***
Мою девушку звали Настя, она и правда была из восьмого, но от конфет отказывалась. Ее мама много пила и не чуждалась побоев, но рука у нее была легкая, так что Настя со временем совсем перестала из-за этого переживать. Но она не выносила маминых гостей, которые стабильно несколько раз в неделю обустраивались в их однушке. Настя сбегала из дома, и я, как порядочный джентльмен, сбегал вместе с ней. Мы могли бы проводить это время у меня — мой папа был не против. Но было куда приятнее под мостом, в кем-то наспех сколоченной, а потом заброшенной хижине. Почему-то даже бомжи не облюбовали это место, но нам с Настей оно нравилось. Мы сидели на большой бочке, приваленной у его крыльца, разжигали костер и жарили хлеб, нанизанный на шампуры. Она часами могла рассказывать об одноклассницах, я не слушал, но мне нравился ее монотонный хрипловатый голос. Особенно мне почему-то нравилось, когда она сопливила и прерывала рассказ, чтобы смачно втянуть воздух — это у нее круто получалось. В один из таких дней, шестнадцатого августа, я как всегда заметил летящие в мое окно камни. Отложил наушники, выполз из-за компа и посмотрел вниз. Настя стояла там растрепанная и улыбаясь щербатой улыбкой. Я быстро натянул футболку, шорты, забрал оставленный мне полтинник и выскочил на улицу. Сначала мы пошли в кафе «ДжеДай», где я купил чай, чтобы разменять деньги, и убил пару котов. Не побил рекорд, но все равно остался доволен. Владимир Анатольевич сказал, что я разломаю автомат, если буду так бить. Еще он говорил, что у меня скрытая агрессия и мне нужно где-то ее выплескивать «Только не на моих котах, пожалуйста». Тем не менее, я, наверное, был единственным постоянным клиентом этого автомата, так что прогонять меня Анатольевичу было невыгодно. После кафе мы зашли в магазин, купили самый дешевый батон (денег оставалось всего 12 рублей) и отправились под мост, в нашу любимую хижину. Мне всегда казалось странным, что на ее внутренней стене была нарисована мелом дверь. Почему-то эта дверь меня раздражала. Однажды я взял тряпку и стер эту дверь, пока Настя не видела. При ней почему-то не хотелось, казалось, она меня на смех поднимет, как будто я придурок и боюсь всякой ерунды вроде детских куколок. Самое жуткое — дверь спустя неделю появилась снова. Но я же не совсем идиот, наверняка, помимо нас, здесь еще люди зависают, вот и рисуют всякую хрень. В общем, я так ей ничего и не сказал, но в дом, если честно, заглядывал с опаской. Вот и в тот день, я присел на бочку, костер разжигать, а зайти в дом и взять шампуры попросил Настю. Она зашла и секунд тридцать не возвращалась. Я позвал, и в этот момент она заорала.***
В доме лежал труп. Честно говоря, обычный труп насмерть замерзшего бомжа или заболевшего там. Наверное, каждый такой хотя бы раз видел, просто не всегда понимал, что вот этот вот валяющийся на тротуаре вдрызг пьяный мужик — полдня как труп. А я с тех пор только об этом и думаю — что он уже труп. Ну или что он из «ИХ» отряда. И меловых рисунков боюсь по той же причине, даже детские солнышки всегда стороной обхожу — вдруг это замаскированные люки.***
В доме лежал труп. На тот момент мы еще не были до конца уверены. Мы сначала выбежали из дома, попробовали набрать скорую, но связь под мостом никогда не работала. Поэтому я дал Насте телефон (своего она никогда не имела) и сказал бежать-звонить в скорую там или в полицию. Мне, честно говоря, до дрожи в коленках, было страшно оставаться с этим мужиком один на один, но это ж была моя девчонка, а папа с детства научил нести ответственность за своих. В общем, как только она ушла, я набрал в грудь воздуха, взял палку подошел к трупу, потыкал, что было глупо, но единственным, что пришло мне в голову. Потом я решился подойти ближе и пощупать пульс. В фильмах это всегда очень легко делали, а я так и не разобрался, куда там пальцы класть, тем более у него вспе запястье распухло. Тогда только я додумался проверить дыхание. Взял одно из разбитых стеклышек, что здесь лежали, поднес к носу. Стеклышко не потело. Я поднес палец, дыхания не чувствовалось. Еще минуты две всячески проверял, пока не убедился окончательно. И тогда меня стошнило. К моему ужасу прямо на труп. Я представил, как приедут медики, и спросят, чья это блевотина, и мне придется признаваться, что моя. Потому что если я не признаюсь, они все равно проведут экспертизу и все поймут, и еще обвинят в убийстве меня. И я представил с каким отвращением на меня посмотрит Настя. Я как раз решал, стоит ли мне попытаться вытереть то, чем я вытошнил, или ничего не трогать, когда сзади что-то коротко мавкнуло. То ест мявкнуть, конечно, могло единственное существо во вселенной. Обычный домашний кот. Рыжий и смешно пушистый сидел за моей спиной и с любопытством смотрел охристыми глазами то на маня, то на труп. Он еще раз мяукнул и я вспомнил про все эти многочисленные статьи в газетах о сумасшедших кошатницах, обглоданных их собственными любимцами. И мне в тот момент очень четко показалось, что кот говорит мне: «Привет, ты не будешь возражать, если я отлакомлюсь этим замечательным человеком».***
Приехала скорая и официально заключила смерть. Настя так и не спустилась под мост. Я еще несколько ночей не мог уснуть, а потом лето и новые ощущения взяли свое. Три дня спустя я поставил рекорд в убийстве котов и заказал по такому случаю молочный коктейль, потратив все сэкономленные копейки. Коктейль мы с Настей пили на двоих. Хотя мне очень хотелось быть джентльменом, молоко с клубничным мороженным и шоколадным сиропом мне тоже хотелось. В этот момент к нам подошел кот. Тот самый кот с охристыми глазами и рыжим пушистым хвостом. Он опять посмотрел на меня и коротко мявкнул, будто просил, могу ли я дать ему немного молока. Я не мог, потому что читал где-то, что взрослым котам молочное нельзя. Ну и потому что мне было жалко. Тогда он нагло запрыгнул и уселся на стол. — Вот это наглость, — пробормотал я с восхищением и досадой. — Ой ну извини, — немного обиженно ответила Настя, — я думала, он на двоих. — Кто? — не понял я. — Коктейль. Ты сам говорил, он на двоих, а теперь возмущаешься. — Да я не на тебя, я на кота. — На какого? — спросила она глядя на меня точно сквозь животину. *** Тем же вечером мы с котом ели на двоих мороженное. — Значит тебя никто не видит? — поинтересовался я, положив перед ним кусочек пломбира на кусочке вафельного стаканчика. — Мяв, — согласился кот и довольно принялся лизать угощение. — То есть я сумасшедший? Кот посмотрел на меня с таким презрением, с каким могут только коты на жалких двуногих. Все сомнения сами собой отпали. — Выходит, нет. Что тогда? — Мяв, — ответил мне кот и самодовольно облизнулся. Для несуществующего кота, ел он, надо сказать, проворно. Закончив мороженное, он спрыгнул с лавки сделал несколько шагов, остановился и жалобно на меня глянул. — Хочешь, чтобы я за тобой пошел. — Мяв! — радостно согласился кот. И пошел на этот раз не оборачиваясь.***
Я помялся у порога, но кот так уверенно проскользнул через приоткрытую дверь, что я постеснялся выглядеть перед ним трусом. Осторожно приоткрыл, сделал несколько шагов, пакет зашуршали под ногами, треснула стекляшка. В доме было пусто, а кот скреб в мелованную дверь точно так же, как коты скребутся в настоящие. — Ну нет, — сообщил я ему, и мой голос разлетелся по помещению эхом, — я не смогу открыть эту дверь. — Мяв! — нагло сказал кот, глядя на меня с презрением. Он будто говорил: ты даже не попытался. — Господи, да что я делаю? — проговорил я вслух и собрался уже уходить. — МЯВ! — очень нагло сказал мне кот. -Не буду! — МЯ-Я-Я-ЯУ! Надо ли рассказывать, какими доставучими бывают коты. В общем, если ваше животное очень захочет, вы, поверьте, и стену откроете. Так я собственно и сделал. Подошел к нарисованной двери и еще раз на всякий случай сказал: — Ну не могу я этого сделать. У нее даже ручки нет. — Мяу, — сказал кот и потерся мне об ноги. Я посмотрел на нарисованную мелом ручку и подумал: если открывать гипотетическую дверь, то надо взяться за гипотетическую ручку и повернуть. Так я и сделал. И дверь поддалась без сопротивления.***
За дверью был точно такой же дом, но не заброшенный. То есть как будто я прошел через зеркало. Окна еще были целыми, стеклянными, плитка работала, на ней варился кофе судя по запаху, неплохой. Работала плитка от большого красного электрогенератора. И я решил, что попал в прошлое. Это почему-то совсем не удивляет после найденного трупа и невидимого кота. Кот, к слову, ласково потерся о мои ноги, так яростно, что его рыжее ухо смялось. Потом запрыгнул на тумбу, протянул лапы к плитке и провалился в сон. Я понял, что в доме холодно, а за окном падал снег — была зима. — Эй, — позвал я осторожно, — кто-нибудь есть? Я надеялся, получится круто, как в фильмах. Но голос словно не хотел выходить из горла — я почти шептал. Думаю, даже если кто-нибудь здесь был, он едва бы меня услышал. Но Кот поднял голову и недовольно посмотрел: ты, мол, мешаешь спать. И правда, чего это я мешаю? Я осторожно вышел из дома и огляделся. Река была застывшая и припорошенная снегом. В отдельных окнах на берегу горел свет, но в основном все было темным, даже фонарей меньше, чем обычно. Я пошел по насыпи вверх, к дороге, ничего — пара машин была припаркована у обочины. Никаких признаков того, что это прошлое. Вспомнив фильмы, решил найти газету, но где ее достать не имел понятия. Вспомнил, что существует другой способ — найти в магазине скоропортящийся продукт и по нему определить хотя бы примерный день. К тому же и газеты наверняка в магазине будут. Тем не менее до ближайшего круглосуточного мне пешком было минут пятнадцать, а отходить так далеко от ведущей в мой мир двери, тем более такой зыбкой, нарисованной мелом, совсем не хотелось. Еще, хоть я и знаю, что коты весьма самостоятельные, не хотелось надолго оставлять моего питомца в одиночестве. Так что я вернулся в дом и уселся на кучу тряпок, которые, кажется, были чем-то вроде кровати. Тот, кто поставил кофе вариться так и не пришел, а кофе начал выкипать, и мне пришлось снять его с плитки. Потом я увидел на тумбе кружку и решил налить кофе туда — если хозяин так небрежно относится к кофе, то он явно заслуживает его меньше, чем я. Ополоснуть кружку было не чем, но она казалось чистой, на всякий случай я протер ее снегом, налил кофе, втянул приятный аромат. Кот делал вид, что спит, но иногда косил на меня охристыми глазами. Коту было не все равно, и мне это грело душу даже больше, чем кофе. — Ну что, Рыжик, — сказал я почему-то, — вот мы и остались вдвоем. Кот фыркнул. Очень по-человечески и с таким презрением, что я сразу смекнул. — Хорошо, — сдался я, — не Рыжик. Как мне тогда тебя называть? Мурзик? Барсик? Маркиз? Он фыркнул три раза. — О великий воин вселенной, — пошутил я, и кот довольно сощурил глаза. Однако такой вариант не устраивал меня. Я все-таки собирался вернуться в свой мир и с трудом представлял, как захожу в магазин и беру пачку корма для великого воина вселенной, или — что еще хуже — мою за ним туалет. — Буду называть тебя просто Кот, — примирительно сказал я. Кота такой вариант устроил, он улегся ко мне на колени и свернулся калачиком. Так я и стал опасным межпространственным преступником.***
Они называли себя СМБ — Служба Межпространственной Безопасности. Мы с котом предпочитали называть их полицаями, или, фашистами. СМБ, существовали множество столетий и все время оставались за пределами человеческой видимости. Это не так уж и сложно, если можешь слинять, нарисовав мелом дверь или люк. Ну, ладно, преувеличиваю. Ты не можешь слинять буквально из любого места. И ты не можешь сделать это просто нарисовав дверь обычным мелом. Это на самом деле сложный ритуал, который включает в себя подготовительную медитацию и специальный мел, в состав которого добавляют свинец и перемолотые кости. Перемолотые кости кого? Конечно же, котов. Таких как мой. На самом деле рисование двери — сложный и трудоемкий процесс. Художником может быть далеко не каждый. Это специально подготовленные люди, прошедшие годы практик и медитаций и научившиеся управлять внутренними потоками энергии. Но даже если вы долго практиковались и пьете специальные таблетки, которые притупляют ваше сознание и заставляют поток мыслей течь в одной направлении — причем течь медленно и спокойно, без потоков и никому не нужных «водоворотов» — даже при всем этом не каждый человек может стать художником. Таких называют непригодными, и я — один из них.***
Во мне боролись два желания — одной части хотелось скорее скинуть с ног кота, открыть еще раз эту дверь, вернуться в свой мир — я почему-то не сомневался, что дверь приведет меня именно в него и никуда больше — прийти в комнату, лечь в кровать и с головой укрыться одеялом. Второй части тоже хотелось вернуться, но с другой целью. Я уже представлял как соберу походный рюкзак, который купил мне папаня, набью его под завязку высококалорийными батончиками и бутылками с водой, возьму фонарик, батарейки, консервы для своей новой животины, посажу на левое плечо кота и отправлюсь в новый неизведанный мир. Я уже выбирал, что подойдет мне больше — шляпа Индианы Джонса или плащ Оби вана. Но потом нарисованная дверь открылась еще раз. Очень недоверчиво в щель проскользнула Настя и посмотрела на меня так, будто видела впервые. Потом приветливо махнула рукой. — А, это ты. Не думала, что ты догадаешься. Ты, как и положено другим всегда побаивался этого места. — Это ничего, — сказала она позже, — я рада, что ты здесь. Ты мне правда нравился. Было приятно смотреть, как ты пытаешься впечатлить меня. — Что, я не пытался? — возмутился я. В эту секунду Кот спрыгнул с моих колен и зашипел на Настю. Она ей явно не доверял. Впрочем я тоже начинал сомневаться в человеке, для которого, оказывается, не впервой проходить через невидимые двери. — Ой, да ладно, — строго посмотрела на кота Настя, — я тоже могу шипеть. Дай нам поговорить спокойно. Кот смерил ее недовольным взглядом и ушел через приоткрытую дверь в мой мир. Только перед этим посмотрел на меня так внимательно, будто говорил: «мы же друзья, верно? Не забывай». Когда кот ушел, она немного расслабилась. Понюхала турку, поставила ее на плиту и включила. — С чего бы начать, — протянула она, хотя я ни о чем не спрашивал, — ах да, помнишь, когда мне исполнилось четырнадцать и ты спросил у меня, знаю ли я отца. А я ответила, что немного, но мы с ним будто из разных миров. Так вот это было буквально правдой, потому что мой отец из другого мира, а вернее, он как бы без особого мира жительства, потому что каждый агент СМБ отказывается от родного мира, и принимает на себя межгражданское состояние. — Знаешь, — честно признался я, — до того как ты начала говорить, все казалось мне гораздо более понятным. Она продолжила будто не заметила моего выпада. — Так, этот дом — на самом деле наблюдательный пункт СМБ. Таких по всему миру, во всех мирах вообще, не мало. Все эти пристройки, о которых ты никогда не задумываешься, будочки. Ну, не все из них, конечно, но некоторые. На таких защита — люди непроизвольно испытывают страх перед ними, стараются не заходить без веских причин. А живут там как правило агенты СМБ, наблюдатели, парами или по одному. Папка мой как раз жил здесь. А потом его убили, труп ты сам видел… Я поперхнулся кофе. — Выходит, это твой папа? — Ага, — почти безразлично бросила она, — не переживай, мы с ним не очень близки были. Так, скорее товарищи, чем семья. Я была его напарником в этом наблюдении, стажер СМБ. Мне здесь разрешили быть, потому что зона безопасная — никаких войн, никаких террористов. Ну, а тут сам видел… убийство. В общем, я тебя не хотела просвещать, хотя ты мне типа как нравишься. Но раз ты сам здесь. — Погоди, — резко перебил я, — а меня за это не того? И рукой провел вдоль горла. Если я что и знал о спецслужбах из фильмов — они убивали тебя сразу, как расскажут правду. — Какая глупость! — Настя посмотрела на меня с презрением. — Посуди сам, дылда. Если ты кому-то расскажешь, что проходишь через нарисованные двери… — Ладно, — признался я, — вот только не пойму, что делать теперь. — Как что? — вытаращила она глаза. — Искать убийцу.***
Если есть труп спецагента, то где-нибудь обязательно ходит убийца. Даже если на теле трупа не было пулевых или ножевых ран — его все равно убили. — Давай ты просто свяжешься со старшими и все им расскажешь, — попросил я. Настя поджала губы. — Извини, это невозможно. Я стажер. Я не выхожу с ними на связь. Они связываются со мной. — Тогда может быть, просто дождемся? — Нельзя! — она почти треснула меня по голове. — Ты что не понимаешь? Просто так СМБ не убивают. Это угроза, возможно, для всего нашего мира. Ты не понимаешь, — заключила она уверено, — у них миллионы миров. Они потерю нашего на бюрократическую опечатку спишут, а у меня там мама. А у тебя — папа! — добавила она обвинительно ткнув в меня пальцем. — Если мы не справимся, никто не справится.***
Если вы хотите найти межпространственного террориста, в первую очередь надо найти места, которые ему интересны. А это, по словам Насти, те места, где можно нарисовать дверь или люк. То есть нарисовать их, конечно, можно где угодно. Другое дело — что работать они будут не везде. Нужны специальные места — каналы. Канал можно определить двумя способами — экспериментальным, правда для этого дверь придется нарисовать на каждой стене и каждом квадратном метре асфальта — или с помощью поисковика, то есть — барабанная дробь — специального кота. Не все коты поисковики, но все поисковики — коты. Подмножество множества — кружочек в кружочке и прочая ерунда. Подмножество множества поисковиков — коты, которые захотят сотрудничать с человеком. Подмножества этого множества — те, кто заходят и найдут подходящего партнера. — Короче, это ты, — обрубила Настя и плеснула кофе в кружку, — так уж получилось, что кот выбрал тебя. Значит будем работать вдвоем. Втроем, то есть, — добавила она, глянув в обиженные бежевые глаза. К тому времени кот уже нагулялся в моем мире и вернулся просить угощения. Угощений не было, так что я его просто гладил, а он недовольно вилял хвостом, и весь был напряжен, но не убегал — поддавался на почесывания за ушком. — Погоди-погоди, — остановил я бесконечный поток мыслей, рассуждений и выплескивающейся за край активности, — то есть теперь ты этого кота видишь. А тогда в кафе не видела. Это как? Она даже глаза закатила, а потом «откатила», чтобы неодобрительно на меня посмотреть. Кот, кстати, сделал то же самое, и я понял, что эти двое похожи больше, чем думают. — То есть вот это все для тебя пшик? Норма? Зато невидимый кот… — Чему хочу, тому и удивляюсь, — сказал я уязвленный ее словами. — Ну ок, — сказала она коротко, — тебе подлить кофе? У меня на донышке остался. Я кивнул, она сделала два шага вперед, кот выпустил когти прямо мне в колени, плеснула кофе и снова отошла на безопасное от него расстояние. Эти двое друг другу явно не доверяли. Ревновали, видимо. — Кот всегда видимый в том мире, откуда он родом,— начала она поучительным тоном, — в мире же, куда он пришел погостить кот видим лишь тому человеку, которого выбрал себе в напарники. Я в кафе, кстати, сразу поняла, что ты про поисковика. Но решила дать тебе время во всем разобраться. Даже удивлена, что так быстро это сделал. Ты же болван. — Эй! — сказал я обижено. — Мяу, — заступился за меня кот, навернул на моих коленях кружок и улегся поудобнее. Поудобнее для него, конечно — мне-то теперь приходилось стоять на носочках, чтобы его величеству было ровно. — Я же любя, — ответила она примирительно, — короче, глотай быстрее. Пошли спасать мир.***
Уговорить кота спасать мир с нами, оказалось непросто. То есть сначала я был уверен, что все у нас на мази — кот уверенно шел перед нами, подрагивая пушистым рыжим хвостом, иногда оглядываясь — проверяя, идем ли мы за ним. Я даже стал им гордиться — смотрите, какой у меня помощник, которого никто кроме меня не видит. Но когда он привел нас в супермаркет, встал под полку с рыбными консервами и начал требовательно мяукать, я понял, что главный тут кот. Он чванливо поел кильки, даже великодушно предложил остатки мне (думаю, он сделал это только потому, что не смог достать кусочки из углов), потом минут десять умывался, смешно пытаясь вылизать длинную шерсть. Я предложил ему ванную, за что тут же получил неодобрительные взгляды обоих товарищей. Потом Кот наконец сжалился надо мной и повел нас куда-то на север к заброшенной стройке. — Двери под мостом я запечатала, — гордо пояснила мне Настя, это конечно странно, что она поясняла, потому что я вообще-то видел, как она проводила ритуал. Может она, думала, я не соображу, что блуждание вокруг зоны со свечей, произношение слов, похожих не то на латынь, не то на эльфийский, смывание двери водой и странный холод, который на какое-то время воцарился в этом месте — ритуал по закрыванию канала, но я смотрел много фильмов и хорошо в таком ориентировался. — Наша задача, оставить для него только один проход, а потом сидеть в засаде и ждать, — пояснила Настя. — А как мы узнаем, что проход один. — Каналы, это что-то вроде дыр на джинсах, — пояснила она, подсвечивая заброшенную стройку фонариком, здесь ничего не было: ни бомжей, ни бутылок, только уже совсем старые, разбитые, — они типа протираются между мирами, но как правило в одних и тех же местах. То есть если дыра есть тут, вторая вряд ли в Америке. Всякое конечно бывает. Ты толстух видел? У них, готова спорить, дыры на джинсах везде протираются… Она замолчала и поморщилась — поняла, что отошла от темы или вспомнила тех самых толстух. — Короче на ближайшей территории, как правило две-три дыры. Наша задача закрыть все, кроме одной. — А если эта и есть последняя? — поинтересовался я. — А вот для этого нам и нужен твой кот. Пусть он нам скажет. — Я может че не понимаю, — почесал я голову, — но он только три буквы говорит. Это М, Я, и У. Больше я от него не слышал. Кот посмотрел на меня так, что я подумал: никогда не простит. — Ну нет, — протянул я, — ты не умеешь разговаривать, я по глазам вижу. Он недовольно сощурился. — Слушай, — примирительно сказала Настя, всем видом стараясь показать, что не удивляется моей тупости, — вот если бы мы с тобой на разных языках говорили, это бы значило, что мы совсем общаться не можем? Я сдулся. Я и правда недооценивал моего Кота. — Ты его спроси, — предложила Настя, — если это последний канал, пусть мявкнет два раза, а если есть еще сколько-то, пусть один. Кот посмотрел на нее с презрением и тут же два раза мяукнул. Потом закрутил хвостом. — Говорит, это последний, — сообщил я, — а еще, кажется, говорит, что ты ему не нравишься. — Ладно, — сказала Настя, — раз этот канал последний, его запечатывать нельзя. Ее голос прозвучал немного разочарованно. Я вдруг понял, что она тогда первый раз что-то запечатала, и ей, видимо, понравилось. — А что тогда делать? — поинтересовался я. Она щербато улыбнулась. — Засаду!***
Засада оказалась самым скучным занятием на свете. Клянусь, я даже почти заскучал по математике, хотя ненавидел ее всем сердцем. Пришлось мучительно высидеть — я не шучу — полтора дня. Мы даже спали в этом месте по очереди. Наконец, Настя меня разбудила. — Я свет видела, — сказала она, — тихо. Можно подумать, мне бы хватило сил что-то сказать спросонья. Наконец, мы его увидели, и я тут же осознал всю тщетность нашего плана. Это был огромный мужик размером со шкаф, примерно таких же пропорций. Маленькая голова на огромных плечах, почти полное отсутствие шеи. Он был волосат и даже на лицо ужасен. Он был — монстр. И как прикажите его останавливать. Ну и что, что у нас трое, да даже если у Насти в кармане случайно окажется копировальная машина, и нас станет шестеро, плюс штук двенадцать котов — мы его все равно не остановим. Я потянул ее за рукав, чтобы утащить. Но она без всяких предисловий выпрыгнула вперед. — Стоять! Именем СМБ вы арестованы! Мужик посмотрел на нас и кажется просто ошалел от наглости. — Кыш! — сказал он и замахал руками, будто мы назойливые мошки. Дальше дело двух секунд — я заметить ничего не успел. Миг, и Настя достает из-за пазухи что-то, он ругается — короткий мат — бежит на нее. Вспышка, гром. Еще мат. Девчачий крик. И смачный звук, будто кто-то ломает кости. Прихожу в себя пару секунд спустя — анализирую. Что-то за пазухой — пистолет. Револьвер что ли — маленький такой, блестящий. Потом мат, она выстрелила, он на нее побежал. Она то ли попала, но не смертельно, то ли промахнулась. В общем он ее повалил и ударил. Я как-то даже не осознавая происходящего рванул на помощь.***
Будь я умнее я бы позвонил в полицию или отыскал револьвер. Будь я сильнее, я бы его повалил — ну хорошо, вряд ли повалил бы, но смог бы хоть его руку от Насти отодрать. Был бы я трусом, я бы, наверное, просто убежал, и может быть, это все бы изменило. Но я сделал то, что сделал. Бросился на этого громилу без единого шанса на успех. Я просто повис на его руке, которая была, наверное, с меня размером, и вцепился зубами в его плечо. Громила взревел. Я стукнулся о стену затылком, и все в моей голове загудело. Следующее, что я помню — на громилу бросается кот. Моя животина, надо сказать — отличный боец. Поэтому, хоть он был и меньше меня размерами, обладал когтями и зубами. Он бросился прямо на громилу, по спине взобрался на его голову — так же ловко, как коты взбираются на шкафы. В две секунды он оказался на голове громилы и пустил когти прямо ему в лоб. Я тогда еще со странной несвойственной мне кровожадностью подумал — почему не в глаза? Но он убивал Настю, и мне не было его жалко.***
Громила зарычал, подался назад, и Насте удалось выскользнуть. Моя голова все еще трещала, и я видел все как в тумане. Но понял, что пора прекращать себя жалеть — самое время встать и свалить отсюда нафиг. Если мой кот действительно такой волшебный, как о нем говорят. Он сумеет вывернуться, стать невидимкой и отыскать нас по запаху. Ну или я сам его отыщу, когда придет время. Первые шаги показались бесконечной мукой — правую ногу приходилось волочь за собой и я без лишних раздумий заключил для себя перелом. Однако уже пару шагов спустя боль словно отступила. Вернее — я точно знал — она затаилась, чтобы напомнить о себе, когда все будет кончено. Я тогда был рад: боль — благородна и умеет подождать до лучших времен. — Идем, — я схватил Настю за плечо и потянул. Она повернулась — на лице запеклась кровь. — Нет! — сказала она. — Нет, нет, нет. Я должна… Оттолкнула меня и стала ползать на коленях. Я сначала прифигел, а потом только догадался — она искала пистолет. Спорить с ней в тот момент было бессмысленно и я бросился помогать. Пару мгновений спустя громила избавился от кота, но я уже нашел оружие, и стоял наставив на него дуло.***
Я никогда не стрелял. То есть, конечно, я играл в войнушку и, когда мы ездили в Питер, убивал в три-дэ очках зомби. Но я никогда не стрелял из настоящего оружия. Я знал, что есть такая штука — спусковой крючок, и что все, что тебе нужно — на нее нажать. Если конечно, нет предохранителя, а мне почему-то казалось, что на этой устаревшей модели — его нет. Я был рад хотя бы тому, что для выстрела из него не нужно поджигать фетиль. Еще я знал, как целиться, но на таком расстоянии мог даже не переживать по этому поводу. Я ничего не знал об отдаче. Знал, что некоторым она вышибала плечо — но это, кажется, говорили о ружьях или автоматах. Я никогда не слышал, чтобы плечо выбивала отдача пистолета. С другой стороны я никогда и не читал об этом подробно. Но в конце концов если есть два человека и один пистолет, больше боится тот, на кого он направлен, а не тот, кто направляет. Поэтому я пошире расставил ноги, сглотнул страх и сказал себе: «Давай же, Максимка, побудь хоть раз мужчиной, которого так отчаянно хочет сделать из тебя папаня». — Не двигайся, — сказал я хрипло. Голос дрогнул, пришлось откашляться — это позорное чувство, когда не можешь сказать с первого раза уверенным голосом и делаешь вид, что нужно просто прокашляться, — подними руки вверх и сделай назад два шага. Про шаги я сказал, потому что сейчас мне казалось, громила может добраться до меня в один прыжок. Он поднял руки, но не спешил отступать. Он внимательно изучал мое лицо. Я не был дураком, я понимал, что он делает — проверяет на слабо. По некоторым людям, говорят, видно, способны ли они убить человека. Вот он и смотрел, стоит ли меня слушаться, или напасть. И я тогда сказал себе: буду не я если не убью его при малейшем движении. Пару секунд спустя он отступил. — Послушай, парень, — сказал он, — не знаю, что они тебе наговорили, но это точно не правда. — То, что вы убили ее отца, правда? — спросил я вдруг почувствовав прилив уверенности. Оказывается, и правда люди с оружием в руках чувствуют себя намного лучше. Громила кивнул. — Это была самооборона? — спросил я, уже зная ответ. Он тоже понял, что я знаю. Так что покачал головой. — Нет, но это было… — Это было преступление, — сказал я, — не знаю, как это называется в вашем мире, может у вас это в порядке вещей, но в моем мире это было преступление. И мы действуем по законам нашего мира. Он улыбнулся. В его черной бороде появились белые неровные зубы, похожие больше на оскал. — А в твоем мире правильно вершить самосуд? — спросил он торжествующе. Я промолчал. Я не собирался играть с ним. Пистолет, в конце концов, был у меня. Настя встала за моей спиной и сказала на ухо. — Убей его. Он террорист. С такими шутки плохи. Но я не торопился. Потому что вы никогда не поймете, что значит убить человека, пока не окажетесь на этой тонкой грани. — Зачем вы убили ее отца, — я вдруг понял, что даже не знаю имени того мужчины. — Он фашист, — сказал громила, — они все фашисты и ты будешь фашистом, если присоединишься к ним. Я бросил взгляд на кота, кот лизал поврежденную лапу изредка на меня поглядывая. У меня не было ни одного основания верить громиле. Но у меня не было ни одного основания верить Насте. Я вдруг понял, что оказался втянут в события, о которых ничего не знаю. И мне захотелось просто положить пистолет между ними, сказать: сами разбирайтесь — и уйти. Я, конечно же, не мог так сделать. Но хотел. А еще хоть Настя и говорила мне, что он террорист, она никогда не говорила, что именно он собирается делать. — Вы террорист, — сказал я, — почему вас называют террористом? Почему они террористы? — спросил я, повернувшись к Насте. Пистолет все еще был направлен на громилу. Она будто поперхнулась от удивления. — Я все тебе расскажу, но сначала убей его. — Нет! — отрезал я, качнув револьвер, будто собирался направить в ее сторону, но передумал. Я обезумел, я ничего не знал, и поэтому обезумел. — Расскажи. — Окей-окей, — она подняла руки, — я говорила, что каналы между мирами — это дыры в джинсах. Террористы делают их шире… есть специальные бомбы… и они хотят стереть все эти дыры. Только представь, какой хаос это породит. Твари из других миров полезут сюда, и все миры будут уничтожены. Грабитель опустил руки и размял кулаки — я подумал они затекли и даже немного пожалел его. Так что не стал настаивать, чтобы он поднял их снова. — Все будет не так, — сказал он, глядя точно на меня. Он пытался объяснить мне, достучаться. Я видел это, и — о позор — мне это льстило. Он воспринимал меня взрослым, рассудительным парнем. Это подкупало, — они хотят, чтобы все так думали. Чтобы все контролировать. Разделять и властвовать. Это как… — он защелкал пальцами, будто вспоминая. Сейчас я понимаю, что он проверял мою реакцию на его движения, — как запретить всем странам Земли общаться между собой. Как врать им что в других странах живут монстры. Понимаешь, они фашисты! — Убей его! — крикнула мне Настя. И я подумал: «почему бы не убить?» Меня ведь это все так достало. Ну не могу я, не в состоянии, не способен за десять минут, удерживая на мушке огромного мужика и косясь на подружку, о которой ничего, оказывается, не знаю, разобраться в огромной политической системе межмирья, о которой-то и услышал пару дней назад. Не могу! Вот не могу и все! И не собираюсь. Я навел на него пистолет и нажал на спусковой крючок.***
Хлопнуло, и меня оглушило. Я ничего не видел, а потом увидел, как этот кабан на меня несется. Он сбил меня плечом, и я упал прямо на битые стекла и пыль. Потом Настя побежала к пистолету, но он набросился на нее. Я отрубился, я ничего не помню. Я пришел в себя, когда она лежала без чувств, то ли избитая, то ли мертвая. Пистолет этот громила прятал в карман. Он повернулся и пошел на меня. Я дернулся назад. Почему-то понял, что разговаривать с тем, в кого собирался стрелять бессмысленно. Поэтому встал на ноги и побежал.***
Было несколько взрывов — выстрелов. Каждый раз мне казалось, в меня попали. Я слышал, что люди в которых попадали, первую секунду даже не осознавали этого. Но секунды сменялись другими, а я оставался целым. Мы бежали через лес и вдоль дороги, не было ни одной машины поблизости. Я быстро бегал и мог выдерживать темп очень долго. Но и громила не отставал. Кот подгонял меня как мог. Он был быстрее и показывал мне дорогу. Иногда он обеспокоенно смотрел на меня и коротко мяукал, будто упрекал в том, что я всего лишь человек, не могу опуститься на четыре лапы и помчаться на полном ходу. Мы бежали, кажется, несколько часов, потом я стал узнавать места, и как последний идиот рванул туда, где, как мне казалось, все на моей стороне. Я побежал в сторону дома. А потом представил, что папа уже должно быть спит, и что если он не успеет проснуться, а громила набросится на него? И что если он убьет его так же, как, возможно, убил Настю. Мне нужно было другое место, и я не долго думая побежал в кафе.***
Больше всего на свете я любил убивать «котов». Делалось это при помощи специального молоточка — небольшого, но все-таки железного. Это было слабое оружие против огромного мужика, но вспомнить я сейчас мог только об этом. Вообще-то я не собирался его убивать. Но получилось, что получилось. Сначала я просто спрятался в кафе — прошел через черный вход, потому что знал, где Владимир Анатольевич прячет ключ. Я спрятался там за автоматом и ждал, наверное, минут десять, а потом немного успокоился. Адреналин начал отступать, подступала боль. Из-за нее я будто лишился на секунду сознания, а очнулся от того, что громила вытягивает меня из под стола. — Ничего личного, парень, — сказал он мне, стискивая гигантские руки на моей шее. Я понимал, что с его ручищами, мне не придется ждать минуты, пока я задохнусь, это случится гораздо раньше, как только он сломает мне шею. И в тот момент, когда я почти смирился — только почти безжизненно трепыхался ногами — мой кот бросился ему на лицо. Громила отстранился, ему понадобилось полминуты, чтоб снять кота и впечатать его в стену. Но мне это дало отдышаться. Я отполз к автомату, достал молоточек и бросился на громилу — благо цепочки хватило. Я ударил ему точно в висок, и только сейчас понял, что лупанул со всей силы — рука привыкла именно с этим молотком быстро реагировать. От боли и от отчаяния, я просто стал представлять вылзящих на его голове черных безухих существ из пластика и начал лупить, что было сил. Через десять минут, я понял, что громила уже не встанет.***
Настя выжила. Но пролежала в больнице полгода, а я за это время уже принял решение. Собрал рюкзак как планировал ранее, и отправился вместе с котом в увлекательное путешествие по разным мирам. Со временем я стал разбираться в ситуации, понял, что СМБ и террористы — все творят зло по— своему. Политика. Они меня никогда не интересовала. Другое дело мы с котом.