Пусть музыка играет

      Наверное, всем им просто крупно не повезло. Отчаянно, необыкновенно крупно, хотя тельце им досталось маленькое — вот ирония!       В конце концов, это мог быть хотя бы человек, высокий и сильный, чтобы взглянуть не стыдно, даже если в голове не слишком много разума было бы. Это мог бы быть умелый мечник, или влиятельный аристократ, или могущественный маг: не силой — так словом, не словом — так страхом.       Но их благим Вестником, могущественным Инквизитором и бесстрашным полководцем оказался эльф — босоногий, лопоухий, как летучая мышь, явно слегка безумный. Выбрался из своего леса, какой-то дремучей чащобы, где, видимо, сидел, обрастая мхом и цветочками, — выбрался и пожалел об этом тут же, наверняка.       Зато в Приюте Вестника почти никогда теперь не стихает музыка: как ни зайди, Алларос там, носится ласточкой меж столов, выводит соловьиные трели на флейте, да знай себе других соблазняет присоединиться к его шабашу. Сбивается холщовая рубаха не по размеру, слишком большая, открывая вид на забитые валласлином плечи; из длинной гривы волос, каким-то чудом собранной и заплетённой в множество косичек, рвутся на волю вплетённые перья пустельги.       — Здравствуй, красавица! — говорит он певуче, будто бы подбирая слова-строчки для новой песни, когда Жозефина, обеспокоенная долгим отсутствием достопочтимого лорда в его покоях, наконец, приходит (достопочтимый лорд уснул на чердаке, заболтавшись с Коулом, рядом с пустым птичьим гнездом, закутавшись в пыльную занавеску).       Он откладывает флейту и быстро освобождает пространство на столе, отодвигая в сторону гремящие глиняные миски; пахнет мёдом, как из пчелиных сот, и травами, как из цветущего сада.       Жозефина вздыхает. Жозефине с ним сложно. Никто не возьмётся образумить Аллароса: Лелиана пожимает плечами, Каллен беспомощен, как щенок, Сэра шугается от него, как и от Коула, а Коул слишком Коул, чтобы мог помочь — может только грустно смотреть, как бы признавая своё бессилие. Даже Железный Бык, гогочущий над дикими танцами Аллароса и хлопающий в ладони, поддерживая его ритм, когда он выдаёт неразборчивым мелодичным потоком какие-то незнакомые песни — то ли на эльфийском, то ли на каком ещё, демон разберёт. Варрик только ехидно улыбается, собирая материал для новой книги, Солас брезгливо морщится, поддерживая их взаимную с Инквизитором неприязнь, а Дориан… Да что там, от него никакого толка!       — Вы ведь знаете не хуже меня, что Вашего участия требуют дела — с Вами хотят говорить послы, торговые принцы и мастера гильдий, — начинает Жозефина, аккуратно присаживаясь на низкую лавку и поправляя юбку. Алларос устраивается напротив, поджав под себя острую коленку, и улыбается — Жозефина не уверена, что он слушает. Знай себе барабанит по столу пальцами: одна рука беспокойна, другая, в длинной перчатке, неподвижна, будто бы мёртвая.       — Что за мука такая? — Алларос качает головой. — Коли нет у них терпения без привета моего, так я с радостью, немедля — ты же сама против, существо моё.       «Существо его» в ужасе представляет «привет» Аллароса: как он заваливается, шлёпая босыми ногами, к чинным орлесианцам или к серьёзным гномам, к знати и сливкам общества; открытый нараспашку, с перьями, ленточками, колокольчиками, этакий лесной отшельник-долиец. И вся репутация убита, уничтожена одним махом!       — Прошу тебя, — «тебя», потому что Алларос диким котом шипит на «милордов», и, хотя Жозефина настаивает, в такие моменты пользуется этой его слабостью, — нет нужды баловать их своим вниманием. Но… Может, хотя бы, в лагерь к солдатам не спускаться каждую ночь? После твоих визитов половина из них пьяна, другие вместо работы любуются рассветом! Рассветом, Алларос, в горах, на холоде и посреди камней!       — Да что же мне тогда, лицо кривить, надутым павлином ходить? — Алларос смеётся: задорно, будто бы Жозефина удачно пошутила. — Так я против себя идти не могу — я праздник люблю, вот и вся недолга. Или ты хочешь сказать, я после месяца в Западном Пределе не могу отдохнуть с душой, пару-другую песенок распеть своим верным соратникам, выпить с ними вместе?       И тут он наклоняется:       — У меня, хочешь верь, а хочешь не верь, после Западного Предела песок аж в самой…       И Жозефина, не сдающаяся ни в одной самой жаркой дискуссии, словом разящая как мечом, поспешно ретируется, огорчённая весьма, но не удивлённая ничуть.       Алларос смотрит ей вслед ласково, пока с ним рядом не садится Железный, чуть не сбросив его с лавки дружеским хлопком по худому плечу:       — А ты с ней жестоко, пройдоха.       — Друг мой, — отвечает Инквизитор, — так ведь правда чистая.       Он вскакивает на ноги, затем на лавку — хлопает звонко в ладоши, подавая знак Мариден.       — Ну, что замерла, подруга? Пусть музыка играет!