Везёт, как утопленницам, или как выжить в чужом мире

      То есть предательство, да?       Я смотрела на отдаляющийся силуэт демона широко распахнутыми глазами. Мою руку так и не отпустили, ещё крепче сжимая каждый раз, когда я пыталась остановиться или замедлиться.       Неверие даже о самой мысли о предательстве упрямо вгрызлось в мозг и не собиралось отпускать. Точнее, неверие о предательстве конкретно меня. Хоть мальчик и проводил почти всё своё время в деревяшке, редко идя на контакт с Танджиро и его сестрёнкой, он каждый вечер почти до часу ночи находился рядом со мной, разговаривая о произошедших событиях, обсуждая других, но в основном сидя в комфортном для обоих молчании. Тишину прерывало редкое пиликанье какой-нибудь игрушки, которую я давным-давно установила на телефоне.       Всё проведённое время, слова, интерес — всё это не выглядело наигранным, из чего у меня вытекает лишь один вывод: на него что-то или кто-то повлиял. Ну, или пацан действительно хороший актёр, и я купилась на образ доброго маленького безобидного демона.       Хотя я бы тоже не рвалась прощать людей, пырнувших меня.       — Ты можешь остановиться? — несмотря на то, что мой вопрос звучал скорее как приказ, я старалась сохранять самообладание, намеренно не повышая голос и не вырывая руку, хотя желание сделать это вырастало в геометрической прогрессии. — Пожалуйста, Руи… постой на месте и хоть объясни мне происходящее, а то я ощущаю себя наивной идиоткой.       — Никто тебя не хотел обманывать, — мальчик на секунду оборачивается, смотрит на меня с безэмоциональным лицом и снова переводит внимание на дорогу. — Я всё расскажу тебе позже, но сейчас мне нужно отвести тебя в безопасное место.       — В поезде управляемым демоном-людоедом? — в словах даже не пытаюсь скрыть сарказм, а специально выделяя его.       — Я попросил Энму, он не тронет тебя, — быстро бросает мне беловолосый, на что я хмурюсь, не совсем понимая, как он смог упросить этого чудика. В самом же деле, не на коленях пацан стоял?..       — А что будет с моей сестрой? Он и её сожрет, как и остальных? — Страх осознания сковал тело, когда вместо ответа я не услышала ничего, кроме тишины. Слёзы медленно стали собираться на глазах, пока я, еле ковыляя ногами, начала пытаться выдернуть руку. — Руи, пожалуйста, не молчи, скажи, что я ошибаюсь. Я же ошибаюсь, да? Руи, отпусти меня, прошу тебя, — протерев глаза свободной рукой и подавив всхлип, я попыталась сделать резко осипший голос как можно грозней. — Тогда оставь меня и приведи её сюда тоже.       — Я не мо…       — Почему?!       — Сама знаешь. Твоя сестра теперь…       — Она только недавно вступила в организацию, — чуть ли не сквозь зубы шиплю я в ответ, уже со злостью смотря на Руи.       Чем больше он говорит, тем сильнее мне хотелось прибить его как какого-то назойливого комара. Впервые мне взаправду так сильно хотелось ударить кого-то. Ужас ситуации добавляло то, что это был не просто какой-либо человек, а мальчик на вид лет так десяти-двенадцати, с которым я возилась уже почти как месяц. На душе стало мерзко от самой себя.       Успокойся Юль, он всего лишь ребёнок. Его заставили так поступать.       Полноправно ужаснуться от своих мыслей мне не дал их виновник. Открыв дверь в одно из купе, он затащил меня внутрь, и, схватив меня за плечи и мягко опустив на сиденье, демонёнок одним действием обрубил мне путь на выход, крутанув защёлку на двери и загородив её собой.       Проходит минута, вторая, пока я требовательно смотрю на мальчишку и жду ответов на свои вопросы. Пацан же не торопится раскрывать свой рот и, сложив руки на груди, смотрит на меня.       Терпение — штука не железная и первым кончается у меня: вскакиваю с места, схватив его за рукав, тяну и сажаю около себя.       — Ну, вперёд. Я жажду услышать причину переобувания, — голос, как и взгляд, требовательный и холодный. По-другому, к сожалению, смотреть на малолетнего перебежчика не получается, да и не хочется — заслужил по-моему скромному мнению.       Мальчик хмурится, губы поджимает, глаза бегают — признаки волнения, которые и у меня самой часто начали появляться после того, как оказалась в этом мире, пытаясь следить за словами и не ляпнуть лишнего.       — Было собрание, почти что сразу, как только вы меня «подобрали». Он тогда был очень зол на слабость Низших и в гневе решил упразднить систему, оставив лишь Высших Лун.       — Я так понимаю, что под «упразднить» подразумевалось… — сделав пальцами воздушные кавычки, я решила не продолжать своё утверждение, получив следом утвердительный кивок со стороны паренька. Мой тяжёлый вздох, кажется, был слышен всему вагону. — А ты, бедовоголовый, очень хотел жить.       Постепенно начавшаяся было истерика вместе с яростью на демона пошла на спад, но, несмотря на это, глаза всё так же не прекращали слезиться. Пришлось срочно их тереть, чтобы убрать скапливающуюся влагу. В конечном счёте, удалось только размазать.       — Поэтому я высказал мысль войти в доверие, узнать месторасположение их штаба, а заодно и прикончить Столпа и мальчика с серьгами. План состоял в том, чтобы совместно с Первой Низшей Луной убить всех здесь, а потом показать путь к штабу. Но была одна загвоздка — из ящика дорогу не очень-то видно, — слушая и охреневая от его наглости, я была в шаге от того, чтобы дать ему пощечину и бросить едкое: «Ну ты и мразь».       Однако совершить эти хотения мне не дал Руи, перехватывая уже занесённую руку и прикрывая рот своей мелкой ладошкой.       — Я понимаю, как это звучит, но дай мне закончить. Может здесь сыграла излишняя самоуверенность с гордыней или то, что я был любимчиком, но читать мои мысли он почему-то не стал.       — Я тебя поздравляю, но это не отменяет того, что после этого всего ты мелкая мразь.       — …Сначала я хотел придерживаться плана, но чем больше я находился в твоей компании и чем больше я слушал твои слова и мнение, тем меньше хотелось следовать ему. Я видел, как у тебя чуть ли не глаза горят, когда ты с кем-либо из них общаешься. Если бы я убил того же Камадо, когда он брал меня с собой, ты бы рано или поздно догадалась об этом и расстроилась. А я не хочу расстраивать человека, который спас мне жизнь.       После завершения его монолога я сидела и молча смотрела на него. Вообще, я хотела взглядом залезть к нему в голову и посмотреть, что же там творится у этого ребёнка, но по понятным причинам попытки были провальными. Поэтому скрючившись в три погибели, несильно давя пальцами на закрытые и болящие глаза, я устало застонала, да так жалко, будто меня ведут на смертную казнь.       — Ну нахрена устраивать мне эти качели? Что за утайки? Почему бы всё просто не взять и рассказать? — мальчик, было, попытался меня утешить, положив руку на плечо, но я тут же скинула чужую конечность и отсела подальше.       — Ты мне тоже многое не рассказываешь.       — Не ври, я с сестрой стольким не делюсь, скольким с тобой.       — Я уверен, твоя сестра знает, что находится у тебя в телефоне, — в ответ ничего и не говорю, подтверждая его слова. — Что это за рисунки со мной и моей семьёй? Почему ты не показала мне моих родителей?       Понять о каких рисунках он говорит было не трудно. В телефоне ничего связанного с ним кроме манги и не будет. Фанарты я сохраняю намного чаще чем главы из манги, но бывают моменты из-за внезапных порывов перечитать разочек-другой когда нет ни интернета, ни вайфая.       Нормально сев на сидение, я вновь посмотрела на мальчика. Вот только на этот раз я могла только пожалеть его. Руи действительно многое пережил в своей жизни, но сейчас я стала смотреть на это с более объективной стороны: когда мы все вместе находились в том лесу, я совсем не видела трупов, ни одного, хотя знала, что если свернём налево, то найдём страшный сюрприз очень быстро. Уверена, он съел далеко не одного. И не пять. И не десять.       Смотреть на этого демона как раньше не выйдет, но может оно и к лучшему — не буду разочаровываться.       — Ну, можешь считать это своим концом пути. Поверь, если бы я не вмешалась, они точно стали бы пророческими, — изначально запугивать ребёнка я не хотела, просто подобрала неправильные слова, но извиняться за это не буду. — Как ты думаешь, что бы случилось с психикой ребёнка, узнай он, что собственноручно перерезал глотки своим родителям? Пойми, я не показывала их не из-за своей прихоти.       Взяв его за плечи и сжав, я придвинулась ближе, пока демонёнок не расплакался окончательно. Руи с мокрыми глазами мёртвой хваткой впивается мне в талию, да так, что захочешь — не отдерёшь, прячет голову в плечо и хлюпает носом. Мне же ничего не остается, как успокаивающе гладить его по голове.       — Ладно, всё будет хорошо, обещаю, никто тебя не тронет, а те смертники, что посмеют — станут инвалидами, — в ответ мне прилетел приглушённый всхлип и усилившаяся хватка чужих детских рук. — Твои родители не хотели бы, чтобы ты так рано умирал, поэтому я защищу тебя. Конечно, пока не знаю как, но всё будет хорошо.       — Прости меня, пожалуйста, я не хотел, но мне было так страшно и больно. Я не хочу умирать…       — Никто тебя не тронет, не бойся. Придется спасать тебя и твою шкурку, а то эти демоны ещё и съедят тебя, не дай бог.       Мальчик фыркает мне в плечо, смотрит на меня с еле заметной улыбкой и другими изменениями во внешности: склеры глаз стали белыми, а кандзи и вовсе пропало с глаза, оставив после себя привычные зрачки.       — Ого… — все, что удается мне из себя выдавить и приложить руку к чужой щеке, поглаживая её подушечкой пальца. — Раньше, конечно, тоже было красиво, но сейчас стало намного лучше.       — Что?       — Глаза, говорю, у тебя красивые, без вот этих всех надписей, — Руи удивлённо смотрит на свое отражение в окне со смешанными чувствами во взгляде. Лапочка, конечно, но меня волнует это беспокойство в чужих глазах. — Что опять случилось?       Мальчик вновь поворачивается ко мне лицом, ещё радостнее улыбается и берет меня за руку.       — Нет, всё прекрасно.       Интуиция подсказывает мне, что сейчас я упускаю что-то важное, но заставлять его говорить через силу сейчас не время и не место. Потом как-нибудь вытрясу всё из него, чего бы мне это не стоило.       А пока…       Одно дерьмо решили. Осталось разобраться с пиздецом посерьёзней.