Закаленная сталь

Джен
Перевод
NC-17
Завершён
440
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
242 страницы, 31 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
440 Нравится 244 Отзывы 171 В сборник Скачать

Глава первая, в которой Маэдрос встречается c Морготом и узнает, что у смерти есть альтернативы

Настройки текста
Когда его повели в Ангамандо, поначалу страха не было. Он ожидал смерти, и скорой смерти, но, мрачный, гордый и решительный, уже знакомый с этой стороной войны, он сказал себе, что бояться нечего, и поверил в это. Его убьют, как убили его отца, и все будет кончено. Зачем им сохранять ему жизнь? Хоть его и не убили на месте, как перебили его войско – он споткнулся при мысли о погибших друзьях , а идущие сзади орки грубо подтолкнули его – хоть его и не убили на месте, а связали, и ведут, возвращаясь с победой - это, определенно, лишь потому, что Моринготто должен видеть, как он умрет. Он недоумевал только, почему на нем оставили доспех. Через несколько миль пути стало ясно: потому, что доспех был тяжел, и легче было заставить пленника нести его на своих плечах, чем тащить самим. Несомненно, эти твари оставят его себе, потому что он был (естественно, поскольку сделан он был его отцом) прекрасной работы, из прочной стали, с гравировкой и тончайшим золотым покрытием. Этот доспех оставлял воину свободу движений и в то же время служил верной защитой. Даже теперь, после битвы, после всех пришедшихся на него ударов, он не был поврежден, позолота не поцарапалась. Только кровь врагов (и его собственная, из раны на голове, которую он получил, когда потерял шлем), да несколько следов от бичей балрогов портили совершенство, но они были поверхностны - ничего непоправимого. Все же доспех был тяжел, и при мысли, что его используют как мула, щеки у него покраснели от возмущения, и он в первый раз пошатнулся, и тут же получил от победителей пинки и плевки. Когда они дошли до места назначения, Майтимо был совершенно измучен, хотя отказывался это показать. Когда его ввели в черные ворота Ангамандо, он не смог справиться с дрожью, и предчувствие ужаса парализовало все его мысли. Когда его волокли по темным коридорам из грубого камня и ржавого железа, он изо всех сил старался сохранить выражение спокойствия на лице и дышать ровно, чтобы враги не заметили его состояния. Теперь, когда их триумф был близок к завершению, они притащили трофей домой (он подавил дрожь при мысли, что кто-то может считать эту страшную крепость «домом»), они ускоряли шаг. Воздух здесь был теплее и суше, чем, как ему казалось, должен быть под землей, но вонял он отвратительно - копотью, горьким дымом и еще чем-то кислым и тошнотворным. Майтимо пробовал дышать ртом, а не носом, но лучше не стало - сухой воздух застревал в горле. Если не считать неверного факельного света, туннель был темен, танцующие тени, отбрасываемые неровностями стен, действовали на нервы. Привыкнув к полутьме, Майтимо разглядел потеки на полу и стенах; многие были какого-то бурого цвета. С внезапным ужасом Майтимо подумал, что это засохшая кровь, и его кровь скоро тоже будет здесь. Пытаясь справиться с паникой, от которой останавливалось дыхание и подгибались ноги, он говорил себе, что это ржавчина. На мгновение ему показалось, что он задыхается. Он с трудом мог соображать. Наконец, гордость пересилила страх, и он выпрямился. Дыхание успокоилось. Но орки успели заметить его слабость, и теперь громко насмехались над ним, издеваясь , дергали его волосы и веревки, которыми были связаны его руки. Прохождение через крепость показалось таким же долгим, как дорога до ее ворот, но вот, наконец, они достигли святилища, где его бросили ниц перед троном из черного камня. Он немедленно поднялся . Послышался негромкий смех. Это был ужасный звук, хотя сам голос был прекрасен и очень походил на голос Манвэ. Но в нем не было ни капли подлинной радости, и невозможно было даже представить радость рядом с ним. Этот смех был наполнен злобой темной и глубокой настолько , что, казалось, от нее сгустился воздух. Обладатель этого голоса, весь облаченный в черное железо, подошел к Майтимо и уставился на него яркими, ужасными глазами. - Нэльяфинвэ, - сказал он. Эльф не ответил. Он думал о трех ярких камнях в короне врага. Камни его отца. - Майтимо, - сказал Враг, усмехаясь и касаясь его лица. Майтимо ожидал, что прикосновение обожжет его, и оно действительно обожгло, но это был не жар огня, а острый укус замерзшего металла. Он ощутил, как там, куда прикоснулись пальцы врага, возникают синяки. Он изо всех сил постарался не дернуться, и бросил: - Моринготто. Враг молниеносно ударил его по лицу с такой силой, что Майтимо упал на колени, а из разбитых губ и носа пошла кровь. Преодолевая головокружение, он с трудом поднялся на ноги, не отрывая взгляда от Сильмарилов. Орки смеялись, и Майтимо стиснул кулаки. - Я здесь не для того, чтобы играть в твои игры, - бросил он, - отдай камни, или убей меня, и на этом закончим. Снова раздался ужасный смех, и все орки присоединись к нему. - Отдать камни? - повторил падший Вала. - О, да в тебе говорит дух твоего отца, маленький эльф. Разве я не предупреждал его, что его сокровищу опасно находиться в Валиноре? Майтимо покачал головой. - И чья в том вина? Перестань. Я же сказал, что я не буду играть в твои игры, - он скривился, ощутив вкус крови, и решительно поднял подбородок. - Убей меня или отдай мне Сильмарилы. Он снова получил сильный удар, и на этот раз, когда он пытался встать, орки схватили его за плечи и не дали ему подняться. - Ах, ты, - голос Моринготто звучал почти нежно. – Ты еще во многие игры сыграешь со мной, или хотя бы дашь мне возможность хорошо поиграть. Ты и представить не можешь, что я могу с тобой сделать. Я бы мог сделать тебя орком, таким, как они, - он указал на безобразных существ, - и ты бы охотно служил мне… - Никогда, - бросил Майтимо, сотрясаясь от ярости в бесполезных попытках стряхнуть орков со своей спины. - Возможно, служил бы. Но нет, это было бы расточительством. Ты для этого слишком ценен, - Моринготто обнажил зубы в улыбке. - Возможно, вместо этого тебе придется послужить им. Они обожают кровь, а твоя, несомненно, будет особенно сладкой. Его взгляд, бесцветный и безжалостный, полный безумного удовольствия, уставился прямо в глаза Майтимо. Он махнул оркам. - Ведите его вниз. ----------------------------------------------------------------------------------- Майтимо не мог сказать, чего он ожидал, но уж точно не кузницы. Однако, среди разного рода приспособлений, предназначения которых не мог и не желал знать, были, несомненно, наковальня и горн. Он смутился. Неужели Моринготто рассчитывал, что он будет работать здесь, создавая оружие для войск Ангбанда? Майтимо вспомнил уроки отца, разочарование, когда он не смог соответствовать отцовским ожиданиям, и мрачно улыбнулся. Если Моринготто нужен был кузнец, он взял не того сына Феанаро. - Принесите доспех, - приказал Враг, и орки потащили его впередрачку, расстегивая застежки и перерезая соединения металлических пластин. Когда они развязали ему руки, чтобы снять наплечники, он уже подготовился; собрал все силы и ударил. Три орка упали с болезненными, удивленными криками, но их было много, скоро его опрокинули на пол, сорвали остатки доспеха и одежду. Дюжина жестких рук держала его, обнаженного, на полу; один из них потянул его голову за волосы назад и заставил смотреть, как Моринготто взял его прекрасный доспех, нагрел, и расплющил в стальные полосы. По его кивку, орки потащили Майтимо, а он сыпал проклятиями и сопротивлялся. Выросший с шестью младшими братьями, он умел драться с несколькими противниками одновременно, хотя даже самый яростный братский спор едва ли мог сравниться с этой отчаянной борьбой. Он дрался даже подлее, чем Тьелкормо, ударяя локтями в пах и под ребра, царапаясь, пинаясь, кусаясь и плюясь. Враги отступили под напором его силы; секунду он действительно лелеял надежду, что он может ухитриться сбежать, хотя и не представлял, как потом сможет найти дорогу по коридорам, безоружный и голый. Потом он получил сильный удар по голове, пошатнулся, и за краткий миг, потребовавшийся, чтобы вернуть равновесие, они подтащили его к наковальне и заставили встать на колени. Он скрипел зубами и отклонялся назад, пытаясь выпрямиться, отодвинуться от наковальни, но теперь они были настороже и не дали ему такой возможности. Им удалось положить его руки на то, что осталось от доспеха. Он вскрикнул, когда горячий еще металл опалил кожу, застонал от боли и унижения, когда Моринготто ударами придавал им нужную форму вокруг его запястий. Тяжкие удары сотрясали его кости; он мог поклясться, что в левой руке что-то сломалось. Когда Враг закончил работу, Майтимо весь дрожал. Орки смеялись и одобрительно шумели. То же было сделано и с его лодыжками. Каждый звонкий удар молота делал факт его плена еще очевиднее, и теперь было трудно не показать ужаса. Он скрежетал зубами и сжимал кулаки, чтобы удержаться от крика – даже при этом малом напряжении мышц острые края оков врезались ему в запястья - но не смог удержать подступивших слез. Наконец его снова бросили на пол. Голова шла кругом от боли и страшных предчувствий. Орки все еще держали его, оставаясь настороже после недавней схватки. - Теперь ты мой, - он услышал голос Моринготто, точно издалека, - то, что когда-то защищало тебя, теперь защитит мою собственность. Ты не можешь бежать, и ты никогда не будешь освобожден, если только не отречешься от своей цели, и твой народ не признает меня как верховного владыку мира. Собрав все силы, Майтимо ответил: - Не поздновато ли? - Он хотел, чтобы это прозвучало дерзко, но в голосе послышались слезы. - А это больше не тебе решать, малыш Майтимо, - сказал Моринготто. – Но, может быть, твои братья станут сговорчивее, теперь, когда ты у меня. Эльф вздрогнул. - Они тоже не станут играть в твои игры, - сказал он, прекрасно понимая, что альтернатива состоит в том, что его оставят во власти Моринготто. Чем бы дело ни кончилось, он проиграет. И Моринготто это тоже знал. - Посмотрим, прелестный Майтимо, посмотрим, - он погладил эльфа по голове. - Такие прекрасные волосы, - добавил он, - я уверен, что мои орки очень хотели бы иметь такие волосы, правда, ребята? Последовали крики согласия и нетерпеливые кивки, некоторые орки от восторга пускали слюни. Майтимо решительно покачал головой. - Тогда возьмите их, - сказал Моринготто со злобной улыбкой, и орки набросились на Майтимо, как муравьи на мертвую осу, вырывая и отрезая его длинные рыжие пряди. Он изо всех сил зажмурил глаза, на которых выступили горячие слезы. Захватывая его волосы в горсти, они рвали их и кромсали, не обращая внимания на порезы, которые их грубые лезвия оставляли на голове. Но и обрезав, наконец, волосы, они не дали ему передышки. Единственным предупреждением, которое он получил, был свист плети где-то сзади ; а затем удар обрушился на его спину - и снова, снова и снова… Теперь он не мог удержаться от крика, беспомощный под их жестокими руками и безжалостными плетьми. Это всё продолжалось, и ему стало казаться, что на спине у него не осталось кожи; он едва дышал, и горло его кровоточило от криков. Последующие дни, или недели, или годы - он не мог сказать, как долго это длилось, потому что здесь было всегда темно, и его мучения никогда не прекращались - прошли в тумане боли, крови и беспомощности. Его избивали, жгли, и чуть не утопили (он пытался не задерживать дыхание под водой, надеясь обрести спасение в смерти, но вероломное тело все время сдавалось в последний момент, и измученные легкие втягивали воздух глубокими, отчаянными глотками, едва его вытаскивали из воды), его конечности были растянуты и вывихнуты, кости переломаны. Единственная передышка, которую он получал, была, когда его заставляли смотреть, как они мучают других пленников - видимо, несчастных авари, а некоторые из них были совсем юными. Видеть их страдания было едва ли не хуже, чем терпеть боль самому. Он кричал до кровавого кашля и плакал, пока хватало слез. Сначала он надеялся, что его мучители, наконец, устанут – даже этим темным тварям нужно же ведь когда-нибудь спать? - но всегда находились другие, которые занимали их место. И даже когда они оставляли его на короткое время, то оставляли в мучительном положении; изувеченные конечности и запущенные раны продолжали мучить его и без орков. Он долго не видел Моринготто, и вот - он явился. Майтимо только что бросили на грубый каменный пол после того, как он долгое время провисел, растянутый за лодыжки и запястья так сильно, что уже думал, что позвоночник его сломается. Он сжался, со стонами готовясь к тому, что орки будут делать с ним дальше; но неожиданно боль стихла, превратившись просто в пульсацию перевозбужденных нервов, едва заметную после мук последних месяцев. Он исхитрился поднять больную голову, и вот - возвышаясь над ним, стоял Враг, как всегда, закованный в железо, сверху вниз глядя на его печальное положение. В какое-то мгновение Майтимо сказал себе, что должен встать на ноги, но почти сразу отказался от этой мысли. Ему просто не хватало ни сил, ни воли, чтобы пошевелиться. И смысла он не видел . Даже презрительное приветствие потребовало бы слишком многих усилий: сойдет и слабый хрип. Он с удивлением смотрел на Моринготто, который наклонился и протянул к нему руку. Инстинкт заставил его отшатнуться, и съежившиеся орки вознамерились ударить его; но Враг покачал головой. Невероятно, но плеть замерла на полувзмахе. Майтимо взглянул с удивлением, и, когда рука Моринготто снова приблизилась к его лицу, он зажмурил глаза, но не пошевелился. На этот раз прикосновение не причинило боли. Напротив, последние ее приступы исчезли. Впервые за неизвестно какое время он был совершенно свободен от боли. Абсурдно, но первой его реакцией была паника. Не сразу он вспомнил, что так и должно ощущать себя его тело. - Мой бедный, глупый Майтимо, - мягко произнес голос Врага, - почему ты заставляешь меня делать это с тобой? Действительно, почему, сказал голос в голове Майтимо, и мгновение он не знал ответа, пока не открыл глаза и не посмотрел на мучительное сияние камней в короне Моринготто. Он не знал, что сказать, и потому просто зашипел и оскалился. Моринготто покачал головой. - Разве еще не достаточно? Не заставляй меня продолжать. Как я жажду освободить тебя от всей этой боли… Майтимо усмехнулся. - Тогда почему ты этого не сделаешь? - смог он сказать, вспомнив, наконец, как говорить. Враг посмотрел на него бесконечно печальным взглядом, будто учитель, собиравшийся сказать ученику, что он, увы, не сдал экзамена. - Потому что я не могу это сделать, пока ты не усвоишь урок и не прекратишь упрямого сопротивления. Это твое решение. Майтимо с хрипом спросил: - Как это? - Ну, дорогой мой, потому что я должен быть уверен в твоей верности прежде, чем тебя можно будет освободить. Как только ты поклянешься в ней, твои мучения закончатся, - он сделал приглашающий жест. - Прямо сейчас, если ты захочешь. После этого все, чего ты пожелаешь, будет твоим. Пища, исцеление, богатства, месть - назови, и получишь. Откажешься, и нам придется… подождать. Часть сознания Майтимо говорила, что надо ухватиться за этот шанс. Воспоминание о боли пробежало по телу. Лучше уж служить Моринготто, чем снова так страдать, подумалось ему, и Майтимо не мог отрицать, что это было разумно. Он глубоко вздохнул, но, прежде чем он заговорил, в его разуме, как пламя, вспыхнула другая мысль: Нет. Не забывай, кто ты. Не забывай, кто он. Лучше страдать, чем служить Моринготто. Эта мысль победила. - Я скорее умру, чем присягну тебе в верности, - прошипел Майтимо, злясь на себя за то, что едва не поддался словам Врага. Моринготто поднялся, своим видом выражая сожаление. - Боюсь, что нет, - сказал он - Боюсь, что нет. Он повернулся и пошел прочь, не добавив ни слова. Также внезапно, как прошла, боль снова нахлынула на Майтимо, еще более страшная после временного облегчения. Он скорчился, кусая костяшки пальцев, чтобы подавить крик. Орки смеялись. - Ты отказал хозяину, - сказал один из них на языке, звучавшем грубой насмешкой над квенья. - Ты пожалеешь. И он пожалел. В следующие месяцы его жизнь до Ангамандо стала все более и более казаться абстракцией. С некоторым усилием он мог вспомнить события прошлого, и Майтимо понимал, что он не всегда страдал – но все это больше не казалось реальным или хотя бы возможным. Реальность свелась к страдающему телу, и часто именно оно занимало его разум полностью. Ему казалось, что орки удвоили свои усилия после посещения Моринготто, и он был уверен, что в любой момент может умереть; но они всегда старались сохранить его - хотя бы едва - живым. Когда, наконец, Моринготто снова пришел к нему, у Майтимо не было сил ни на что, кроме как свернуться в комочек и плакать от боли, заполнявшей каждый уголок его ускользающего сознания. В голове были только пустота и муть. Он почувствовал что-то мягкое и влажное на лице, ощутил сладкий запах; а потом его рот наполнило что-то густое и теплое. Мыло и суп, вспомнил его разум после нескольких мгновений недоумения. Мыло, чтобы мыться. Суп, чтобы есть. Хорошо. Он благодарно глотал, прижавшись к полотенцу, не сдерживая рыданий. Он не открывал глаз; в помещении был странный свет, очень яркий, пугающий после такого долгого времени темноты. - Тебе не нужно делать этого с собой, - мягко сказал печальный и старый голос. Манвэ, подумал он и затем поправил себя: нет, Мелькор. Имена. Ни одно из них ничего для него не значило. Он подозревал, что надо что-нибудь сказать, и прохрипел: - Нет? Слово показалось ему чужим, хотя сначала он не знал почему. Он в достаточной мере усвоил язык своих мучителей, чтобы понимать большую часть их разговоров, которые обычно были очень простыми и, в основном, вращались вокруг того, что с ним будут делать дальше. Он осознал, что использовал этот язык только тогда, когда мягкий голос сказал на родном ему квенья: - Нет. Ты же знаешь. Он напрягал разум, но не находил ответа. - Нет, - сказал он, чувствуя себя беспомощным и растерянным. Почему это происходило с ним? Наверняка должна быть причина, по которой его наказывают. Он смутно помнил, что было что-то важное, но что именно это было, не мог сообразить. Он приоткрыл глаза, всматриваясь в слепящий свет, потом снова зажмурился. - Бедный Майтимо, - сказал голос, - разве ты забыл, что ты можешь прекратить свои страдания в любой момент? Маленькое обещание верности, дорогой, просто слова… - Рука погладила его грязные отросшие волосы. – Неужели ты этого не сделаешь? Пора. Что-то внутри протестовало, говоря, что он не может - не должен - сдаться, что должна существовать причина, по которой он до сих пор не сделал этого. Он попытался последовать за этой мыслью. Именно это мгновение его нервы выбрали для нового приступа боли. Никакой причины для такой боли, сказал разум, просто не может быть, и, если ты можешь прекратить ее несколькими словами, сделай это. Ты не можешь, упорствовала первая мысль. Нельзя. - Ты, конечно, хочешь облегчения, милый Майтимо, - продолжал дружеский голос. - Разве ты не голоден? Разве тебе не больно? Во всем этом нет никакой необходимости. Откажись от сопротивления, поклянись служить мне впредь, и тебе не надо будет больше страдать. Предположим, причина есть, появилась третья мысль. Предположим, тебе и вправду нельзя служить ему, но ведь ты можешь притвориться, что служишь - на время? Он прав, тебе нужно облегчение; почему же тебе не дать обещания, которое он хочет получить, и не воспользоваться возможностью прекратить страдания? Он снова моргнул от яркого света, и на этот раз это принесло ответ: Сильмарилы, тебе нужны Сильмарилы. Поэтому ты борешься с ним. Ты дал клятву. Предположим, настаивал разум, ты пообещаешь. Ты можешь притвориться, что служишь ему, окрепнуть, а потом украсть Сильмарилы и бежать. Он открыл глаза, пристально глядя на яркие камни в короне врага, и на руку в железной рукавице, которая гладила его волосы. Лицо под короной было серым, как камень, и прекрасным, как клинок, и, подумалось Майтимо, таким же острым и таким же опасным; но оно улыбалось. - Что скажешь ты, Нэльяфинвэ? Почему бы нет, подумал он. Не нужно будет выполнять обещание, данное ему. Ты должен подумать о себе. Ты ничего не добьешься, пока тебя пытают. Пообещай, исцелись, потом нарушь обещание и беги. - Да, - сказал он, придя к решению. Нетрудно быть заставить голос звучать покорно; измученному и усталому, ему вообще едва хватало сил говорить. После секундного колебания он добавил, хотя его существо всеми силами протестовало, - владыка. Улыбка стала еще шире, и орки, окружавшие их, медленно попятились. - Мудрое решение, Майтимо, - сказал Моринготто. – Так ты будешь мне служить? Суп угрожал пойти обратно, но он сглотнул его. - Да, владыка. - Преданно, без сомнений, вопреки прежним обетам, какие ты вспомнишь? - Да, владыка. Рука в рукавице погладила его лицо так нежно, что он почти расслабился под этим прикосновением. А затем ударила с такой силой, что его лицо врезалось в каменный пол. Он почувствовал, как ломается нос. Кровь хлынула, мгновенно наполнив рот. Он закричал от удара, потом закашлялся от крови, которая угрожала попасть в легкие. Мирная передышка закончилась. Боль вернулась, почти взяв верх над ним. Враг поднялся. - Ты пытаешься солгать мне,- сказал он, и в голосе зазвучало неверие. - Ты пытаешься предать меня! Я знаю про ложь все. Глупец, ты думал, что это пройдет? Так и было, подумал Майтимо, вспомнив более ясно, почему он сопротивлялся, и слегка закинул голову назад, ощущая, как теплая, соленая, отдающая железом кровь течет по горлу. Он ничего не сказал. - Ты думал, я не замечу? Неужели ты еще ничего не понял? За это ты дорого заплатишь… Нет, я уже не буду платить; я захлебнусь собственной кровью, подумал Майтимо, и обнаружил, что эта мысль меньше всего пугает его. Неприятная смерть, конечно, но ведь и жизнь мучительна. Он закрыл глаза и ждал конца. Но тело опять его предало. Против воли он разразился жестоким кашлем, который изверг кровь из его легких и выдал его намерение. Когда он пришел в себя после приступа, его держали, наклонив вперед, и кровь, не принося вреда, капала на пол. Он понял, что до этого дня боролся против своей судьбы. Теперь он осознал тщетность этих усилий, и покорился боли. Его жизнь больше не изменится; пока смерть не освободит его, его не ждет ничего, кроме мук, а затем - конец. Осознание было ужасно, но он был ему все же рад: уверенность в смерти казалась лучше, чем напрасная надежда на избавление. Его моления, в которых он до сих пор просил Тулкаса о силе и Эстэ об исцелении, теперь обратились к Намо. Он больше не боялся суда. Что бы не уготовил ему Мандос, он освободит его от этого. С этой точки зрения, каждый удар бича, каждый поворот колеса дыбы, каждая сломанная кость приближали его к свободе. В конце концов, все это будет продолжаться только до тех пор, пока тело сможет это выносить, правда? Очевидно было, что предел его выносливости близок. Возможно, орки заметили его отношение, а, может быть, они просто привыкли к нему; в любом случае, ему казалось , что они стали как-то равнодушнее. В его мучениях теперь было меньше злобы и больше рутины. Все чаще орки занимались более многообещающими жертвами, оставляя его в покое на время, достаточное, чтобы его мысли могли проясниться. В такие моменты он заставлял себя вспоминать свое имя, братьев, прежнюю жизнь, свою цель; но, в то же время, они больше не имели к нему отношения. Его часть истории закончилась. Но Намо, если до него и дошли его молитвы, заставлял себя ждать. Вместо него снова явился Моринготто, желающий испытать его. На этот раз Майтимо даже не обеспокоился обратить внимание на его присутствие. Боль снова оставила его, но ему было почти все равно. Это была просто краткая передышка от обычного хода дел, вот и все. -О Майтимо, - сказал Враг, и голос его был так же мягок, как прежде, - неужели ты не смягчишься? Неужели ты не позволишь мне проявить милосердие? Вопреки всему, Майтимо захотелось засмеяться. -Так ты знаешь это слово? - прошептал он. - А я все гадал. Последовала пауза, Майтимо стало интересно, удивил ли он врага. Очевидно, да. - Значит, это все? – спросил Враг наконец. - Ты все-таки не станешь служить мне? - Ты же уже знаешь, - сказал Майтимо, глядя на грубо обтесанную стену перед собой. Оставаться в сознании, да еще и говорить было невероятно трудно; шевелиться при этом он уже не мог. Моринготто сделал шаг, его доспех зазвенел. - Да, думаю, знаю. Признаюсь, я надеялся, что ты будешь более разумным. Твой отец был бы. Посмотри на эту землю: пустоши, болота и леса, где обитают дикие звери и еще более дикие народы. Здесь нужен порядок, нужно руководство, нужно учение. Все это я дам им, и, полагаю, твой отец сделал бы то же самое. Будучи на моей стороне, ты бы мог продолжить его дело. Да, думаю, твой отец понимал меня гораздо лучше, чем ты думаешь. - Ты говоришь, что мой отец понимал тебя, - сказал Майтимо, несколько удивляясь тому, насколько болезненным оказалось упоминание об отце, - а я знаю, что он назвал тебя Моринготто, и мне этого достаточно. Не думаю, что мне стоит идти с тобой. Он по-детски гордился проявлением своей логики. Он знал, что заплатит за это, но ему было безразлично. Он все равно все время за что-нибудь платил. Моринготто прекратил ходить. - Я искренне надеялся, что ты будешь более разумным. Но я ошибся. Очень жаль. Но если ты не собираешься спасать себя, может, это сделают братья? - Он покачал головой, пародируя беспокойство. – Думаю, настало время отправить гонца… Майтимо ожидал, что после этого разговора орки начнут с новой решимостью ломать его. Но они, похоже, устали от него . Через несколько недель его туго скрутили цепями и оставили одного в темной, пустой камере. Часы передышки превратились в дни, недели, месяцы. Он лежал, мышцы сводило судорогой, сухожилия болели, лбом он прижимался к холодному полу, переходя от сознания к милосердному забвению, времени которому он не знал.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.