***
Внезапная остановка на вид очень привлекательного незнакомца с нетронутым еще возрастными морщинами лицом говорливыми женщинами была растолкована, видимо, как приглашение к диалогу. Да не о чем придется! А исключительно о высших материях, заключенных… На самом деле «где» или «в чем» конкретно заключенных до сих пор не известно никому на всей планете Земля, но кто знает, возможно у этих энергичных дам были ключи ко всем загадкам и тайнам Вселенной. Они, оживленно щебеча, направились прямиком к высокой фигуре в белоснежном пальто, застывшей в круге фонарного света подобно серафиму внутри золотого медальонного обода на сводах Базилики Святого Петра. Восхитившись сим хрупким мигом, женщины в считанные секунды обступили свою потенциальную жертву и с видом крайне благочестивым и одухотворенным первыми завели разговор. - Добрый вечер, - сказала первая из них, вставшая к растерявшемуся незнакомцу ближе всех. - Можем мы ненадолго отвлечь вас? – вопросила вторая. - Не хотите ли поговорить о Боге нашем? – подхватила третья. Три пары маниакально блестящих глаз внимательно уставились на бледное лицо молодого мужчины. Лицо это поначалу не выражало ничего кроме глубокого замешательства, но совершенно неожиданно озарилось радостной улыбкой, да такой искренней, что в замешательство впали уже подрастерявшие весь свой пылкий энтузиазм адвентистки*. - Да, конечно! – он сделал шаг навстречу женщинам. Женщины тоже сделали шаг. Но не навстречу. Назад. - Конечно, - повторил незнакомец в белом, и скромно сложил руки на груди ладонь в ладонь. - Что вы хотите узнать? Он чуть наклонил голову вбок, выжидающе уставившись на собеседниц и дружелюбно улыбаясь от уха до уха. Одна из них опасливо приоткрыла рот, но вдруг позади нее кто-то басовито загрохотал: - Какого черта?! Снова вздумал якшаться со смертными?! Женщины в панике обернулись. На их лицах отразился неописуемый ужас. Во влажном ночном сумраке, среди неосвещенных разбитым уличным фонарем деревьев стояла высоченная широкоплечая фигура. Фигура принадлежала явно мужчине: огромному, мощному, под два метра ростом. На мужчине было длинное темное пальто и высокие охотничьи сапоги. Лица его не было видно совсем – широкий капюшон накрывал его густой черной тенью. Не способен он был накрыть разве что здоровенные ветвистые рога (очень похожие на оленьи) симметрично венчавшие голову этого жуткого создания. - Дьявол! – пронзительно завизжала одна из женщин (та самая, которая начала разговор самой первой), роняя на грязный асфальт сморщившиеся от влаги брошюры. - Господи Иисусе, смилостивись над нами! – заголосила вторая, схватившись за сердце и шатнувшись назад. И только третья не закричала и не зашлась в мольбах, лишь сдавленно захрипела, а затем стремглав бросилась по сверкающей многочисленными маленькими лужицами дорожке в шуршащую дождичком ночь. Ее незадачливые товарки, оскальзываясь на опавшей бурой листве, кинулись следом. - Мамочки! - Нехристи! - Диавол! Сам Диавол! - Иисусе, убереги от лукавого! – неустанно выкрикивали они на бегу тоненькими, дрожащими голосами, удаляясь все дальше и дальше прочь. В спины им доносился зычный мужской хохот, как минимум двух человек.***
Отсмеявшись, Гюнтер, наконец, разогнулся, с трудом восстанавливая дыхание. - Выходи, идиот. Из мрака, царящего среди неосвещенных фонарями вязов, тополей и даже орехов, выступил ухмыляющийся Брагинский, придерживающий на правом плече трофейный деревянный «медальон», ощерившийся парой шикарных оленьих рогов. Эти рога Александр добыл во время летнего охотничьего сезона в Приамурье (а не после дружеского визита Пруссии к Саксонии, как любили шутить его сестры, впрочем, безосновательно), но лишь сегодня ему удалось «привести их в порядок» по индивидуальному заказу. - Разве так можно? А если инфаркт? – Пруссия постарался напустить на себя как можно больше суровости и смотреть проникновенно-осуждающе, чтобы от пронизанного укором взгляда некуда было деться. Однако в голубых глазах отчетливо читалось веселье, а губы так и норовили изогнуться в усмешке. - Все в порядке. Я рассчитал риски, все-таки это мои граждане, - Россия любовно погладил гладкую веточку темно-коричневого рога, не переставая при этом нехорошо ухмыляться, а затем внимательно воззрился на Гюнтера темными пытливыми глазами, в желтом свете фонаря отливающими насыщенным багрянцем. - От тебя, кстати, вообще не ожидал, а, исходя из ситуации, решил немного подыграть. Байльшмидт не удержался и самодовольно хмыкнул, цепляя Сашу под локоть и увлекая по дорожке вперед. - Я был основан, как христианский военно-монашеский Орден, зиждущийся на религиозных доктринах. Религия лежала в фундаменте моего становления. Я стал первым Лютеранским государством в мире, в семисотых же моя веротерпимость в принципе превзошла всех, кого только можно… - Хвастун, - фыркнул Александр, нагло перебивая свою явно начавшую увлекаться зазнобу. - Имею право! И это факты – не хвастовство, - возмутился пруссак, но, решив, однако, слишком уж не затягивать, перешел к самой сути. - Это были последовательницы Церкви Адвентистов Седьмого Дня*. Я их справедливо недолюбливаю, поскольку сектантское учение, которое они пропагандируют – это ответвление от Протестантизма. Знаешь, их непонятная доктрина о «трехангельской вести», приравнивание Елены Уайт к вестнице господней, отрицание бессмертия души… Брагинский со стоном закатил глаза. - Любая религия – бред, - припечатал он. Пальцы пруссака остервенело стиснули его локоть в немом требовании тщательнее выбирать выражения. - Религия, а, следовательно, и сама Церковь, что ее проповедует – великолепное средство контроля и влияния на общественные течения, если она идет в ногу со временем (как в Ватикане), а не тормозит, подобно хромой кобыле (как это любит делать твоя). Вдобавок не сможешь же ты отрицать, что, даже находясь постоянно перед твоим неумолимым прогрессивным взором, в прошлом она смогла заиметь-таки некоторые заслуги. Россия скривился так, будто хлебнул от души прокисшего молока. - То-то, - хмыкнул пруссак, принимая это за добровольную капитуляцию. - Не обязательно быть верующим, достаточно просто уважать все аспекты своего прошлого. Я и сам в последнее время все чаще скатываюсь в некоторый игтеизм**, - назидательно заключил он, тут же спохватываясь. – Ах, да… так вот. Неприязнь к подобного рода сектам, в общем-то, и побудила меня позволить себе немного поразвлечься. Даже несмотря на то, что развлечься мне предстояло с твоими людьми. Пруссия бросил насмешливый взгляд на ветвистые рога, торчащие из резного «медальона». - Впрочем… Учитывая итог… - Надеюсь, дерево не успеет разбухнуть и деформироваться. Иначе они будут висеть криво, а в таком случае, есть ли вообще смысл в том, чтобы украшать ими стену над камином, - задумчиво сообщил Саша, невольно уходя в риторику. Тут Гюнтер вспомнил, что так и не успел отправить ему ту злосчастную СМС. - Ох, - он прильнул к плечу Александра, сочувствующе поглаживая его по руке замерзшими пальцами. - Ну, если медальон все-таки окажется испорчен, то обещаю… Байльшмидт потянулся губами к уху напрягшегося от такой его смены настроения русского. Глаза пруссака превратились в две ехидные голубые щелочки. Он с силой надавил на Сашино плечо ладонью, заставляя его накрениться – как бы давая этим понять, что хочет донести до Брагинского нечто крайне важное. - Обещаю, что отыщу самое красивое деревянное распятие. И оно будет достойно стены над твоим любимым камином.