Cycle

Прошло не так много времени с того, как у них появилась эта… договорённость. Абаккио не считает это слово самым подходящим, но не знает, как назвать это иначе. Может, соглашение? Отношения? Нет, не совсем. Он вздыхает, поправляя пальто и прижимая его ближе к себе, в попытках защититься от дождливой погоды по пути к назначенному месту, то и дело оглядываясь по сторонам, чтобы точно не подхватить «хвост». Moody Blues, как глаза за спиной, спокойно наблюдает и изредка пощёлкивает, но никак не указывает на предмет возможной слежки. Всё та же уличная суета: машины, едущие на работу, люди, спешащие куда-то прочь и нищий, требующий милостыню, на которую Абаккио всё равно. У него есть дела поважнее. Углубляясь дальше в тёмный переулок, звуки с центральной улицы становятся постепенно тише, почти исчезая вовсе. Здесь пахнет дерьмом, и ни один разумный человек не станет блуждать тут специально, без какой-либо надобности, но именно из-за этого место стало столь идеальным для их встреч. Единственные люди, которых тут можно изредка встретить — это люди без будущего: наркоманы, пьяницы и игроки без денег, без цели в жизни. Леоне даже не задумывается о том, что не так давно был таким же. После нескольких минут ходьбы по тёмным переулкам он останавливается перед обветшалым, выглядящем совершенно неприметно, зданием. Если приглядеться, то можно заметить, что во всех окнах задёрнуты шторы, не пропуская даже капли скудного солнечного света внутрь. Однако, это именно то, что нужно нынешнему жителю. С тяжким вздохом Абаккио поднимает кулак и стучит по схеме, знакомой лишь двум людям, один из которых — он сам, а после ждёт. Как и следовало ожидать, замок открылся спустя пару минут, отворяя небольшую щель, из которой на Леоне уставился широкий фиолетовый глаз, обрамлённый золотом. Любому обычному человеку могло показаться, что дверь отворилась сама по себе, от гнили или внезапного потока ветра, но, как обладатель станда, парень прекрасно знал о стоящем за дверью Gold Experience Requiem. Прежде, чем кивнуть и пропустить внутрь, станд спокойно оценивает Абаккио. — Входите, — лишь шепчет он после и исчезает, оставляя дверь открытой. Ещё раз оглянувшись по сторонам, убеждаясь, что за ним точно никто не наблюдает, Леоне открывает дверь достаточно широко и проходит внутрь, сразу же захлопывая её за собой и дёргая за ручку пару раз, чтобы быть точно уверенным. Gold Experience больше не видно, но это не столь важно. Он, как и его хозяин, прекрасно знает для чего тут Абаккио и какова его роль в этом сценарии. Парень отряхивает своё пальто, решив повесить его на старой пыльной вешалке в прихожей, прежде чем двигаться куда-то дальше. Он поднимается вверх по деревянной, скрипучей от старости лестнице, ведущей на первый этаж. Леоне замечает станд Джорно ещё раз, но теперь уже напротив нужной комнаты. — Вы опоздали, Абаккио, — без каких-либо эмоций на лице говорит станд, но всё же его голос выдаёт толику грусти, — Мой хозяин ждал вас. — Мне пришлось избавляться от Наранчи, — отвечает парень в качестве оправдания, — он хотел знать, куда я направляюсь и где Джорно. — Вы должны знать, что мой хозяин теряет рассудок прямо сейчас и мне приходится действовать независимо от него, даже если ему это не нравится. — Проклятье, — тяжко вздыхает Леоне, — всё настолько плохо? — Плохо, — Gold Experience слегка наклоняет голову в бок, — даже опасно. Он подлетает ближе, обхватывая чужой подбородок своими пальцами. — Я чувствую все его нужды, Абаккио. Если бы я не был таким самостоятельным и не осознавал личных желаний хозяина, то ты был бы уже мёртв. Леоне пренебрежительно фыркает и использует Moody Blues, чтобы оттолкнуть руки чужого станда от своего лица. — Ты не поможешь мне? Gold Experience промолчал. — Так и думал, — хмыкает Абаккио и подходит к двери, укладывая на неё свою руку, — я смогу справиться с этим сам, Gold Experience, опасность мне не в новизну. Станд продолжает игнорировать и просто смотреть на него широко раскрытыми фиолетовыми глазами, после исчезая вовсе. Видимо, к своему хозяину. Леоне вздыхает, оставаясь в одиночестве. Всё же слова Gold Experience об опасности слегка настораживают Абаккио, но он точно справится, причём самостоятельно, даже если Джорно окончательно потерял рассудок. Из-за двери можно услышать низкое шипение, из-за чего у парня волосы встают дыбом, но это всего лишь телесная реакция, как успокаивает себя Леоне. Он не боится Джорно. Не боится. Прежде, чем Абаккио успеет поразмышлять на эту тему ещё какое-то время, он всё же открывает дверь. В комнате гораздо темнее и холоднее, чем это должно быть, так ещё и неприятный затхлый запах ото всюду. Везде разбросана мебель, на стенах глубокие следы от когтей, а в середине комнаты груда одеял, покрывающих что-то. Вернее, кого-то. Леоне выдыхает, сам не замечая того, что невольно задержал дыхание при входе в комнату. — Джорно, это я, — произносит он, — Абаккио. — Закрой дверь, — шипит Джованна неестественно хриплым и пугающим голосом, от которого стынет кровь в жилах, — закрой её. Любой нормальный человек уже бы отшатнулся назад от этого жуткого голоса, возможно, даже бы закричал и убежал прочь, но не Абаккио, который уже привык к подобному поведению Джорно в эти дни. В конце концов, он единственный, кто видел его в подобном обличии. Это был несчастный случай, правда. Все заметили, что Джованна, едва отметив своё восемнадцатилетие, стал выглядеть неважно. Побледнел, появилась странная рассеянность. После он стал избегать и солнечного света, жалуясь, что просто повредил глаза и вскоре всё пройдёт, но, будто на зло, становилось лишь хуже. Когда пропал и аппетит, Бруно заставил парня соблюдать постельный режим под посменным присмотром остальной банды, пока тот не поправится и не войдёт в строй вновь. Один за другим они следили за Джорно, состояние которого только ухудшалось, а врачи разводили руками, не в силах ничем помочь. И, по воле судьбы, это произошло именно в смену Абаккио. Когда это случилось, тот сидел рядом на стуле стараясь не уснуть, то и дело прикрывая глаза, а после вздрагивая в мнимых попытках взбодриться и не провалиться в сон окончательно. Но всё же кое-что так и не позволило Леоне уснуть в тот вечер. Продолжая бороться с самим с собой, парень даже и не сразу заметил, как Джорно вдруг поднялся на локтях и сел, сопровождая свои действия тяжёлым дыханием. Вмиг пробудившийся Абаккио сразу же обратился к нему с рядовым вопросом по типу «всё в порядке?», но ответа так и не последовало. Вернее, Джованна просто накинулся на него, впиваясь острыми клыками в тонкую кожу шеи и едва не убивая Леоне из-за собственной жажды. Существо ночи. Вершитель мучений. Кровосос. Одним словом — вампир. Абаккио всё ещё не понимал, почему так и не рассказал остальной банде о произошедшем, решив умолчать об этом случае. Возможно, из-за жалобных, абсолютно нехарактерных для Джорно просьб. Или командного облегчения, когда Джованне всё же стало лучше спустя столько времени. Он не знал, но продолжал молчать, храня их общий небольшой секрет. В любом случае, это больше не имеет никакого значения. Прошлое есть прошлое и постоянно придаваться ему глупо. Разве что напоминанием о том роковом дне служат их редкие встречи раз в два месяца, когда Джорно вновь нужна подобная помощь от Леоне. — Закрой дверь! — вновь шипит Джованна, но теперь в разы агрессивнее, что тут же выводит Абаккио из задумчивости. Верно, он здесь по иной причине, а не только из-за одних воспоминаний. — Джорно, — холодно произносит Леоне, невольно подчиняясь чужому приказу, — сохраняй спокойствие. Джованна грубо шипит в ответ, так и не сдвигаясь с места до того момента, как дверь не оказалась заперта окончательно. Тогда-то он и переменился, поднимая голову вверх и буквально прожигая Абаккио взглядом пылающих алых глаз. Леоне готов был поклясться, что только что видел, как Джорно облизнул собственные сухие губы острым кончиком языка, смачивая их. — Абаккио, — прорычал Джованна, — я хочу пить. Леоне старательно пытается сдерживать свой станд, борясь с инстинктами и накатившей волной страха. — Я здесь, — всё, что удаётся промолвить, прежде чем поперёк горла встаёт ком, мешающий не только говорить, но и дышать. Резким выпадом Джорно прыгает на Абаккио вновь, обрушивая его на пол и сжимая чужие запястья с такой силой, что слышится характерный хруст. Но парню приходится подавить свой крик и постараться остаться невозмутимым, даже когда вампир опирается на только что сломанные руки и вызывает ещё большую боль, отдающуюся импульсами буквально в каждую клеточку тела. — Ты пахнешь страхом, — произносит Джованна, вновь облизывая губы в предвкушении, — я чувствую, как кровь движется по твоим венам. Так манит, просто не представляешь. Он наклоняется ниже, проводя языком вдоль шеи и оставляя за собой влажную дорожку. — Я хочу испить тебя, — томно шепчет, и, будто бы дразня самого себя, продолжает вылизывать чужую кожу, но уже с большим остервенением и желанием, чем до этого. Абаккио нервно сглатывает и мысленно готовится, покорно обнажая шею ещё больше. Лучше покончить с этим как можно быстрее. Джорно радостно издаёт вампирское «Wryyyy», почти что ласково обнюхивая всю шею Леоне, а после неожиданно впиваясь в неё клыками. На этот раз боль более невыносимая и Абаккио срывается на крик, крепко жмуря свои глаза. Клыки Джованны прокалывают его плоть и скользят вглубь к венам также легко, как нож разрезает подтаявшее масло. И при этом Леоне ещё должен умудриться помешать самому себе сопротивляться, так и борясь с желанием вмазать или оттолкнуть от себя сумасшедшего мальчишку. Внезапно, словно по щелчку пальцев, вся боль и страхи ушли, оставляя приятное и безмятежное ощущение во всём теле. Он доволен абсолютно всем, его разум просто не осознаёт ничего плохого, полностью отдаваясь блаженным чувствам. Джорно, сосущий его кровь, ощущает себя просто прекрасно и от одной только мысли об этом Абаккио начинает тихо поскуливать. Даже боль в его запястьях становится не столь явной, как была прежде, а Джованна их и вовсе отпускает, предпочитая покачивать головой просто так. Джорно сладко стонет над ним, продолжая поглощать чужую кровь. Абаккио в какой-то момент кажется, что с таким голосом парень смог бы выстроить неплохую музыкальную карьеру. — Д-Джорно!.. — кричит Леоне, когда Джованна всё же сполна насыщается его кровью и отстраняется, оставляя шею одинокой и холодной. Он скулит, ёрзает и толкается в Джорно ещё сильнее, обнажая искусанную шею. Всё, что Абаккио знает, так это то, что во время их своеобразной близости он чувствует себя хорошо и умиротворённо, но, как только Джорно отстраняется, мир будто теряет свои краски, становясь вновь серым и блёклым. Единственным, кто возвращал те ощущения покоя раз за разом Был именно Джорно Джованна. И именно из-за этого Леоне так отчаянно пытался соблазнить его собственной шеей, желая вновь ощутить чужое тепло. В своём бреду он даже не замечает, как кроваво-красный оттенок глаз Джорно сменился на привычный зелёный, также, как и не замечает, как Gold Experience давно заживляет его изломанные запястья под тихие извинения хозяина. — Пожалуйста, — хнычет он, слегка поскуливая и извиваясь от не самого безболезненного лечения, — больше. — Тише, — шепчет Джованно, продолжая использовать силы своего станда, чтобы окончательно вылечить Леоне, — я почти закончил. Мне очень жаль, Абаккио. Своими недавно зажившими руками он ласкает Джорно, проводит ладонями вдоль его загоревшей спины и ниже по талии, плавно спускаясь на бёдра. Тихо шепчет никому непонятные слова и фразы, пытаясь вернуть мальчишку обратно и вновь ощутить ту тёплую, приятную близость после двух месяцев одиночества. Он хочет, чтобы Джованна вновь прильнул к нему всем телом, желая ощутить на себе его вес и частое сердцебиение, буквально сводящее Абаккио с ума. Внезапно из его рта вырывается череда сдавленных стонов, когда Джованна при помощи сил своего станда стягивает чужие брюки вниз, оставляя всё пространство рядом среди цветов и листьев, будто на лугу, а после укладывает свою ладонь на чужой налившийся кровью член, начиная плавно водить ей вдоль всего основания. Теперь Леоне вообще мало чего соображает, остатки вмиг улетучившегося разума сконцентрированы на одной лишь тёплой, ласковой и такой приятной руке Джорно. Он плачет, портит свой мрачный макияж и слегка размазывает его по лицу, не в силах совладать с самим с собой. Но, помимо руки, все мысли в голове также заняты и виновником происходящего — Джорно Джованной, с его прекрасным и миловидным лицом, мягкими губами и поистине золотыми прикосновениями, способными лечить не только телесные повреждения. Он не слышит нежных, ласковых и тихих слов ободрения от Джорно, пока тот продолжает водить своей ладонью по его члену вверх-вниз, не видит, как Джованна старается сдержать собственные слёзы, крепко жмуря глаза, не может знать насколько плохо чувствует себя мальчишка, совершая это действие. Всё, что его сейчас волнует, так это чужая и такая приятная рука на собственном твёрдом члене, продолжающая мастурбировать. Не соображая ничего, кроме одной лишь навязчивой мысли о скором оргазме и любви, любви, любви к своему милому Джорно, Леоне пытается вновь спихнуть его на себя, желая вновь ощутить близость разгорячённых тел, но кончает первее этого, оставляя на собственном животе тёплые белесые капли. Позже, когда Абаккио придёт в себя, он грубым движением отпихнёт от себя мальчишку и кинет на него хмурый взгляд, будто ничего и не было. Они не станут ни разговаривать, ни хоть как-то обсуждать произошедшее, проводя какое-то время в полной тишине, пока Леоне молча не предложит сигарету, а Джорно не откажется от неё. После этого Абаккио покинет здание, начиная ощущать появляющуюся импульсами боль от Gold Experienсе, а вслед за ним, спустя пару часов, и Джованна, теперь устойчивый к солнцу после своеобразного лечения. Они вернутся в общий дом, делимый с остальной бандой Буччеллати, и станут старательно делать вид, что ничего не было и всё в порядке. Но это ровно до тех пор, пока вампирская сущность Джорно вновь не даст о себе знать. И тогда придётся возвращаться в тот дом, в ту комнату, где цикл повторится снова.