Давно забытый аромат

Перед ней чёрный, от известного бренда пакет, из которого торчит какое-то буйное разнообразие: раскрывшиеся и полураскрывшиеся бутоны всех цветов тёплой палитры; белые головки зелёного «горошка», круглые, блестящие бусинки на тонких лесках и картонная табличка с надписью «XOXO, Дженни» высится над всем этим пёстрым букетом, завёрнутым в коричневую сетку. Тут же, на столе, стоит торт, в точности повторяющий оформление букета; стоит, как уродливый близнец – сделанный наспех, но зато прекрасно украшенный. Дженни тоскливо ковыряет в нём пластмассовой вилкой, наблюдая за тем, как бело-жёлтые комочки падают вниз, с высоты третьего яруса, и неосознанно поджимает губы в отвращении. Сейчас бы броситься вниз с этого яруса… На букет ей совсем не хочется смотреть: желание поджечь его настолько сильно, что она едва сдерживается. Вы только представьте, как будут плавиться эти цветы! Медленно, опадая один за другим, лепестки превратятся в чёрно-серые ошмётки; зелёный «горошек» опадёт, круглые бусинки обуглятся: с них слезет лак и, став чёрными, они полопаются, а сетка загорится оранжевым пламенем и будет долго гореть… Уныние повергло их всех окончательно и бесповоротно. Кажется, обратного пути нет. Всё уже сделано, и всё – потеряно. Мечты погасли, желаний нет. Всё, что радовало, когда-то глаз не то, что не радует, а даже больше – раздражает. Улыбаться для фотосессий? К чёрту. Для прессы? К чёрту. Для фанатов? К чёрту. Такое чувство, будто мир сошёл с ума. Люди такие смешные, карикатурные, тупые, будто сбежали из театра, где играют буффонаду 24/7. Тупые, злые, лицемерные. Вилка брошена. Дженни откидывается на спинку низкого дивана, скрестив руки на груди. На ней чёрная водолазка и клетчатый серый сарафан от Chanel; взгляд холодный, неприступный; кожа бледная, белая, как мрамор. Может поэтому никто из стаффа не замечает её присутствия, будто её и вовсе не существует? Возможно. Только вот незадача – ей совершенно плевать. Так же плевать и Лалисе. Она стоит в примерочной комнате, спиной к зеркалу. Лицо её не выражает ни одной эмоции, оно строго и безучастно. Нуны с удивительным терпением раскладывают всевозможные одежды, предлагают ей варианты, комбинируя разные вещи, но всё бесполезно. Лисе ничего не нравится. – Вот это было бы неплохо, смотри, – подходит очередная нуна и, не поднимая на неё глаз, начинает свои объяснения, – вот здесь можно подрезать немного, потом аккуратно подшить, а здесь приделать… Лиса на мгновение прикрывает глаза, с трудом сдерживаясь. Хочется сорваться и накричать, разорвать и бросить. И не только одежду, но и контракт. Ей ничего из этого не нравится и никогда не нравилось. Всё это заблуждение, помутнение рассудка, не как иначе, потому что это не то, чего она хотела и желала в своей жизни. – Нет. Холод. Нуна чувствует этот холод в её голосе и начинает волноваться, внутри зарождается небольшая паника, но виду она не подаёт – продолжает дальше предлагать наилучшие по её мнению варианты. – Я же сказала – нет! Всё замирает. Швея поднимает на неё испуганные глаза и встречается с убийственно страшным, безразличным взглядом, от которого идут мурашки по спине. Разве это она, Лиса? Никогда она такой не была! Сколько было разочарований, слёз, но такого равнодушия и ожесточения, она никогда не видела в её лице. Лиса в сердцах снимает, буквально срывает с себя дорогие шмотки и, развернувшись, уходит из комнаты. В гостиной она находит Дженни, гипнотизирующую торт. – Фу, это что? На столе трёхъярусный, неаккуратный, покрытый серебрянными пупырышками торт, бледного цвета. Такого же бледного, как и лицо Дженни. – Да. Дерьмо. – И это прислали R*? – О да. По лицу Дженни прошла ядовитая усмешка. – Я, конечно, люблю подарки, но это – полный пиздец. Зачем мне присылать такое гавно? – Не знаю. Спроси у них. Лиса не так давно узнала, что Дженни матерится, поэтому ей до сих пор не привычно слышать от неё некультурные словечки. На диване она выглядит совсем маленькой девочкой, хотя нет, скорее подростком. Если же быть предельно честным, то их тут всех накрыл подростковый возраст, по идее уже давно прошедший. – Где Чичу и Паста? – Онни не выходит из комнаты хер знает сколько дней, а Розэ…наверняка смотрит какой-нибудь сопливый фильм… Дженни не далеко ушла от правды. Лиса пошла проведать девочек, но ни одна, ни другая не согласились присоединиться к ним. Рыдая перед экраном ноутбука, сидела в тёмной комнате Розэ, а на кровати в другой комнате, с одним включённым светильником лежала Джису и записывала что-то в свой «личный дневник», который она никому не показывала. На стене появилась гирлянда из полароидных снимков: там все они, все те лучшие годы, которые остались позади, далеко, как будто это было в какой-то другой жизни… – Су-я, пойдёшь к нам? Джису медленно поворачивает голову, не приподнимая её с подушки. – Что? Куда? – Куда-нибудь, – пожимает плечами Лиса. – Ты, я и Дженни, – нет ни сил, ни желания тормошить онни, но жалкое подобие улыбки появляется на лице Лисы, и она верит, что Джису клюнет на эту улыбочку, как это всегда бывало, улыбнётся в ответ, подбежит и согласится. Но Джису отворачивается в каком-то недоумении. Идти? Но куда? Да и зачем? Разве в этом есть хоть какой-нибудь смысл? Разве жизнь уже не прошла, не закончилась? – Нет, не хочу… Лиса всё ещё стоит, в надежде, что Джису передумает. Одна минута, две. Глаза щиплет от жара в голове. – Идите без меня… Лиса возвращается назад, к Дженни, и с разбега опускается на диван, копируя позу последней. Чувство собственной никчёмности, бессилия вновь накрывает тяжёлой, многотонной волной. Она раздавливает и мутит сознание. И неужели ничего нельзя исправить и все они в полной дыре? – Отказалась? Лиса кивает. – Только не реви. И так тошно. От этих слов только хуже. Зачем она это говорит?! – Вот, на, – она берёт брошенную вилку, небрежно загребает мякоть сладкого торта и подносит к её рту, – съешь. Вилка летит на пол вместе с куском от торта. Дженни наблюдает за этим падением с таким бесстрастным лицом, что любой бы позавидовал этой выдержки. А выдержки никакой и не было на самом деле. Ей было трудно, например, так же бесстрастно наблюдать за своим падением в глазах фанатов, стаффа, репортёров, работников. Теперь же ей всё равно… – Почему именно с нами?! – чуть ли не плачет Лиса, обращаясь к Дженни. – Почему именно у нас…?! – Прекрати. Это строгое «прекрати» приводит в чувство Лису. Она сидит и приводит себя в порядок пару минут, а потом разворачивается к Дженни с предложением: – Поехали отсюда? Неважно куда! Возьмём оппу, он будет нашим водителем, а мы будет сзади! Заедем в какое-нибудь кафе с автоматами или на аттракционы, а может в бар?! Только в приличный…или в клуб… Лисе хватает взгляда, чтобы понять её ответ. *** Менеджер был уговорён, а значит полдела было сделано. Осталось только одеться. Никогда ещё обеим девушкам так не хотелось сжечь свои гардеробные комнаты. – Чёрт! Мне не нужен Chanel, – всё больше раздражается Дженни отбрасывая плечики с костюмами от бренда, – мне нужно что-нибудь спортивное!.. Лиса хоть и находилась в глубине гардеробной, но всё равно слышала раздражённые и злобные возгласы. Впервые Дженни не хотелось надевать что-то из Chanel. Если это не катастрофа, то тогда что? – Если хочешь, можешь надеть мой костюм от Adidas… Лиса выходит и закрывает двери в своей гардеробной, кладёт два спортивных костюма на тюфяк. Дженни хватает беглого взгляда, чтобы понять и вспомнить, когда они были ношены. – Серьёзно? Сколько им лет? – Я не знаю, – Лиса надевает брюки, футболку и куртку, делает завышенный конский хвост из волос, глядя тут же в зеркало, оглядывает себя сзади, сбоку, засовывает руки в карманы, и остаётся довольной. Этому костюму два года. Словно билет в прошлое… Дженни послушно напяливает костюм следом за Лисой, не посмотрев на себя в зеркало. У выхода, опустив голову, для того, чтобы увидеть кроссовки, она вдруг ощущает запах приятной на ощупь ткани. Боже. Этот запах так ей знаком! Раньше это были любимые духи Лисы…лёгкие, едва сладкие, напоминающие лето два или три года назад… За ароматом потянулась череда воспоминаний, все весёлые, лёгкие, радостные, ни одного плохого события не пришло в голову, как будто разочарований вовсе и не было. Почему? Почему я не была счастлива тогда, со всеми?.. – Дженни! Менеджер ждёт девушек, приятно улыбаясь обоим. На лице Лисы появилась улыбка, она протягивает ей руку. – Садись… Да. Да! Почему? И почему сейчас так тяжело улыбнуться? Лиса мило воркует с оппой, впрочем, она не изменяет себе. Тот выспрашивает дорогу, а Лиса показывает куда ехать, посмеиваясь над шутками менеджера. Так было всегда. Ничего не изменилось. Но почему так холодно? – Включите, пожалуйста, обогрев салона… – Ты замёрзла? – обеспокоенно спрашивает Лиса, пытаясь уловить её настроение. – Не особо. Теперь нет той уверенности. Уверенности, что ей всё равно. Нельзя так: жить воспоминаниями, ненавидеть всё вокруг, страдать… Зачем страдать? Ведь кризис прошёл. Теперь их уверяют, что всё будет отлично (уже правда в сотый раз). Будет ли или снова обман? Если обман, то она не выдержит. Они не поехали в клуб, не поехали в бар или кафе. Дженни не заметила, как менеджер накупил им сласти: чупа-чупсы, конфеты, шоколадки – словно они маленькие дети. Ей уже не терпелось выйти из салона, когда машина вовремя остановилась где-то. Салон озарил свет, и в следующий миг они оказались у колеса обозрения. – Прокатимся? Лиса взяла её за руку, будто боялась потерять. Здесь было пустынно. Менеджер организовал им поездку на колесе, и через пять минут они созерцали, как разворачивается вечерний Сеул и блестит водная гладь реки. – Вау. Щелчок. Дженни выходит из ступора. Лиса стоит у прозрачных дверей кабины и делает снимок на свой фотоаппарат. – Красиво, правда? Опустошённость и мертвецкая усталость, не понять из-за чего. Если покопаться глубоко, то можно и не найти проблемы. Почему? Правильно, потому что ты надумываешь её. Каждый раз. И не можешь остановиться… –Всё в порядке? О да. Это тот самый вопрос, который люди задают, как назло, в самый неподходящий момент. – Всё в порядке, – через зубы отвечает Дженни, и отворачивается, смотря на тёмные деревья парка. Некоторые ветви такие пугающие, особенно когда на них падает свет. – Ты мёрзнешь? – Лиса пододвигается ближе, пытаясь заглянуть ей в лицо. Дженни, свесив голову, ничего не отвечает. И снова она слышит аромат прошлых лет… – Эти духи…это я же тебе их подарила? Поднимает голову и смотрит на неё. Мягко улыбнувшись, Лиса отвечает так же мягко: – Да, – и смотрит на неё ещё пару минут. Дженни не выдерживает взгляда –опускает голову. А может не всё так плохо? Эта осеняющая мысль освещает какой-то небольшой уголок её сознания, но не выдерживает густоты мрака и тут же медленно гаснет. – Эй, посмотри на меня… Приподняв её личико и удерживая его за подбородок, Лиса собирает все оставшиеся душевные силы воедино, чтобы сказать пару жизнеутверждающих слов – невозможно больше смотреть на эти страдания; это какое-то наваждение, постигнувшее их, какой-то туман, застилающий глаза, иллюзия, страшный сон; это то, что мешает идти вперёд, смело смотреть в будущее, ждать, надеяться. Надо что-то делать с этим. Так не может больше продолжаться… – Если бы я могла, я бы развеселила тебя, – начинает Лиса, – но у меня нет таких способностей; я не так умна, как ты, онни, и это правда, не смей со мной спорить… Лиса любит кривляться, корчить рожицы, как мартышка, и Дженни это всегда забавляло. Только Лиса об этом, похоже, не догадывается. – Я так же не умею красиво говорить, и…хочу сказать, что всё будет хорошо, а ещё хочу, чтобы ты поверила в мои слова, – обхватив её лицо ладонями, она заставляет её смотреть на себя. – Всё. Будет. Хорошо. Ладно? – глаза слезятся у обоих. Лиса тянется к ней, чтобы оставить поцелуй на её щеке. Щека оказывается горячей и влажной. Дженни уже плачет и не может этого скрыть. – Я просто устала, я не хочу больше находиться там, выступать на сцене… – А как же фанаты? – встревоженно спрашивает Лиса. Дженни смотрит осуждающе прямо ей в глаза, находящиеся в пару сантиметров от неё. – Какие фанаты, Лиса? У нас хейтеров больше… – Ты снова читаешь негативные комментарии?! – восклицает Лиса. – В том то и дело – я ничего не читаю… Лиса снова тянется обнять её. – Малышка, не плачь, я знаю, мне знакомы эти мысли, мы все: Джису, Розэ думаем о том же, о чём и ты, и переживаем то же самое. Скоро все неприятности останутся позади, я тебя уверяю, вот увидишь. Но главное: ты сама должна верить в это, хорошо? – Если ничего не изменится, – решительно заканчивает Дженни, – то я уйду. Лиса отпрянула. Её пугает одна мысль, что Дженни может уйти, оставить их карьеру, группу – всё же…развалится без неё. – Пожалуйста, – просит, почти умоляет Лиса: хватка её усиливается – она держит её крепко и не отпускает. – Не уходи без меня, хорошо? Только не уходи, не сказав… Дженни оттирает слёзы рукавом чужой куртки, снова поймав аромат духов, спокойно поворачивается всем телом к ней, направляет на неё свой уставший взгляд и убирает волосы назад, прежде чем придвинуться и поцеловать её губы. Сухие, мягкие, приятные. Лиса особо не возражает, но и не отвечает. – Ты знаешь, что ты ещё красивее, когда плачешь? – отстранившись, шепчет Дженни. – Что? – в глазах у Лисы всё ещё стоят слёзы. Она изображает удивление, делая вид, что она категорически против такого утверждения. – Не-е-ет, неправда! Они целуются снова и смеются. – А может… – Нет, Дженни, – сразу понимает намёки той Лиса. – Никакого шампанского! И вина! Оппа не так поймёт… – Да твой оппа уже всё увидел и понял, – смеётся Дженни, повернув голову и смотря куда-то вниз. И вправду, внизу, на земле стоит фигура человека с большой картонкой и надписью на ней, что-то вроде: «Маякните, когда закончите» – только в милой форме. Они смеются долго: так, как давно уже не смеялись. Мир постепенно оживает, а время ускоряется. Но это время прошло прекрасно… Уже в общежитии перед тем, как лечь спать, Лиса идёт в комнату к Дженни. За обещанием. – Ну что, – торжествующе шепчет она, – покажем хейтерам на что мы способны? – О, да! – самодовольно тянет Дженни, поднимая бокал с шампанским, который всё-таки они купили по пути обратно. – Пошлём их к чёртовой матери!