Bad dreams

Dream brother, my killer, my lover * Placebo — Battle for the sun

      Сэм думал, они выбрались. Наконец-то действовали самостоятельно, без указки. Без диких игр на выживание. Без разборок, кто охотник, а кто жертва. Без помешательств. Без спасения друг друга.       Всё должно было закончиться именно так. Только плохими снами, лишь видениями, от которых нелегко отмахнуться, но, если сжать руку брата в своей, да покрепче — то можно всё. Если зажмуриться и представить, что…       Но Сэм проваливается в мир, над которым не властен, и где-то на задворках разума плещется нерациональный страх не проснуться или привнести весь этот ужас прямо из снов в реальность. Мерзкое ощущение.       Всё начинается почти обыденно — всего лишь их бункер и его брат с пушками наперевес, отбивающийся от демонов, словно какой-то Джеймс Бонд. Хотя нет, сравнение неверное. Дин — не агент, Дин — Железный человек без брони, но с огневой мощью не уступающей ему ни в чём. Он потрясающе двигается — всё отлажено до миллиметра, никаких лишних колебаний, задержек, отвлечений. Он — идеальный боец, выходящий из битв без единой царапины.       Это слишком. Так не бывает.       Законам сна нет пределов, их юрисдикция распространяется повсеместно, и Сэм понимает, что пытаться что-то изменить не сумеет даже силой воли. Младший Винчестер ощущает себя Джарвисом [1] — почти переселяясь в сознание брата, смотря на мир его глазами и видя себя.       Сэма, пьющего кровь демонов. Чёрт, это уже не то чтобы апокалипсис, но вроде того. Дин чувствует, будто попал в карантин. «Обитель зла» на минималках, версия два ноль. Только его брат — не чёртов зомби, его Сэм — грёбаный наркоман. Которому. Не нужна. Помощь. Ведь если б нужна была, он бы сказал, так?       Дин знает, что нет. Молчал бы, как партизан. Его копия. Чёртова копия на четыре года младше. Ещё упрямее, потому что избалована любовью. Любовью не родителей, но Дина. И его же заботой и защитой. Теперь, старший думает, как бы ни поплатиться за доброту. Но попытаться ведь стоит? Дин всё ещё помнит, что был когда-то для брата кем-то вроде кумира — без фангёрлства и перегибания палки, он пользовался его уважением, восхищением, пониманием. Дин думает, что и сейчас мог бы до Сэма достучаться. Но ведь это и есть Сэм. Его Сэмми. Всё тот же, только со злым прищуром и наполняющимися черной смолой глазами, залитый силой и мощью. Чёртов апгрейд, обновлённый Сэм, пассивно агрессивный и сконцентрированный.       Дин понимает умом, что не заставит его образумиться, что сердце брата затонуло в демонской крови, захлебнулось и покоится на дне Ада, имя которому Сэм Винчестер. И что бы он ни сказал, ничего не изменит.       Сэма будто окунули в саму тьму. И это не маскировка или притворство. Это он сам, собственной персоной. Получите и распишитесь. Грёбаная доставка Лилит на пару с Руби. Мрази поганые.       Его брат — безжалостный, но не лишённый эмоций. Любопытствующий, что будет дальше. Никуда не спешащий. Испытывающий собственные способности и себя. Мыслящий иначе. Жаждущий больше крови демонов и личного трона в аду. Желающий жертвоприношений и льющейся ему в зубы амброзии. Дин с радостью переломал бы их все, если бы помогло.       Сэм до абсолюта противен, как бывают невероятно мерзки чересчур лоснящиеся люди. Мнящие себя святыми, творящие зло по ночам, остерегаясь взгляда Божьего при свете дня. Дин знает, Сэм и вправду мнит себя самаритянином, избавляющим мир от зла своими извращенными методами. Дин готов пойти за любой край, перейти все границы мыслимого, сотворить любое прелюбодеяние или грех, только бы спасти его, только бы вернуть, исцелить. Слова, любовь и всепрощение в голосе ничуть не помогают. Дин готов доказать, что Сэм ему нужен, любым другим способом, не побрезговав и поцелуем, если на то пошло. Лишь бы Сэм подпустил к себе, лишь бы снова поверил в них.       — Сэм, выслушай меня. Это всё кровь демонов. Ты должен бороться.       — Закрой рот, Дин.       Сэму на секунду чудится, что брату даже нравится это. Быть доминантом утомительно. И проявление силы в Сэме заставляет Дина чуточку гордиться. Эта гордость горчит на языке, першит в горле и высушивает рот. Ему нечего сказать, нечего добавить, кроме просящего взгляда и глупой веры, всё ещё умещающейся в его треснутом сердце.       Сэм криво усмехается. Его забавляет отказ Дина понять, что он проиграл, поверить в неизбежное, усомниться в силе воли его слабого братишки, который исчез уже слишком давно. Теперь Сэм иной. Его не остановить. Он чувствует силу и наслаждается ею, как тот Скайуокер или Рен [2]. Она питает его тело и поедает душу, затмевает слепящий, назойливый свет. Ему незачем от неё отказываться. Страх исчезает. Он — Король убийств. Он — сам себе Ад.       Дину бы поостеречься, чтобы остаться в живых — сквозь сон думает Сэм. Ведь один неверный шаг — и его ждёт погибель. Ведь одни верные объятия — и его ждёт жизнь.       Но до Сэма не добраться, он окружён своей новой, темной аурой, словно щитом.       И Дин даже видит в его тёмных глазах некое сожаление, когда он поворотом головы ломает брату шею. Сэм погружается в себя, почти входя в транс, глядя на распростертое безвольное тело брата и пытаясь постичь собственные смешанные чувства. Он прикрывает глаза, обуреваемый эйфорией и сожалением, впитывает этот коктейль в себя, вновь распахивает глаза и…       И видит демона-Дина прямо перед собой. Своё новое отражение.       Сэм помнит, как после избавления Дина от демонства и метки Каина его ещё долго преследовали кошмары: старший хочет его убить. Сэм просыпался от звуков молотка то над своей головой, то с противоположной стены, ещё не осознавая, что всего лишь спал. Ему казалось, что Дин ломится к нему, словно шахтёр, с киркой в сильных руках, проламывая себе путь внутри стен. Сэм слышал звук осыпающихся ошмётков камней и вздрагивал на каждый мнимый удар.       Он помнит, как однажды испугался пришедшего к нему наяву Дина после такого сна и как отпрянул от него, чуть не упав с кровати. На что получил такой извиняющийся и понимающий взгляд, что его бешено колотящееся сердце подпрыгнуло в груди. Он делает брату больно своими снами. Это уже никуда не годится. Дин был готов уйти, хоть и пришёл на крики и стоял рядом, в надежде, что его присутствие сквозь сон донесет до Сэма спокойствие и тепло. Он чувствовал свою вину, его младший брат теперь боится его, как они до такого докатились? Но Сэм отринул страх, полностью доверяя брату, вверяя ему свою жизнь, как и всегда. Он протянул руки, заскользившие по запястьям, потянул к себе с полумольбой-полуприказом остаться. Дин подчинился, и, перебирая пальцами его волосы и вглядываясь в лицо засыпающего брата, он думал, когда же прекратится этот кошмар за его закрытыми веками.       Очередной сон принимает его распростертыми — почти объятиями — ударами брата. Сэму кажется, он потерялся во времени и пространстве. Абсолютно дезориентированный, он даже не смеет отбиваться и не успевает ставить блоки. Боксер из него так себе, прямо скажем. Да и драться с братом — с его Дином — нет, он не станет. Не станет, и всё.       Он снова вспоминает прыжок в клетку, когда, усмиряя Люцифера, оглядывал окровавленное лицо брата, избитое его же — Сэма — руками. Он чувствовал стыд и сожаление, а ещё, наконец, владел своим телом полноценно, всего миг, который всё решил.       Сэм всё ещё верит, что такое же чудо произойдёт теперь. Что Дин — его лучший бесстрашный защитник, его брат — справится, он сильнее кого угодно, будь то демон или сам, мать его, Бог.       Сэм не верит, что всё может вот так закончиться.       — Дин, послушай. Остановись. Это не ты.       Надо было сказать «я не оставлю тебя», «я горжусь нами», «я прощаю тебя», но слова вышли пустыми, бесплотными, словно духи, на которых они частенько охотились. Надо было напомнить Дину, кто он такой, притянуть к себе, прошептать на ухо только им двоим известные секреты, заставить его покраснеть, затаить дыхание, выгнать демона из его головы и мыслей, прижать ладонь к груди и заставить вспомнить, что сердце всё ещё бешено бьётся, что ему не обязательно умирать, не обязательно хоронить себя и отдавать тело демонической сущности, проникающей под кожу. Можно было столько всего сделать… Но он упустил момент.       Сэм чувствует, как гнев нарастает, усиливается, бурлит в венах брата. Его раздражает пресмыкательство Сэма и его покорность. Его могли бы притормозить грубая сила и отпор младшего. Но не его щенячьи взгляды.       Дина не вернуть — Сэм понимает это за секунду до того, как жёсткие пальцы смыкаются на его горле. Когда-то этими ладонями брат обнимал его, трепал по щекам, щекотал шею, поглаживал синяки на коже, избавлял прикосновениями от болезней и ломоты, прослеживал дорожки родинок, исследовал тело на переломы, нежно касался скул…       Сердце и рёбра Сэма сдавливает мучительной болью. И это не проделки демона, а его собственное тело, физически не выносящее такого уровня душевных страданий. Всё это в прошлом, и теперь демон-Дин убивает его.       Сэм в его руках совсем лёгкий, невесомый. На периферии сознания мельтешит затравленное воспоминание о том, как четырёхлетний Дин выносил его, совсем крошечного, из горящего дома. Но демон лишь усмехается. Да, вес сейчас будто бы тот же. Вот только дело теперь в силе, которая в нём течёт.       Попытки Сэма его остановить даже жалкими назвать нельзя. Так, поскуливания. Повторяет, как попугай «нет» да «нет». Дину Демону всё равно. Совершенно, абсолютно, на тысячу процентов. И Сэм, беспомощно барахтающийся в воздухе, только забавляет его, вызывает умиление даже, словно щенок.       Младший Винчестер уверен — это законы сна. Он должен тормозить и зависать, «бежать на месте» и не сдвигаться с места, беззвучно моля его отпустить. Больше драматизма и напряжения, меньше динамики и композиции. Сэм наконец застывает, бежать ему точно некуда. Да и стальную хватку брата не расцепить. Он словно припаялся к его коже и, сжимая пальцы всё сильнее, только жжёт и душит, сдвигая хрящи ближе друг к другу почти до полной асфиксии. Стены будто сжимаются вокруг Сэма, давят страхом, заталкивают его глубже в глотку, мешая дышать.       Дину плевать. Даже не так, как было с молотком и «давай поиграем, Сэмми». Теперь окончательно и бесповоротно. У Дина шальной, кровожадный взгляд, облизывающий Первый клинок с искрами похоти, словно любовницу. Сэм задыхается от того, насколько этот взгляд не похож на тот, каким он одаривал его, исполненным нежности и любви, пока был собой. Не взволнованный и участливый, а невероятно жёсткий и наслаждающийся теперь.       И когда глаза брата бесповоротно темнеют, Сэм больше не может смотреть и чувствовать. Его разрывает от боли — не под рёбрами, куда врезается клинок, а в сердце и душе, ускользающей из тела.       От тьмы в глазах Дина можно ослепнуть. Сэм закрывает глаза. Мысль о том, что всё прочее было ложью, и вот она — неприкрытая, взломанная, словно печать, истина, — ранит слишком глубоко.       И он падает…       Падает прямо в их бункерную гостиную, залитую тёплым светом, и в своё новое обличие.       Он ненавидит это, наверное, больше всего на свете. И готов принять любой другой исход, кроме такого. Только не Люцифер, только бы не быть его сосудом, пустым, безропотным вместилищем. Сэм помнит все его издёвки, все пытки, ежедневное «Доброе утро, Вьетнам», смех, крики и боль. Воспоминания о том, как Люцифер подавлял его, не давая и слова сказать, запирая в собственном сознании, как в тюрьме, до сих пор слишком ярки и невыносимы.       Сэм зажмуривается: в комнате так много палящего света, только чтобы увидеть тень. Чёртовы контрасты.       Сэм в белом. Абсолютно спокойный. Сдержанный. И пальцем не шевелящий. Не холодный, как Сэм-пьющий-демонскую-кровь. Не тот бездушный убийца. Нет. Сэм-Люцифер умён. Хитер до чёртиков. Уверен в себе на двести процентов. Снисходителен.       Со скользкой ухмылочкой на лице принимающий пулю в лоб. И залечивающий себя взмахом ресниц. Никаких усилий, никакого страха, никакой паники. Дину и вправду жаль, что он позволил этому случиться. Позволил этому адскому выродку завладеть его братом.       Дин чувствует вину — не сберёг, не выполнил приказ, засевший в каждую клеточку тела нестираемой татуировкой: защищать Сэмми. И остановить тоже не смог. Дин сам себе удивляется, как вообще палец спустил курок, а рука не отвалилась от тела. Он чувствует непереносимую, жгучую боль, ведь это его младший брат, с которым они прошли буквально всё, планету лишь не взорвали — а может, и следовало.       Тогда ничего бы не было. Боль и всё, что угодно, остались бы позади. Вселенная бы не схлопнулась, исчезни вдруг Земля. И тем более не пострадает, если оба Винчестера умрут. Сэм, видимо, давно это понял и не видел больше смысла бороться с Люцифером. Тело Сэма теперь служит ему — у дьявола лишь одно обличие. Эта правда ужасает и чертовски притупляет чувства. Сэм сдался, и Дин думает, это правильный исход — сдаться тоже, принять смерть и, возможно, обрести покой в объятиях брата на той стороне, когда его душа надоест дьяволу.       Люцифер даже пальцем не шевелит, не оборачивается. И если бы ещё и не говорил — Дин бы подумал, что это всего лишь манекен, неживое подобие его брата. По голосу Дин всегда мог определить, где и когда это Сэм, а когда нет. Лжет ли он — и если лжет, временами приходилось подыгрывать, делать вид, что не замечает. Ведь старший брат для того и создан — быть понимающим, заботливым, хранить секреты.       Голос Сэма-Люфицера — бесстрастный, отрешённый, даже скучающий. Винчестера это пугает. Неужели человеческая судьба его так не волнует? Неужели даже сочувствие Сэма, пущенное по венам, его не берёт? Насколько же он самовлюблённый нарцисс, предугадывающий каждый шаг противника и самодовольно наслаждающийся чужому проигрышу? В диновом Сэме этого никогда не было.       Дин прикрывает веки и думает о нём, о его малыше Сэмми, обнимающем его за шею — всегда очень крепко и собственнически, о его милой улыбке, освещающей путь в их беспросветной жизни, о его ладонях на своих плечах и рёбрах, теплом прогоняющих ночные кошмары, о его блестящих, умных глазах, умильному взгляду которых невозможно противостоять…       И погибая в адском, пожирающем плоть пламени, Дин решает, что, пускай его крики — такая услада для ушей Люцифера, но его брат чертовски хорош в этом костюме. И что он ещё воздаст дьяволу по заслугам.