***
Первая пара у профессора Ким Намджуна протекает как обычно; несмотря на то, что он молод, молча и беспрекословно его слушаются абсолютно все. Тот ведет лекцию спокойно и тихо, но его голос, обволакивающий и глубокий, доносится даже до последних рядов. Феномен, парадокс — по-другому Чонгук это объяснить не может. Наверное, у профессора такая аура. Не подавляющая, но… доминирующая, хозяина которой ослушаться — значит нажить себе проблем. — Надеюсь, все усвоили данный материал? — группа осторожно поддакивает, на что Ким Намджун удовлетворенно улыбается уголками губ. — Отлично, в таком случае жду вас на следующей паре с рефератами на тему геноцида евреев фашистской Германией во времена Второй Мировой Войны. Чонгук закатывает глаза и как будто наяву видит, как будет перерывать интернет и подбирать информацию, сгорбившись над ноутбуком. История — невероятно нудный предмет, что профессор в ней вообще нашел? Постепенно группа рассасывается и выплывает из аудитории, а Чон неспешно собирает лекционные тетради, пихая их в сумку, потому что спешить ему некуда, все равно задние ряды выходят самыми последними. Когда очередь на выход подходит к Чонгуку, тот невзначай кидает взгляд на профессора, чтобы попрощаться, и неожиданно ловит на себе его взгляд. В любом другом случае Гук бы не обратил на это внимания, но такой взгляд, задумчивый, хмурый, пронзительный, любого человека заставит перепугаться. А учитывая, что так на Чонгука смотрит Ким Намджун — перепугаться не на шутку. — До свидания, профессор Ким, — лепечет он, кланяясь на 90 градусов, и поспешно выходит из аудитории, быстро мотая головой. И какие только мысли не полезут в голову от недостатка сна первокурс… — Эй, ты чего такой помятый? — наглая рука Чимина крепко обвивает шею, но Чонгук не убирает ее, потому что он, во-первых, все еще хочет спать и сил на это у него нет, а во-вторых, пока он может дышать, рука Чимина относительно ему не мешает. — Не проснулся еще, — бурчит Чонгук, но неожиданно понимает, что после гляделок с профессором сон отбило напрочь.***
В столовой как всегда шумно и сесть почти некуда. Поднос в руках полный еды никак делу не помогает и Чонгук на самом деле уже готов просто уронить его на пол специально, потому что держать его на весу немного (ну вот прям самую малость) тяжеловато, как Чимин, орущий через весь зал «Сюда!» и машущий рукой, выступая в качестве ориентира, не спасает его. Как всегда. Откуда он такой быстрый взялся вообще? Немыслимо. — Есть планы на сегодня? — спрашивает Чимин, как только Чонгук плюхается рядом. Чон же в ответ одаривает его таким измученным взглядом, что будь он на войне, его бы даже трогать не стали. Жизнь и так помотала. — Ну, либо буду спать, либо все-таки возьмусь за реферат для профессора Кима. Пак, увлеченный кимпабом, перестает жевать и смеривает друга недовольным взглядом. — Жизнь вокруг тебя кипит, а ты не замечаешь. Так нельзя, тупица, — и закрепляет свои слова хорошим подзатыльником. — А что мне еще делать, если я не хочу вылететь отсюда?! — явно недовольный количеством насилия от хёна за сегодня возмущается Гук, потирая причинное место. — Жить, — вот так легко и просто. Чонгук даже теряет дар речи на секунду, потому что все слова разом вылетают из головы. На тему жизни даже не хочется философствовать, поэтому Чон не спорит и молча ест кимчи, хотя сейчас как-то даже кусок в горло не лезет. И все из-за Чимина, которому приспичило попромывать Чонгуку мозги. Спасибо, но не нужно. Справится сам. Справится***
Библиотека. Почти пусто. Только горстка перваков сидит за дальним столом и в полшёпота переговаривается о подступающей сессии, как о конце света. Иногда так весело за ними наблюдать, что невольно закрадываются мысли, будто это было 50 лет, а не один год назад. Чонгук берет книгу по истории Второй Мировой Войны, садится за ближайший свободный стол и, присев, сразу чувствует, как сильно он, однако, устал. Эта учеба не то, чтобы выматывает, Гук в принципе любит новые знания и любит учиться, но понимает, что вечно это продолжаться не может, и прав был Чимин хотя бы в одном — иногда отдыхать действительно нужно. Чонгук, вопреки зову совести, ставит книгу обратно на полку, выходит из библиотеки с каким-то тупым чувством долга и направляется к общежитию, чтобы переодеться и впервые за несколько месяцев прогуляться не до магазина, а просто по городу. Просто так. Обычные будни обычного студента, это вполне нормально. Горы макулатуры, именуемые учебными пособиями и всякой подобной херней, недосып, мешки под глазами, литры кофе и нередко бессонные ночи — это норма для Чонгука. Конечно, не все студенты учатся именно так (Чимин наглядное тому подтверждение и Гук честно не понимает, как при такой бурной жизни он в силах держать оценки и не скатываться по учебе), но Чон не знает другого способа выживания в среде под названием «Студенческая жизнь». Поэтому живет так, как может, а друг тире сосед по комнате иногда вытягивает его проветриться или в прямом смысле спасает. Периодически. Чонгук накидывает на себя джинсовку, смотрится в зеркало и чем больше смотрит на себя, тем больше замечает, как искринки в глазах, которые всегда все выделяли и называли чем-то волшебным, медленно угасают, утопая в пучине скучных будней. Наверное, Чонгуку и правда пора взять свою жизнь в руки, иначе так и перегореть недалеко. Смеркается. Солнце медленно заходит за горизонт, отбрасывая на землю нежно-персиковые лучи, ласковый, прохладный ветер перебирает отросшие пряди челки. Чонгук закрывает глаза и глубоко тянет воздух носом, чувствуя запах свежескошенной травы, аппетитной выпечки из ближайшей пекарни и легкий шлейф приятного парфюма от только что прошедшей мимо него девушки. Жизнь то и делает, что кипит и бурлит, и Гук чувствует себя по-настоящему живым, дыша полной грудью во всю силу своих легких впервые за несколько месяцев. А может даже и лет. Свежий воздух несомненно идет на пользу. Наверное, сегодняшний день может начать жизнь с чистого листа. Чонгук идет по дороге не спеша, наслаждаясь успокаивающей музыкой в наушниках и погодой на улице. Небо окончательно померкло и усыпалось блестящими звездами с желтоватым диском луны по самому центру. В такое время суток хочется не спать, а делать что-то безрассудное, может даже совершать подвиги. Чонгук всегда мечтал помогать людям, с детства представлял за спиной развивающийся на ветру черный плащ и маску на лице, чтобы люди знали и понимали, что их городу ничего не страшно, пока есть те, кто несет добро. Но со временем понимание героев стерлось в голове и Чон, как бы не верил детским сказкам и комиксам, осознал, что не все герои носят плащи. Чонгук хотел выносить людей из горящих зданий и тушить пожары, хотел наказывать преступников, хотел спасать людей от несправедливости, хотел, в конце концов, лечить от смертельных болезней, но родители как-то раз сказали «Ты будешь юристом», и все мечты обратились прахом. Юристы зарабатывают больше, это факт, но этот факт постепенно убивал в нем то, что проявлялось в его больших, горящих глазах — желание жить. И сейчас, как бы ни было трудно, Чонгук, стиснув зубы, обещает себе, что начнет любить жизнь и принимать ее такой, какая она есть. Будет помогать, чем может, ведь для этого не нужна определенная профессия и навыки. За рукав джинсовки кто-то резко тянет, и Чон, не заметивший, как далеко ушел, не понимает, что происходит в данную секунду. Зрение расфокусировано, тело не слушается и ноги словно ватные, а от удара затылком о кирпичную стену на мгновение закладывает уши. Чонгук беспомощно всматривается в чужое лицо, наполненное тихим гневом, и понимает, что произойдет в следующие секунды, но не понимает за что. Незнакомец крепко прижимает чонгуковы руки к стене позади него над головой, наклоняется практически вплотную и тянет воздух носом возле шеи. Мурашки бегут по спине от осознания, что нужно бежать, но Чонгук стоит, как вкопанный или парализованный, только сердцем давая понять, что боится. — М-м-м, знакомый запах, — проговаривает незнакомец, и в темноте его глаза вдруг мерцают недобрыми, красными огнями. — Так и знал, что ты здесь. — М-мы знакомы? — от страха Гук похож на блеющую овечку в лапах волка, и не сказать, что волку это не нравится. — Что вам от меня нужно? — Ты не захочешь знать. Вот так просто. Чонгуку от абсурдности их диалога хочется не смеяться, а плакать и истошно кричать. Только вот ни слез, ни крика не выходит. Незнакомец улыбается на прощание и вгрызается зубами (нечеловеческими) в шею, разрывая артерию практически сразу. И насколько бы ни было больно, Гук не может выдавить из себя ни звука. Кажется, холодает. Только не на улице, а на душе. Чонгук даже не верит, что прямо сейчас кто-то выкачивает его кровь и надеется, что это зрительные галлюцинации перед смертью. Не хотелось бы умирать сумасшедшим. Умирать… Вот и начал с чистого листа, называется. В глазах меркнет, ноги перестают держать. Гук в последний раз открывает глаза, чтобы посмотреть своему убийце прямо в глаза, и неожиданно, как все происходящее, незнакомца отбрасывает от Чонгука назад, как от прокаженного. Теплая кровь струится из открытой раны, но у Гука нет сил даже ее пережать. Сквозь толстую оболочку, больше напоминающую вакуум, Чонгук слышит, как его зовут по имени, как осторожно трясут за плечи и касаются ладонью шеи, но ответить ничего не может. Последнее, что помнит Чонгук перед тем, как пропасть в темном, зыбком омуте забвения, так это то, что голос, звавший его — это голос Чимина. — Ты, вроде как, должен его оберегать, нет? — Не пытайся меня задавить, я не всегда могу находиться рядом с ним. — Это твоя задача, Чимин! И шепот утопает в шелесте листвы, передавая по ветру весть о первой пролитой крови. Жизнь начинается с чистого листа