Моя Энн с двумя "Н"

Она была так похожа на его Энн — ту самую, с цветами, озорно торчащими из ее заплетенных в две косички рыжих волос, — и одновременно так непохожа на его Энн, размышлял Гилберт, сидя, прижавшись лицом к холодному стеклу движущегося поезда. У него не было ни минуты, чтобы впитать ее, это новое создание, которым его Энн, казалось, стала за одну ночь, прежде чем его вырвали из ее объятий по пути в Торонто. Он будет писать ей, а она — ему: отчаянно клялись они, когда он сжимал ее ладони в своих. Теперь его руки чувствовали себя необычно опустошенными. Отсутствие Энн ощущалось еще острее, чем тогда, когда он мальчишкой сбежал на лодке из Эйвонли. В то время он думал о ней только тогда, когда на шумной лодке все стихало. Он думал о ней, о том, здорова ли она, о том, какой замысел она могла бы придумать в тот день, но когда лодка качалась или кто-нибудь из мужчин вздрагивал, Гилберт всегда отвлекался от мыслей об Энн Ширли-Катберт. Теперь он знал, что никогда больше не сможет не думать о ней. Она будет парить в его мыслях, как некий ангел или сладкая сирена, зовущая его обратно на остров. Гилберт спрятал улыбку, угрожавшую его лицу, за кулаком. Он поцеловал Энн. Его Энн с двумя «Н». Она обвила его руками, нежно касаясь его лица мягкой подушечкой пальца, и поцеловала его со сдержанной страстью, которой он сам не обладал. Его девушка была свистящей бурей, которая утихала под настойчивым характером его поцелуя. Он успокаивал ее морские утесы, а она осмеливалась нарушать его собственные океаны. Гилберт выглянул в окно. Сельская местность проносилась мимо него в ранней осенней живости. Листья начали переходить в темно-красный цвет пятнами на зеленом ландшафте. Теперь, когда он уехал от нее, Энн будет повсюду, на другом конце страны, в Торонто. Он старался не хандрить. Вместо этого он продолжал смотреть на раскинувшееся море зеленого и красного. В его кармане горело кольцо матери.

***

Его пансионат в Торонто был странным, но устрашающе тихим в первый год обучения. По правде говоря, Гилберт вырос в густой суматохе живого воображения Энн Ширли-Катберт. Когда она появилась, Эйвонли из его детства превратилась в какое-то другое великолепное, бесконечное место. Все, что когда-то казалось невозможным, оказалось в пределах досягаемости, когда она впервые ударила грифельной доской по его бедной, ничего не подозревающей голове. Другие студенты-медики первого курса не разделяли восторга его Энн по поводу… всего. Деревья, ветер, жужжащие птицы, детский хор в церкви и огромная библиотека в кампусе, казалось, не волновали их. Гилберт начал подозревать, что жизнь вместо Энн — скучное занятие. К счастью, у него была она. Он не мог написать ей достаточно скоро в первые несколько одиноких месяцев без нее. Он отправлял письма быстрее, чем успевал их писать. Гилберт хранил все ее веселые ответы в деревянном ящике рядом с кроватью. Там же он хранил скромное зеленое кольцо своей матери. А поздно ночью, когда он скучал по ней больше всего, он зажигал свечу и перечитывал ее письма.

***

Дорогой Гилберт, Я похожа на свою маму. Моя милая Марилла нашла книгу, которая принадлежала моим родителям. Это книга цветов. Она стоит у моей кровати вместе с начитанным экземпляром твоего письма из Тринидада, браслетом-подвеской Мэтью и медальоном Дианы. Это приносит мне уют, когда люди, которых я люблю больше всего на свете, находятся рядом с моим сердцем. Я не думала, что можно так сильно скучать по кому-то. Прошел целый день без тебя, и я уже скучаю. Я думаю, что буду скучать по тебе, если ты уйдешь на минуту, или на час, или на год. Когда-нибудь приезжай ко мне домой, Гилберт Блайт. Надеюсь, в Торонто к тебе хорошо относятся. С любовью, Твоя Энн. P.S. Если это не будет навязчиво, пожалуйста, скажи мне, как ты меня любишь. Я жажду прочесть его.

***

Дорогой Гил, Прилагается прядь моих волос. Как я уже говорила в своем последнем письме, она становится ярко-рыжим! Миссис Блэкмор говорит, что молодые люди находят каштановые волосы гораздо более предпочтительными, чем рыжие. Я ответила ей, что некоторые молодые джентльмены в моей жизни любили меня и вовсе лысой. Она была несколько озадачена. Диана смеялась целую вечность. Я все еще планирую посетить Торонто через две недели. Я уже знаю, что ты беспокоишься о продолжительности моего путешествия. Со мной все будет в порядке. Как ты помнишь, я не нуждаюсь в компаньоне. Пожалуйста, на этот раз воздержись от поцелуев на вокзале. Вы захотите увлечься, мистер Блайт. Я этого не потерплю. С любовью от всего сердца, Твоя Энн. P.S. Прошу, поцелуй меня на станции и не смей останавливаться.

***

Мой Гил, В минувшие дни Баш приезжал проведать меня. Дельфина становится такой большой! Баш зашел так далеко, что предположил, что Дельфина может любить тебя больше, чем я. Однако у меня есть достоверные сведения, что я безмерно влюблена в вас. Надеюсь, не слишком напуган, но боюсь, тут ничего с этим не поделаешь. Тебе просто придется вынести мою бесконечную привязанность. Вопиюще, Твоя Энн. P.S. На прошлой неделе я нашла твою перчатку под кроватью. Не имею ни малейшего представления, как она там оказалась. Как ты знаешь, в пансионе очень строгие правила в отношении женихов.

***

С улыбкой он прижался губами к последнему письму. Он был тихо благодарен за то, что она нашла его перчатку. Вернувшись в Торонто из Шарлоттауна, он перевернул всю свою комнату в поисках пропавшей перчатки. Приятно было осознать, что она найдена и находится в хороших руках. Гилберт откинулся на подушку и задумался о своей перчатке. Он хорошо помнил, когда и как она была потеряна. От этого его улыбка стала еще шире. Когда он писал следующее письмо, его улыбка упрямо не сходила с лица. Он обмакнул перо: Моя Энн с двумя «Н», Как повезло моей перчатке, что у нее такой милостивейший хозяин…