, тупой придурок Мобэй! Приди и забери своего не менее тупого придурка Цинхуа! А спустя полчаса после этого весьма информативного диалога Цинхуа сидел в кафе, потягивая горячий шоколад и обиженно глядя на Мобэя. — А Цинцю сказал, что ты не ухаживал. — Что? — недоуменно вскинул брови Мобэй. — Но я же покупал тебе кофе. Цинцю отвесил себе фэйспалм и спрятал лицо в плече с трудом сдерживающего смех Бинхэ.