Память

Он чувствует спиной её тепло и чуть оборачивается через левое плечо — той своей стороной, на которой нет шрамов. — Ты помнишь, Обито? — её обычно звонкий, по-девичьи тонкий голос звучит мягко, вдумчиво, зрело. По-взрослому. А ведь ей, как и ему, действительно почти тридцать. Могло бы быть. Он помнит искрящиеся ореховые глаза, приятное округлое лицо, растянутые в искренней улыбке губы и фиолетовые полоски, скрывающие ямочки на румяных щеках. Помнит осторожные прикосновения к царапинам и синякам, обманчивую хрупкость фигуры, помнит всё, каждую деталь. Но это всего лишь память. Обито хочет увидеть её, посмотреть в выученное наизусть до мельчайшей черточки лицо, однако всё, что доступно его зрению — короткие пряди волос и чёрный рукав. — Помнишь? — настойчиво, будто с сомнением. — Конечно помню! — отвечает он смущенно-возмущенно, на краткий миг становясь тем глупым эмоциональным мальчишкой, каким когда-то был. — Мы… Вокруг сгущается белый туман, он окутывает, путает мысли и не даёт услышать следующий вопрос. Это не в первый раз: сколько бы Обито ни видел этот сон, ему ни разу не удавалось досмотреть его до конца. Реальность вытягивает из сладких грёз к холодным каменным стенам убежища, к несправедливому, отравленному миру. Миру, где её нет. Маска запечатывает ещё не сошедшую после сна тихую радость и тоску ледяной решимостью. — Я помню тебя, Рин. Поэтому ты обязательно будешь жить. Клянусь! За собственными словами ему не услышать горького вздоха давно мёртвой души. …мы с тобой, Какаши и Минато-сэнсеем были командой, помнишь? Мы учились, мечтали, ссорились и мирились, и перед нами расстилался огромный мир. Да, в нем много боли и испытаний, но как же всё то прекрасное, что его наполняет? Улыбки, смех, верная дружба и готовность идти вместе до конца? Мы ведь хотели защитить именно такой мир. Почему же теперь ты хочешь его отринуть? Почему ты забыл наши обещания, Обито?