Нравоучения Папы

***

Риарио прибыл в Ватикан так скоро, как только мог. Только получив указание Сикста явиться из Флоренции в связи с какими-то явно более срочными делами, Джироламо тут же помчался к Папе. Капитан-генерал мчал так, как только мог, людей своих он оставил во Флоренции, чтобы дорога была ещё быстрее, остановок тоже не делал, спеша явиться к Сиксту. В том письме было сказано, чтобы это произошло так быстро, как только возможно, а лучше вообще ещё вчера и Риарио понимал, что лучше не спорить с отцом. Еще на подъезде к Риму мужчина почувствовал, что ему явно не помешало бы посетить уборную, очень быстро, никто даже не успел бы заметить, что тот уже приехал... И он так и хотел поступить, как только бы зашёл в стены Ватикана, но, стоило только Джироламо явиться в Апостольский дворец, как кто-то из личных слуг Папы успел заметить его. – Граф, Его Святейшество уже ждёт вас, пойдёмте. – Какой-то молодой парень, которого мужчина видел, кажется, впервые, уже успел вызвать на себя его гнев. Хотя пока что Риарио просто злился, что его планы так резко нарушили, но выразить свою собственную волю сын Сикста не хотел, надеясь, что разговор, пусть даже и серьёзный, будет коротким. Мысль об этом как-то успокоила графа, дав хотя бы немного времени отвлечься от назревающей проблемы. Сикст сидел в зале за своим столом и вошедшего сына поприветствовал кивком головы, а последующим жестом приказал закрыть за ним двери. Риарио хотел ещё попросить выгнать охрану, потому что хотел бы лично, без посторонних, поговорить с Папой, но взгляд того был настолько суров, что капитан-генерал снова не смог ничего сказать. – Ваше Святейшество, я приехал, как только получил ваше письмо. Что-то очень срочное? – Внешне Джироламо был все ещё максимально спокоен, как статуя святого, но внутри ему хотелось отпроситься хотя бы на минуту. Давление в мочевом пузыре все росло, но графу казалось слишком постыдным хоть чем-то выдать свою потребность. В конце концов, он был взрослым серьёзным человеком и было бы совершенно неправильно.... – Я слышал, что да Винчи снова отказывается от сотрудничества. А ещё мне доложили, что ты провалил во Флоренции все порученные дела. Это так? Риарио сжал зубы и прошёл от двери ближе к отцу. Его всегда раздражало, что Сикст не стесняется никого, когда отчитывает своего собственного сына. И эти двое из охраны, стоявшие за спиной, только больше раздражали графа. – Святой отец, все не так плохо, как вам могли сказать. С Леонардо мы сможем ещё наладить контакт, это только вопрос времени. А Лоренцо, отступник от церкви... Нет, с ним тоже стоит ещё вести беседы, но как вообще это возможно, если на весь город меня посмели назвать змеей? Ваше Святейшество, вас там не было, но, поверьте, это была вопиющая наглость! – Джироламо! Сикст прервал мужчину, не дав договорить и просто молча и тяжело посмотрел на него. Под этим взглядом Риарио нервничал все больше, чувствуя, как стоять на одном месте ему становится трудно, но если отец увидит его проблему... – Святой отец, я понимаю, что это моя вина. Дайте мне ещё возможность и я обязательно все исправлю. Мне только очень мешает Лукреция. Я знаю, что она работает на нас, что она нам пока нужна, но становится просто невозможно. Можно было уже найти кого-то на замену, а ей тихо ночью свернуть шею и все. Сам того не замечая, Джироламо начинал злиться и его раздражение становилось слишком заметным. Чтобы можно было стоять удобнее, ему пришлось опереться о стол, смотря прямо на Понтифика. Тот какое-то время молчал, а потом усмехнулся с явным презрением. За одно только это Риарио был готов его убить прямо здесь, на месте, без слов и вопросов. – То есть, Джироламо, тебе, капитан-генералу Церкви, мешает какая-то женщина? Этот вопрос заставил Риарио чуть ли не побагроветь от злости, а Папа, кажется, просто с интересом наблюдал за его реакцией. Если бы не все растущее желание облегчиться, то Джироламо, вероятно, был бы спокоен, а так он нервничал все сильнее, злился и уже начинал постоянно, но почти незаметно менять положения тела. Руки его все ещё лежали на столе, а вот ноги приходилось очень аккуратно, чтобы не показать ничего, сводить. Если бы только на секунду можно было бы отпроситься и если бы не этот взгляд отца... Про себя граф ругался все сильнее, так, что уже черта вспоминал всеми словами. Это никак ему не помогало, только сильнее заставляло думать об единственном сейчас желанном месте. – Да, мешает. Будь она кем угодно, мне нет никакой разницы, но если Лукреция не станет более послушной, то я буду действовать куда серьёзнее. – Конечно, сын мой, конечно. – Сикст, кажется, стал говорить медленнее и это вызвало у Риарио некоторое недоумение. – Только действовать ты должен уже сейчас. Мне сколько нужно раз тебе сказать, что да Винчи уже должен быть на нашей стороне, а вопрос с Лоренцо стоило закрыть ещё давно? Или, Джироламо, ты забыл? Смотрю, ты стал очень нервным, особенно сейчас. Неужели на тебя так действуют твои провалы? Может, тогда стоит что-то поменять в своих действиях? Граф на секунду закусил губу, чувствуя, как желание сходить в уборную становится невыносимо сильным и потому последние слова Понтифика вообще пропустил мимо ушей. Какая к черту разница, о чем тот вообще говорит, если это опять становится похожим на глупые нравоучения? Как будто Джироламо снова лет пятнадцать и он совсем несмышленый сын! – Ваше Святейшество, я все испра.... Исправлю, Господи! – Риарио чуть не согнулся пополам от очередного позыва. Ещё немного и терпеть станет совсем невозможно... – Разрешите мне отойти на минуту, Ваше Высокопреосвященство! Сикст с каким-то нездорово оживленным интересом наблюдал за сыном и молчал. По лицу Риарио катились капли пота, а Папа все молчал, словно не собирался говорить ничего вовсе. Это длилось около минуты, но для графа она была больше вечности, потому что от взгляда отца становилось совсем нехорошо. – Мы не договорили, Джироламо. И да, встань ровно, когда говоришь с Папой! Так вот, Джироламо, несколько дней ты будешь в Риме, после чего вернёшься во Флоренцию и снова займешься делами там. Ты понял? – Д-да, Ваше Святейшество... Капитан-генерал снова стоял прямо, но сжимал ноги чуть ли не до судорог. Руки нервно теребили ткань верхней одежды, а взгляд стал не просто нервным, но даже запуганным. Мужчине казалось, что ещё немного и случится страшное, а отец, видимо, только рад будет очередному провалу своего единственного сына. В нем никогда не было ни капли сочувствия, сейчас на него тоже не приходилось надеяться. Всё тело графа мелко дрожало от напряжения, а мочевой пузырь пульсировал все сильнее, отдавая болью. На глазах Джироламо едва не выступали слезы, но почему-то он все ещё старался выглядеть невозмутимо. Это было каким-то диким принципом: не показать отцу своего отчаяния и тем более позора. Хотя того было трудно чем-то удивить, но дать лишний повод для превосходства, дать возможность лишний раз унизить сына... Впрочем, мысли эти менялись очень быстро на совершенно иные: может, все же стоило ещё раз попросить? Может в Сиксте было хоть что-то от человека? – Отец... Пожалуйста... – Голос Риарио дрожал, как и руки, и губы. Он чувствовал, что совсем скоро не сможет контролировать измученный организм. Он внезапно резко схватил себя за член через ткань штанов, зажимаясь и стараясь предотвратить катастрофу. Ему было стыдно, но в то же время больно и ужасно. Прямо сейчас на него смотрело три человека, а он, слабый раб своего тела, едва держался. – Так вот, за эти дни в Риме ты должен будешь выполнить ещё несколько моих поручений. Думаю, что доверить эти дела я смогу только тебе. Я дам тебе несколько адресов. Джироламо, тебе нездоровится? Ты меня слушаешь вообще? Граф стоял максимально бледный, словно в трансе смотрел куда-то в пол и чувствовал, как первая струйка уже вырвалась и маленьким тёплым пятном расползалась на чёрной ткани штанов. Сначала он поднял взгляд на Сикста, смотря на него сквозь подступающие слезы, а затем, понимая, что терять нечего, резко повернулся к страже, повысив голос до хриплого крика: – Пошли вон отсюда! Быстро! От такого резкого движения и крика организм решил сдаться окончательно. Пятно на штанах стало стремительно расти и в тишине, которую нарушил разве что стук закрывающейся за стражей двери, послышались звуки падения капель на пол. Риарио, даже не пытаясь больше себя остановить, медленно повернулся к Сиксту, смотря на него с огромной ненавистью, презрением и страхом. Он все ещё боялся, а теперь, даже когда тело ликовало от облегчения, страх любого слова отца был куда сильнее. – Джироламо! – Сикст пренебрежительно вскинул бровь и поморщился, смотря на сына. – Я просил. Просил, чтобы ты меня отпустил. – Теперь, когда лишних ушей не было, как и последней веры в отца, граф мог себе позволить некоторую вольность. – Мне стоило упасть на колени перед тобой в такой простой земной просьбе? Что мне стоило ещё сделать?! Он снова сорвался на крик в конце, ненавидя понтифика. Все обиды за прошлое, к которым добавилась ещё одна, теперь комом поступили к горлу и Риарио хотел кричать ещё громче. Позор его не так волновал, теперь. Сейчас другие чувства, которыми правил гнев, пришли ему на смену и полностью завладели Риарио. – Что ты говорил? Адреса? Возьму адреса. Потом, кажется, надо к да Винчи? И к нему поеду. Куда угодно, отец. Куда угодно, только прикажи. Я ведь только для этого здесь. Ткань штанов похолодела и неприятно облегала кожу, но теперь это не волновало графа. Его взгляд стал отсуствующим и на Сикста он смотрел теперь с безразличием. Только в душе все больше себя презирал за слабость и невозможность убить отца прямо здесь, как свидетеля очередного промаха сына.