***
Кошка, со свалявшейся в комок шерсти грязи и крови на боку, осторожно выпрыгнула из своего убежища, нежно по-матерински держа за холку своего маленького совсем беззащитного котенка, который был пепельного цвета, что не похож на мать рыжей окраски. Втягивая розовым носиком запах гари и смерти, юная родительница тут же недовольно ведет хвостом в бок, оглядывая местность в округе: разбитая и брошенная техника, сотни тысяч потерянных солдатских касок. Где-то слышны истошные стоны раненного солдата, которого на плаще осторожно переносят товарищи в укрытие, где-то догорает здание, а один некогда жилой дом, державшийся до последнего снаряда БМ-13, рушится с грохотом, рассыпается каменная кладка, тем самым пугая и кошку, которая из последних сил бросается вниз, в некогда работавший метрополитен. Скрывается среди тысячи людских жизней, которые, возможно, жадно отнимут ее котенка своими леденящими ручищами, заключая в крепкие объятия. Ведь эта маленькая жизнь была неким напоминанием о светлых и старых временах, когда не было этого ужаса, который бродил на каждой разрушенной улице города. Сердце замирало от каждого скрежета гусеницы танка по старой брусчатке, а от громких возгласов людей в погонах наверху – замирали, готовясь к своей участи. В одном из районов слышится перестрелка, в которой смешались люди в кучу, смешалась нация, смешались идеологии и жизни. Где-то по зданию бьет снаряд тяжелого советского танка, который в это же мгновение вспыхивает как спичка, ведь недруг повреждает боеукладку, попаданием в башню огромного монстра. Танк в городе, пожалуй, это самая уязвимая мишень, что есть на этом свете, и доказано это будет не только одной войной. С криками боли с переднего люка вываливает механик-водитель, объятый алым пламенем, что безжалостно съедает его костюм и его самого. На взрыв и крик оборачиваются его сослуживцы и, один из них бросается, начиная быстро сбивать огонь, пока над головами летят пули из вражеского оружия, пронзая воздух насквозь. Мужчина средних лет, танкист, замирает, пока на него из окна глядит мальчишка, бьется в предсмертных ударах и камнем остается лежать на обугленной земле. Юноша, бросившийся на выручку, сжимая ладони в кулак, кричит куда-то в небо, броня все в округе. Мальчик, наблюдавший за этой смертью, что уже не первая на его счету, отстраняется прочь, закрывая лицо крохотными ладонями, что-то шепчет на своем языке, забиваясь в угол. Укладывает голову на свои разбитые колени, закусывает губы до самой крови. Ужасно. Но в момент же, мальчишка отрывает голову от колен, ведь слышит, как кто-то пробирается в его укрытие, шелестит патронной лентой, волоча ее прямо по полу. Этот незнакомец даже не подозревает, на кого он сейчас может наткнуться в этой комнате, если захочет здесь поместить своего железного монстра, который будет очередями прожигать насквозь людские тела, одетые в серые солдатские гимнастерки. Небесно-голубые заплаканные глазки судорожно бегают по голым стенам и полу, в надежде найти хоть какое-то оборонительное оружие, чтобы отбить атаку. И, о счастье! В самом углу лежит брошенный кем-то револьвер, повидавший на своем веку многие беды, кучи боев, побывал в самых горячих точках. Нагибаясь, он чуть ли не кидает к нему, беря в руки, крепко обволакивая его своими тонкими пальцами. Готовится, когда силуэт появиться в проеме, чтобы совершить выстрел. Спустя секунды там уже стоит мужчина пожилого возраста, что с недоумением и с некой жалостью смотрит на стоящего посередине комнаты, мальчика, который направляет на него дуло оружия. Выставляя руки вперед, солдат двигается к нему, пытаясь утешить и успокоить, чтобы вырвать с рук револьвер. В мгновение раздается выстрел, новый владелец оружия закрывает со всхлипом глаза и бросается прочь через окно. Дым рассеивается, мужчина роняет ленту и крепко сжимает плечо, что разрывается от боли и осипшим голосом кричит вслед убегающему мальчику «стой!». Но тот его не слышит, проносится мимо накрытого тела танкиста, горящей огромной машины, несется под пулями, нещадно сверлящими неб. Оказываясь в безопасности, припадает к стенке, прижимает к груди револьвер, в барабане которого остался лишь один патрон для самого себя или же для кого-нибудь еще? Только вот, для кого он предназначен? В чью плоть вонзится, протыкая легкие иль сердце насквозь? Немец оборачивается, наполовину показываясь из своего укрытия, чтобы увидеть того солдата, которого он несмертельно ранил, повреждая лишь мягкие ткани. Да, он видит его, как солдат разговаривает с высоким мужчиной, что появился уже в том помещении. На его голове темно-зеленая фуражка, на околыше которого видны некие золотистые колоски, кокарда в виде алой звезды, которую он ни с чем не спутает. Очередной генерал Красной Армии, который интересуется о нелепом ранении своего солдата? Вплоне возможно, мальчишка довольно крутит в руках револьвер, пока не замечает краем глаза, как раненный махнул в его сторону, а после, оказывается под строгим взглядом человека высокого звания, что так серьезно и холодно смотрит на него. Мальчишка пятится назад, будто пытаясь уйти от фигуры в темной солдатской шинели, но он лишь приближается, за спиной высокого военного появляются еще двое таких же крепких и рослых. Они, словно телохранители этого мужчины, в совершенно чистой фуражке. Кажется, самое время шевелиться и уноситься прочь, ведь эти три силуэта легко преодолевают все преграды, быстро приближаясь к нему. Он осознает, что стал добычей этого главной среди них и то, что последняя пуля револьвера будет предназначена для него. Обессиленный и исхудавший, измученный годами войны, мальчишка бросается наутек, пока слышит за своей спиной тяжелые шаги солдат, голоса на незнакомом ему языке, но не слышит ни единого выстрела. Выходит, он им нужен живым и они прекрасно понимают, что он – один из сыновей самого Фюрера, судьба которого сейчас неизвестна. Дышать становится тяжелее, а от этой погони ноги подкашиваются, лишь наличие огнестрельного оружия его уже согревает. Если он падет, только застрелит главаря этой маленькой банды. Это уж точно! Выскакивая на одну из улиц, немец бежит со всех ног, пока мужчины переговариваются между собой и разделяются. Один на один остается только мужчина в генеральской фуражке, в руках которого винтовка с острым штыком на конце. Шумно вздыхая, трясет головой, ускоряется, пока перед ним не оказывается перевернутый на бок танк, что заграждает собой весь проход. Как же он мог так ошибиться? Ведь вчера только этой махины, создавшей непроходимую баррикаду, еще не было! Мальчик с ужасом в глазах оборачивается к своему преследователю, чья винтовка уже была за спиной, мирно висела на левом плече. Кот, загнавший в тупик маленького мышонка, медленно и властно подходил к нему, крепче поджимая свои тонкие, потрескавшиеся губы. Дыхание было каким-то тяжелым и нездоровым. Неужели он бежал за ним, будучи нездоровым, авось и контуженным? Значит, его шкура действительно так дорога, раз за ним носится сам генерал, да еще в придачу не в здоровом виде. Видимо, их начальство дает за его него приличную сумму. Мальчик резко вскидывает револьвер и, практически не целясь, выстреливает в сторону двухметрового, надеясь, что эта последняя пуля зацепит его и уложит на землю. Он уже молится, поджимая губы и пуская слезы по своим бледным щекам, вжимается в стенку, пока грубая, но такая сильна рука не сжимает его плечо, а вторая резко выбивает револьвер с рук, что с грохотом падает на землю. Он отчетливо слышит встревоженный голос одного из солдат, который, судя по всему, волнуется за состояние своего начальника. Немец трясется, ведь так нелепо пойман, да как легко, а мужчина по-прежнему крепко стоит на ногах, скрещивая руки на груди, пока младшего подводят к нему. - Lasst mich Los, bolschewistische Bastarde! Was wollen Sie von mir?!¹ – захлебываясь в собственных слезах, пленный кричит осипшим голосом, пытаясь высвободиться теперь уже от двух цепких рук. Но все без толку. Обреченно падает на колени перед пыльными сапогами, всхлипывает, ожидая того, что будет дальше. Лишь вместо ударов, слышит голос напротив стоящего мужчины, что так спокойно и тихо говорит, будто не в него сейчас летела эта пуля. - Рядовой Петров, и что же наш ценный немец сказал? – расстегивая тяжелую шинель, молвит, уже не глядя на мальчика, сидящего перед ним на коленях. - Он просит отпустить его, товарищ главнокомандующий, - немец резко раскрывает глаза, вскидывая голову вверх. Это он сейчас самого главного назвал ублюдком? Ему не жить, если он прекрасно понимает немецкий язык. Он отказывается верить своим глазам, ведь когда тот снимает шинель, обнажает и погоны, которые теперь ему о чем-то да говорят. Ну уж нет, кидаться и целовать сапоги не намерен, как и не намерен просить у него прощения, - Да, точно, так и сказал. - Плохо учил ты иностранный язык, Петров, - вздыхая, покачивает головой и укладывает тяжелую солдатскую шинель на плечи немца. А сам разворачивается, двигаясь вперед и бросая последние слова, - Ведите его. После какого-то приказа его подхватывают под руки и волочат против его же воли. Что его ждет? Черт его знает, известно лишь то, что ничего хорошего. Наверняка пытка, избиения и голод. Он же для них враг народа. А как с ними расправлялись – ему известно. Он упустил свой шанс, чтобы избавиться от своего врага. Он не воспользовался шансом.***