Nobody will know...

Токио был на грани массового геноцида, а работающие 3-го отдела, скорее на грани нервного срыва. Предательство, а позднее и самоубийство Хошо, стало потрясением для каждого, но главный враг, всё ещё жив, времени не было даже на минутку успокоения. Отдых был дозволен лишь парочке пострадавших, и то, на час-два. Ночной город скрывал эмоции. Поникший душевно, но, как обычно холодный, в тёмную квартиру вошёл Икума. В душе было, какое-то странное чувство опустошения, но почему-то мужчина покинул отдел и вернулся домой. Приходил он крайне редко, да и особой необходимости не было, не считая одной "маленькой" тайны, которую Кано очень мастерски скрывал. Стояла глубокая ночь, квартира пропиталась тишиной, мраком, и только из самой дальней комнаты, через тонкую щель, пробивался приглушённый свет. Мужчина, отбросил куда-то в сторону свою куртку и медленно, словно на секретной операции, направился к той самой комнате. Внутри он продолжал бороться с болью, которая была намного поедающей, нежели ему представлялось раньше. Боль из-за предательства человека, который был не безразличен... – Я была уверена, что ты вернёшься. – раздался полу шепчущий голос, как только Икума ступил на порог. На самом краю кровати сидела невысокая молодая девушка. По её спине струились длинные тёмно-русые волосы, а тонкие бледные пальцы были впиты в теплый плед. Печальный взгляд девушки был устремлён на звёздное небо за окном. Но, несмотря на всё, Кано был спокоен за неё. Мужчина знал, что его "тайна" в безопасности и так будет, пока он жив. Икума, спокойно выдохнув, сохраняя каменное лицо, подошёл по другую сторону кровати и тихо, словно боясь нарушить эту тишину, спросил: – Почему ты не спишь? – Ты подавлен. – даже не взглянув на мужчину, оставаясь в своём положении, промолвила девушка. Она приняла решение не упоминать о том, что сидит так, уже несколько ночей. – Что случилось? – отстранённый голос девушки создавал в помещении слегка напряжённую атмосферу. В отражении, она видела, как перевязанная голова Кано растерянно опускается. Покинула своё положение девушка, только тогда, когда поняла, что над комнатой нависла душащая тишина. Пока мужчина подбирал нужные слова оправдания, его, спрятанная от мира Тайна, нашла в прикроватной тумбочке аптечку. – Хошо мертва. – сухо, но с болью в голосе, сказал Кано, после чего сел на мягкую кровать, потирая пальцами уставшие глаза. – Она была хорошей девушкой. – вспоминая о ком говорит Икума, девушка расстроилась, но ей было у кого поучиться тщательно скрывать свои эмоции... – Она была шпионом... – голос мужчины не сильно изменился, но почувствовались нотки горечи в его словах. На речь Кано-сана, присевшая рядом девушка, почти не отреагировала, она лишь мягко поцеловала закрытый лоб любимого и стала аккуратно разматывать белый бинт. Её пальцы работали ловко, с каждым оборотом, освобождая пораженный лоб от перевязки. – Как ты поранился? – ещё не добравшись до "цели", спросила девушка, на этот раз, не скрывая волнения. – В этом тоже виновата Хошо. Она выстрелила из моего пистолета... – А пули были резиновыми. – продолжила за мужчину "заточённая", добравшись до глубокой вмятины на лбу. Устами она уже набрала воздух, чтобы выразить радость за то, что, кажется, самый дорогой для неё человек сидит сейчас рядом, а ни лежит где-нибудь с пулей в голове. Девушка не хотела сдерживать чувство привязанности к мужчине, но он сумел перебить, сказав лишь: – Нова... – Что? – девушка отозвалась. – Нет, ничего, мне просто захотелось назвать твоё имя. – За долгое время, которое девушка провела дома, ей не часто приходилось слышать своё имя, но как же желанно оно звучало из уст Кано. – Ты меня пугаешь, когда говоришь так. – Пойми, мы все в огромной опасности, никто не знает, когда всё оборвётся... как оборвалось сегодня для Хошо. – Я не глупа и знаю, что такое жизнь. – слова Кано вызвали у Новы чувство обиды, ведь не будь на свободе так опасно, ей бы не пришлось быть заложницей в руках у любимого человека, а он продолжает твердить об угрозе, будто это и без лишних слов было не очевидно. А ещё эта девчонка, о которой непрестанно говорит мужчина. – Я не хочу, чтобы ты забывал о том, что я здесь по твоему желанию, не будь ты мне так дорог, то я убежала бы при любой возможности, невзирая на опасность! – не сдерживая лёгкий порыв негодования, высказалась Нова, одновременно промокнув кусок ваты в антисептическим растворе. – Ты для меня стал настоящим хранителем, боишься даже не так посмотреть на меня, что уж говорить про кого-то чужого. И, как бы это не казалось странно, но я готова сидеть здесь и дальше, взаперти от мира, с возможностью видеть только тебя, говорить только с тобой, хоть изредка дотрагиваться, даже, чтобы просто перевязать тебе рану. И я знаю, что не будь эти чувства взаимны, я бы сейчас не сидела здесь... Но мне больно, Кано! – с этими словами, Нова аккуратно обработала рану мужчины. Икума не успел даже придумать что-нибудь стоящее, чтобы остановить тяжесть слов человека, который для него дорог, но которому он это говорит крайне редко. – Мне больно из-за того, что возвращаясь ко мне, ты говоришь о другой. Я вижу твою боль, как бы ты мастерски не скрывал её и признай уже наконец, что читать тебя научилась только я. – с гордостью в голосе напомнила Нова. Где-то в глубине души она приняла уже тот факт, что мужчина перестал говорить ей три заварных слова, но это казалось уже таким неважным. Если бы он подумал, что девушка ревнует, то это бы было крайне обидно, ведь вызвать у неё ревность было невозможно, при нынешних обстоятельствах. – Она была дорога мне. – наконец признал Кано. – Она была моей любимицей в отделе и я сожалению, что показывал это не часто. – и даже эти слова не заставили Нову чувствовать предательство. – Мне больно, да ты права, и я понимаю тебя. И я готов просить у тебя прощение буквально за каждое свое слово, потому что ты дорога мне – наконец, мужчина позволил себе прикоснуться холодной рукой к щеке девушки. Ей его прикосновение казалось самым тёплым, даже осознавая то, что Кано питал не детские чувства к другой. Нова знала жизнь и знала, что он сдерживал себя, заставляя, даже её чувствовать, что он не самый лучший человек. – Иногда мне кажется, что ты забываешь, что я не единственная за кого ты должен волноваться. – такая опека уже давно напрягала Нову, но она продолжала оставаться покорной решению мужчины. – Моя дочь, вместе с бывшей женой, тоже в безопасности, если ты о них. – пояснил Кано, озадаченно прищурив глаза. – Они тоже сидят взаперти, ожидая твоего появления? – с осуждением спросила Нова, в попытках вызвать у мужчины правильные чувства и мысли, которые не будут связаны с работой. – Нет, они изредка выходят. – смысла врать не было. Нова лишь легко улыбнулась, даже немного двусмысленно, заставляя мужчину чувствовать себя побежденным в таком себе споре. А пока Кано думал, о чём думает философ-мудрец, скрывающийся под маской молодой, хрупкой девушки, Нова ловко обмотала лоб возлюбленного новой повязкой, после чего, наконец, оборвала напряжённую обстановку: – Кано, послушай, я на тебя не сержусь и не хочу, чтобы ты так думал, ведь, как ты и сказал, никто не знает, что нас ждёт завтра, или даже уже сегодня. – Я не хочу думать, что это единственная причина. Нова, я вижу, что процесс разочарования во мне уже запущен и это неистово убивает меня, пусть как ты будешь отрицать. – Икума никогда не разбрасывался такими словами, он знал кому и когда нужно говорить подобные вещи, и в тот момент он точно знал, что если бы промолчал, то исправлять что-то позже, не имело бы смысла. – Нет, дело совсем не в разочаровании, его я не чувствую, но есть кое-что посерьёзнее... и это страх. – последнее слово, словно отозвалось эхом в голове мужчины. – Я не хочу, чтобы ты боялась. – попытался утешить Кано, но он снова сказал что-то не так. – Ты не запретишь мне чувствовать. – И не намерен, лишь боюсь, что привязавшись ко мне, ты будешь страдать. – кто-то бы подумал, что Нова уже страдает, но она точно знала, что настоящим страданием бы было быть далеко, не имея возможности даже изредка видеть Икуму. – Ты не сможешь остановить этого. Ты заставил меня верить в то, что ты именно тот человек, которому я готова довериться. Ты не способен сделать мне больно, потому, что боишься, что я уйду. Ты знаешь, что возвращаясь сюда, тебе не придётся самому лежать в мрачной квартире, на большой и холодной кровати, не придётся самому перевязывать себе раны, ведь согласись, что не справился бы с этой задачей... – в разгар драмы, Нова, очень вовремя сумела найти лёгкие непринужденные слова, чтобы разрядить обстановку. Кано даже улыбнулся. – Знаю... И знаю, что говорю это так редко, что верить уже невозможно. – Возможно. – отрезала Нова. – Всегда, каждое мгновение своей жизни я знаю, что буду здесь, буду молчать, пока ты не позволишь мне говорить и буду целовать, когда твоя душа горит в пламени. Говорить что-то в ответ было не по силам мужчине. Его воля, всё же оказалась не железной, он поддался вишнёвым маленьким устам Новы, он вкусил их так нежно, так неожиданно, что девушка не сумела даже осознать, как это случилось. Она так давно не целовала его, ей было так больно, но ледяные руки Кано лишь согревали. – Прости... – прошептал в рот девушки Икума. – Прости, что я вот так прихожу, беру тебя, а затем покидаю. – Ты покидаешь меня всегда, но извеняться должен за другое... И не за то, что я здесь, не за то, что жду тебя и поддаюсь, когда твои губы тянуться к моим... – Я знаю, знаю. Прости, я и правда редко говорю это, но я люблю тебя. – наконец Нова услышала это. Девушка знала, что ещё минута и он уйдет, ещё час и, быть может, он будет мёртв, но теперь она была уверена, что Кано будет тем, кто скажет эти слова, перед тем, как снова покинет её. А после слов, что прорычал Икума, Нова была готова ждать его ещё одну вечность, она будет рядом так долго, как только это возможно. – Я буду любить тебя, пока этот чёртов мир не рухнет!