Жертвенная любовь

Когда Юрий Плисецкий выходит на лед, когда звучит мелодия и начинается его выступление никто не может оторвать от него глаз. Юный фигурист сияет в свете софитов подобно ангелу, так и должно быть. Он должен быть воплощением агапэ. Жертвенная любовь, не ждущая взаимности и не требующая ничего в ответ. Юра прекрасно справляется с технической частью своей программы. Все элементы выходят отлично, но в погоне за идеальной техникой Юра не успевает толком заметить, как его хрупкий образ распадается на части. Это не агапэ. Но у него нет времени думать о любви. Музыка звучит слишком громко и он не слышит ничего кроме нее, он не видит ничего, кроме слепящих софитов над головой, не замечает, как лед по которому он скользит крошится и покрывается трещинами повсюду. Но вот музыка наконец стихает и выступление заканчивается. На подростка обрушивается целый шквал громких аплодисментов, как рушится лед под его ногами и в следующую секунду он оказывается под ним. Тонет. Вода холодная, правда ледяная. Вода везде, повсюду. Она заливается в рот, попадает в нос, течет по горлу и вот уже не сделать ни вдоха, ни выдоха. Под ее толщей не слышно ни звука и не позвать на помощь. А разве кто-то придет ему на помощь? Разве есть хоть кто-то, кто любит его по настоящему, чтобы не требовать ничего взамен, чтобы жертвовать чем-то? Теперь Юра думает, что нет, потому что любить его не за что вовсе. Он всего лишь грубый, агрессивный мальчишка, глупый подросток, который привык отталкивать людей. Своего рода проверка на прочность. Вот что из этого вышло. Юра думает, что агапэ совсем ему не подходит, а может и любовь в целом не для него… Вода забирается под костюм, сковывает все тело, держит цепко, несмотря на все попытки выбраться и тащит на самую глубину. Чего? Моря или океана, в темную бездну? Хотя, какая теперь разница. Все равно это поражение и спасать тоже больше некому, он остался совсем один. Становится холоднее и Юрий Плисецкий закрывает глаза, погружаясь во тьму, когда что-то меняется. В один момент Юра не может понять плывет он или всплывает, потому что плечи обдает жаром и словно кто-то тянет вверх, а не вниз, глухие звуки становятся ярче и кажется этот кто-то зовет его по имени. Что?.. — Юрио! Юрио, ты слышишь?! Проснись! Плисецкий делает резкий вдох и открывает глаза. Вокруг больше нет воды, но Юра дышит часто-часто, будто только что вынырнул и смотрит перед собой не видя, все слишком размыто. — Эй, тише-тише, это я. — Голос над ухом тихий наполняется облегчением, а в следующую секунду Плисецкий оказывается в чужих объятиях и будто приходит в себя. Он дома. Юри рядом с ним. Всего лишь дурацкий кошмар. — Шшш, это всего лишь я, все хорошо… — Кацуки продолжает успокаивающе шептать слова на ухо, прижимая дрожащее тело подростка к себе. Юрий чувствует, как мокрая от пота футболка отвратительно липнет к телу и как сильно скомкались под ним простыня. Это раздражает. Плисецкий чувствует, как беспомощность и уязвимость охватывают его с огромной силой подобно потоку воды. Это раздражает еще больше, настолько, что он стискивает зубы, а на глазах выступают непрошенные слезы. — Юрио? — Теперь голос звучит беспокойно и Юри пытается заглянуть в лицо напротив, но подросток только яростно мотает головой. — Эй, ну чего ты? Это же просто плохой сон, не стоит так переживать. Русский снова мотает головой, из груди вырывается задушенный всхлип. Черт. Кацуки хмурится и пытается отодвинуться, чтобы все-таки взглянуть на парня, как вдруг чужие руки ложатся на его спину, обнимая в ответ. — Не надо… Нормально все… По голосу и вовсе становится понятно, что все далеко не нормально, Юра только жмется ближе и обнимает крепче, так что становится даже немного больно. Что-то внутри Кацуки бьет тревогу, но больше попыток разорвать объятия он не делает. Они сидят так несколько минут. Юри продолжает гладить худощавую спину, пока подросток не перестает дрожать в его руках, а всхлипы и слезы не меняются на судорожные вдохи и выдохи. — Шшш… Успокоился? — Типа того… Можешь отпустить… — Шепчет в ответ Юра, когда истерика отступает. — Хорошо. — Японец размыкает объятия и Плисецкий отстраняется. Не говоря ни слова он поднимается с кровати, а затем выходит из комнаты. В ванной слышится шум. Юри поднимается тоже, перестилает кровать и идет на кухню, чтобы поставить чайник. Когда появляется Юра на столе уже стоит чашка с черным чаем и Юри смотрит на него все еще беспокойно, однако не кидается с расспросами. Плисецкий садится напротив, подвигает кружку ближе, дует, чтобы чай немного остыл и не смотрит Кацуки в глаза. Однако, подобная «молчанка» не успевает продлиться долго, ее нарушает сам русский. — Ты это… Прости, что разбудил и все такое… — Юрий чувствует на себе удивленный взгляд и будто сжимается. И кто его за язык тянул?! — Ерунда. — Юри только отмахивается и мягко улыбается, делая глоток. — Яков с тебя шкуру спустит, если из-за сна завалишь тренировку. — Подросток пытается делать вид, что его это не сильно волнует, но все же хмурится. Вряд ли он тоже выспится. — Скажу, что это из-за тебя. Пусть делает, что хочет. — Кацуки говорит это в шутку, пожимает плечами и продолжает улыбаться. — Зараза ты, кацудон. — Отвечает Плисецкий, тоже скорее в шутку, глядя на парня. — Ну, как у вас там говорится, с кем поведешься, да? — Ты к чему это клонишь? За этой шуточной перепалкой и кружкой горячего чая тревоги от кошмара отступают и становится легче. Когда они все же возвращаются в кровать Юра не может уснуть снова. Он ворочается и ничего не может поделать с самим собой. Это продолжается до тех пор, пока его снова не обнимают и не прижимают к себе. Становится теплее, но, возможно, это лишь начало. — Я не знаю, что тебе снилось, но я рядом, ладно? Спи, Юрио. Они не поднимают эту тему больше, потому что один из них не готов быть слишком откровенным, точно не сейчас, а второй просто не хочет давить. Может однажды это изменится. Это что-то непонятное и далекое от загадочного агапэ, но все же особенное и Юра понимает, что не один, что кто-то еще может ему помочь, что кто-то еще любит его. И Юра любит тоже, пускай по-своему, Юра тоже постарается быть рядом.