Чаровница

      Лес всегда был полон чудес!       Что только не таили в себе поросшие мхом каменные пещеры, что только не скрывали пушистые и колючие еловые ветви, какие только следы не петляли по растоптанным тропам.       Особенно славился своими чудесами и секретами Северный лес, где когда-то жили первые людские племена. В тени деревьев-великанов жили волшебные твари, скрываясь от людских глаз.       Человек не любил нечисть. Считал этих сказочных существ порождением тьмы, детьми самого Дьявола. Люди отрицали всякое добро, что делали таинственные жители Северного леса. Они отлавливали крохотных фей, убивали малюток, используя их волшебную пыльцу для лечебных снадобий. А грозные тролли? Сколько ж горя они хлебнули благодаря людям! Кентаврам не было спасения, когда они попадались на глаза имперским воинам. Их заключали в оковы, вели в города, показывая люду, а те смеялись, кидались помоями в благородных существ.       Но особенно страдали ведьмы. Конечно же, это самые опасные представители бестиария, даже пострашнее некоторых волколаков. И народ особо сильно ненавидел представителей чёрной, даже белой магии.       Чародеи прятались, скрывались, уходили от погонь и преследований, но не надолго. Охотники настигали магов, некоторых на месте отправляли на тот свет, а некоторых отвозили во дворец. Королевская семья не оставляла попыток выведать у волшебников очередные опасные рецепты и заклятия, не унимались, хотели всё что-то узнать, вытянуть.       Ведьм и ведьмаков осталось совсем немного, жалкая тысяча на всю необъятную империю. Охота стала ещё яростнее, цены за головы магов подскочили до небес, за них отдавали чуть ли не пол царства. Даже простые крестьяне вечерами шерстили по тёмным чащам и топям, выискивая притаившихся чародеев.       Было то прошлой зимой. Мороз был крепким, трескучим. А снег рыхлым, хрустящим под кожаными сапогами.       Новость о новой ведьме, поселившийся около заброшенного фермерского городка, быстро дошла до отряда элитных Охотников. Они имели честь принимать задание из рук самого Его Величества.       На небе не было ни единого облачка: сплошная чистая синь, яркая и сияющая. Снег переливался, ослеплял, кидал искорки в самые глаза.       Но к вечеру погода испортилась, и группа Охотников решила остановиться в разрушенном амбаре. Идти по глубоким сугробам в сильную снежную пургу глупо, лошади повязнут в снегу, воины замёрзнут, а капитану не нужны были новые прошения о больничных.       В старом кирпичном здании было на жалкую долю теплее, чем на улице. Охотники развели костер, используя в качестве поленьев старую скамью у стены. Затрещал огонь, поднимая к потолку искорки и клубки дыма, мерно прогревалось помещение.       А поздно вечером в амбар ввалился старый мужичок, сваливший у стены перевязанный жгутом хворост. Воины поначалу оторопели: в этом городке уж лет десять никто не живёт, а тут вдруг в пургу мужик бродит. Но старик мимо проходил, решил тоже непогоду переждать, да так и остался до утра вместе в Охотниками.       Поутру воины вновь собирались изучать местность, думали даже найти убежище чаровницы, а старик всё с самого утра не оставлял попыток отговорить их. - Знать та ещё чертовка, раз всю деревеньку к югу отсюда разогнала. Да сдалась вам эта дура? Вона, пошли бы лучше помогли людям в город уехать, а то всё с ружьями на перевес по лесам скачете.       Капитан сначала сомневался, но прослыть нечестными Охотниками, что отказали в просьбе городскому жителю, не самая лучшая доля. Так и отправил капитан своих подчинённых в соседнюю деревню, помогать людям собираться в столицу: спрятаться от холодов.       Метель не стихала, а лишь на мгновения становилась спокойнее. Крупные снежные хлопья падали на сугробы, нарывая больше снега и застывая хладной коркой. Вороны, нахохлившись, сидели на голых ветвях, словно сотни чёрных крупных бусин усыпали проволочки. В самую чащу леса вела расчищенная копытами крупного жеребца тропа.       Мужчина укутался в тёплый кейп сильнее, мелко подрагивая от мороза. Студёный ветер красил щёки, кончик носа и уши в красный, учил зубы отбивать чёткий ритм чечётки. Чёлка неприятно растрепалась, намокая из-за снегопада.       Когда удалось капитану добраться по ухабам и снежным кочкам на большую прогалину, взгляд его уцепился за видневшийся вдалеке силуэт избушки. Струились кольца дыма из трубы, мигал слабый огонёк свечи. Став приметным ориентиром для Леви, избушка стала приближаться, пока капитан пробирался сквозь узкие и туго сплетённые ветви кустарника. Веточки царапали лицо, а еловые лапы хлопали по макушке, стряхивая с хвои ледяную стружку прямо за шиворот. В любой другой ситуации Леви бы обозлился, ведь растаявший снег холодил кожу, отчего та покрывалась мурашками.       И вот, избушка предстала перед Леви. Она была старым домом дровосека: вон, около сарая, до сих пор в кучу свалены не разрубленные пни и очищенные от дряхлой коры брёвна.       Окна мутные, грязные, матовые, не позволяют точно определить, кто скрывается в хижине. Но когда на козырьке крыши мягко зашуршали перья филина, а его янтарно-желтые глаза уставились на капитана, догадки подтвердились: тут точно засела чаровница.       Снег с крыши плотным облаком рухнул вниз, кучей оседая на расчищенной земле. Огонёк в доме замер, видно, свеча осталась спокойно стоять на одном месте, да и шум в доме затих: не слышно скрипа половиц, только громыхнула какая-то дверь.       Леви не был боязлив, не раз ему приходилось сталкиваться с ведьмами.       Он уверенно зашёл в дом, озираясь.       В хижине была одна большая комната, разделённая перегородкой. Там, за плотной белой тканью, на которой красными нитями вышит дракон, скрыта твёрдая постель с жёстким матрасом. Поодаль от входной двери стоит длинный, усыпанный книгами и свитками стол. В углу чадит горелка и греется чугунная чашка над ней. Точно колдунья новое зелье варит. Да и в нос мужчине ударил резкий запах разнотравья, смешанного, судя по кислым и терпким нотам, с кровью старого тролля.       Леви прислушался, но посторонних звуков не было. Только глухо плескалась вода за стеной, куда вела маленькая дверца аккурат подле кирпичной печи. А внутри самой печки булькало варево в казане. Капитан сглотнул слюну, когда до носа дотянулись пряные нотки горячих щей.       В противоположном углу свален походный потрёпанный рюкзак, укрытый тяжким плащом. Леви догадался, что хозяйка сего добра плескается в купальне, ведь на выступе печи отогревались мокрые охотничьи штаны и расправленные сапоги.       А стены в хижине увешаны связками трав и сухих цветов. Тут тебе и колокольчик, ромашка, сушёный цвет липы, связка морошки и костяники. А вот весит редкий для здешних северных мест южный пятилистник. Странное и чудаковатое растение: тонкий стебель усыпан крохотными почками, из которых один за другим распускаются красивые розовые цветочки с пятью лепестками.       Под самым потолком, свесив четыре упитанные лапы, сопел чёрный кот. Леви усмехнулся: куда уж тут, ведьма, да без кота.       Капитан задумался, подходя к столу. Не похоже ведь, что чаровница кровавая: нет следов убийств (а ведьмы любят выставлять свою кровожадность напоказ), нет черепов и косточек, да и кровью не пахнет совсем. Только кислыми щами и кипящим зельем в чашке.       Леви помнит этот запах до сих пор, словно им пропитана чародейка.       Капитан тогда долго ждал появления колдуньи, расхаживая по комнате от двери к постели. Он даже снял горячую чашу с горелки, иначе всё содержимое выкипело бы, заляпав густым отваром свитки. Их Леви тоже бегло изучил: ничего, что могло бы отдалённо напоминать убийства или горячо любимые ведьмами кровавые обряды. Сплошные бестиарии, заметки о лечебных травах и снадобьях, карты здешних земель и обведённые в кружки места, где растут редкие и ценные для знахарей растения.       Капитан был в недоумении: неужто люд принял её за ведьму по ошибке? Разве может быть ведьма доброй?       В тот миг, когда Леви был занят размышлением над этим вопросом, из купальни вышла хозяйка сих записей и книг.       Высокая, напоминавшая тёмную эльфийку, женщина. Каштановые волосы влажные, блестят в огне свечей, отпускают хрупкие капли на плечи и ключицы. Глаза задорные, янтарные, яркие, чуть светятся, как обычно сияют ведьмовские глаза.       Леви совсем был сбит с толку. Ведьма она или нет?       А женщина лишь улыбалась, кутаясь в длинную льняную рубашку: не чета одёжка суровым морозам. - А-а, никак снизошли до меня имперские охотники? – Смешно пролепетала чаровница, не обращая ровно никакого внимания на капитана.       Она спокойно прошагала до печи, достала чан с супом, и указывая на две деревянных подложки, кивнула, как бы спрашивая: будешь?       А Леви сдуру согласился. Даже думать позабыл про то, что в супе могут быть вредные и ядовитые для людского живота травы и коренья.       Чаровница угостила гостя супом, ели они молча, не проронили и слова.       Капитан энергично загребал бульон ложкой, стараясь не урчать от удовольствия: щи были знатными, крепкими, наваристыми, не сравнить с воинским обедом в столице.       Ведьма же ела медленно, отвлекаясь вечно то на бумажки, то на кота, что уже спрыгнул с досок под потолком и уже по-барски расхаживал по деревянному полу.       Леви наблюдал за колдуньей, различая в её лице слишком мягкие черты для ведьмы. У них обычно были длинные, чересчур длинные носы. Кожа их всегда была бледной, болезненно бледной, ведь колдуны не особо любят солнечный свет. Под глазами сияли тени, а сами глаза были глубокими, яркими, светились в темноте и манили, очаровывали.       Эта женщина была другой, разительно отличалась от ведьм, что не раз погибали от меча Леви. Её кожа была загорелой, даже смуглой. Нос длинный, но по-женски аккуратный, маленький. Глаза цвета карамели сияли, как у ведьмы, точь-в-точь.       Но не выглядела она ведьмой! Хоть ты тресни!       Тогда Леви спросил напрямую, ведьма женщина или нет. Чародейка глухо посмеялась, ведая свою историю. Мать её была ведьмой, но редкой. Занималась белой магией, а таких не любили ни люди, не принимая её добро, ни другие колдуны, отвергая чистые помыслы. Но удалось молодой чаровнице выйти замуж за сельского пастуха, родить дочь, а после умерла она, корчась и обугливаясь на столичном костре. Пастух воспитывал дочь по людским обычаям, он привил ей любовь и уважения к людям, взрастил в ней сострадание и сочувствие, искореняя ведьмовскую натуру из девочки полностью.       Так и выросла Ханджи Зое не ведьмой, стремящейся убивать и разрушать земли крестьян, а заботливой знахаркой. Правда, пользовалась она заклинаниями и зельями, но исключительно в благих целях.       Леви чувствовал ложь сразу, но Ханджи не врала: не было у неё злых помыслов.       Так и стал с тех пор навещать капитан элитного отряда Охотников одинокую чародейку в лесу, скрывая и защищая её от других военных: не может добрая женщина умереть ни за что.       С неким страхом и щемящим сердце чувством Леви подметил, что лесная знахарка привлекает его всё больше и больше. В столице его ничто не держало, а потому капитан на время отдыха уезжал в лес, желая поскорее встретиться с чаровницей.       Его манили исследования ведьмы. Она носилась особенно за троллями, а однажды за ужином смела утверждать, что ей в лесу повстречался разумный пещерный тролль!       Леви не верил в это, равнодушно изучал записки Ханджи и пометки в блокнотах, взглядом косясь на женщину. Было в ней что-то такое, что цепляло и не отпускало назад. Возможно, роль в этом играла частичка какой-никакой, но ведьмовской натуры. Скрытая внутри тайна, манящая и дурманящая, желающая, чтобы её поскорее разгадали.       Знахарка была весёлой. Ей нравилось носиться с Леви верхом по забытым людьми равнинам и холмам, останавливаться в низинах, ущельях. Пить ледяную родниковую воду прямо из ручья, набирая прозрачную жидкость в лодочку рук.       Чаровнице была приятна компания статного имперского охотника, что в моменты их встреч будто забывал о форме, сидящей на нём. Вот же, на спине красуется герб королевского двора, вышитый серебряными нитями, а капитан преспокойно болтает с ведьмой, с порождением «зла»!       Порой Леви и Ханджи сидели вечером на крыше хижины, изучали звёзды, хаотично рассыпанные на бархатном тёмном небе. Они прислушивались к шуму ночного леса, ощущали вибрацию крыши от того, что кони во дворе вздумали играться, и теперь носились в леваде, взрывая землю. Знахарка тихо ведала капитану о свойствах лечебных трав, перебирая руками сухой мох, которым были закрыты мелкие бреши в деревянной крыше.       А Леви слушал и слушал, не желая прерывать рассказ чародейки. Капитан и не слышал, о чем точно говорит Ханджи, пропускал мимо ушей интересную информацию, просто кивал изредка, неотрывно наблюдая за Ханджи. Следил за сменой эмоций на лице, за перекатыванием мышц шеи под тонкой румяной кожей, за тем, как расползается паутинка морщин в уголках глаз от женской улыбки. И сам улыбался, а чему – не знал.       Зима – вот любимое время года Ханджи. Трескучий мороз не пугал горячую женщину, не стеснял её беготни в сугробах, не умолял рвения к изучению троллей и другой сказочной нежити.       Леви стал приезжать чаще. Ещё прошлой зимой капитан охотников соврал самому королю, что убил ведьму, предоставив доказательством окровавленный плащ чародейки. И Его Величество поверил, не думая больше отправлять походы в ту сторону земель, дабы не тратить продовольствие и деньги на содержание воинов.       Теперь над Ханджи не было угрозы, она могла спокойно жить в избе, заниматься зельеварением, сушить травы и варить до безумия вкусные щи.       Но что-то пугало Леви, точнее, смущало и странно толкало в объятия растерянности.       Капитан начинал запинаться и чуть краснеть, сидя рядом со знахаркой непозволительно близко. Наивная и весёлая Ханджи спрашивала, не заболел ли Леви, но дело было далеко не в горячих щеках и потных висках.       Где-то в груди заходилось сердце, дробя рёбра, стоило только чаровнице подойти близко, настолько близко, что в нос мужчины ударял запах сухостоя: сушёного болотного мха, ромашки и морошки. Охотник шумно вдыхал аромат волос чародейки, сдерживался, чтобы не обнять Ханджи резко и быстро, отрывая все пути к отступлению.       Чародейка не была бы против. Она испытывала ровно то же самое, что испытывал Леви. Бешено колотящееся сердце, стеснение в движениях и мыслях, кипение крови и повышение градуса тела. Упала бы Ханджи в сугроб – снег тут же растаял бы, поднимаясь к небу седым паром.       Пребывая одна некоторыми зимними вечерами, чаровница думала только об охотнике.       Ох, как рискует Леви, тайно встречаясь со знахаркой в тёмном лесу. Ведь могут выследить, обвинить в сокрытии колдуньи, убить.       Но стоило сильному и уверенному Леви показаться на пороге лачуги, как неспокойные мысли исчезали из головы. Столь уверенный охотник никогда не позволит нанести вред близкой ему женщине.       Леви мог с уверенностью сказать, что знахарка целиком и полностью закрепилась в его сознании после того, как он, мучаясь бессонницей, покинул столичную квартирку, устремляясь вдаль, к скучающей в хижине Ханджи.       Чародейка нутром ощущала, что вот-вот, и Леви появится на пороге лачуги вновь, и была полностью уверена, что в этот миг она скажет ему что-то вроде тёплых признаний.       И вот, в заветный миг отворилась дверь, впуская в жаркую комнату холод улицы. Чародейка поёжилась, укрываясь тёплой шалью, ласково смотря на Леви.       А мужчина, сжав губы в одну линию, молча дошёл до кровати знахарки, припадая к приоткрытым губам в поцелуе. Чувствовался привкус горьковатого глинтвейна, нос щекотала бархатная женская щека, а зубы цепко, но мягко тянули за нижнюю губу.       Да-а, смог северный лес удивить Леви. Смог предоставить сюрприз в виде возлюбленной чаровницы.       И ведь правда, очаровала, чертовка!