***
Просыпается он от жары и от тяжести чужого тела. Вася мирно дрыхнет, уткнувшись носом в Сашину шею, бесцеремонно закинув руку и ногу ему на талию. Его влажные теплые губы щекочут кожу где-то под ухом, и Саша брезгливо отодвигается подальше от этого непрошенного контакта, а потом довольно грубо стряхивает с себя чужие конечности. Вася, не просыпаясь, перекатывается на другой бок и продолжает тихо посапывать. Крепкий сон — признак здоровых нервов или чистой совести. Абрикосов не может похвастаться ни тем, ни другим. Саша выскакивает из палатки прямо на солнцепёк и в одних трусах бежит к ручью. Он долго умывается в холодной воде, отплевываясь и отфыркиваясь, натирает мылом шею в том месте, где ее коснулись Васины губы. Обслюнявили, мысленно поправляет себя Саша. В лагере его ждёт чашка растворимого кофе и бутерброд со сгущенкой. Пока Саша с аппетитом уминает свой завтрак, Вася заполняет дневник наблюдений. Они договорились вести его по очереди, но занимается этим, разумеется, только Сидоров. Саши хватило ровно на один день. А что тут описывать? Поле с сухой травой? Кузнечиков? Пока Абрикосов жует, Вася откладывает дневник и принимается рыться в своем необъятном рюкзаке. Он выуживает на свет старенький ноутбук и две большие пластины. — Это солнечные батареи, — поясняет он. — Их мощности вполне хватит и на радиотелескоп, и на то, чтобы подзарядить наши смартфоны. Чтобы ты больше не беспокоился за генератор, — смущённо добавляет парень. Саша фыркает на это заявление, снова подавляя в себе чувство вины, и лениво наблюдает за тем, как Вася тащит свою радиолокационную антенну на пригорок. Сегодня он без рубашки, в одной футболке и шортах. Руки и ноги у него белые, как сметана. На таком солнце они моментально обгорят. Да ещё головной убор забыл надеть… Солнечный удар захотел? Саша борется с искушением швырнуть в Васю кепку. Его взгляд словно прилип к тощей спине в синей футболке, под которой и мышц-то, наверное, нет. Он машинально дотрагивается пальцами шеи. То место под ухом, которое он так тщательно намыливал утром, теперь горит огнем. Вася вдруг оборачивается, заставляя Абрикосова испуганно отдернуть руку. — Кепку надень, — раздражённо говорит Саша, поднимаясь на ноги.***
Следующая половина дня проходит в бессмысленном труде. Вася заносит в компьютер данные о наблюдениях. Саша колет дрова и занимается мелкой работой по лагерю. Он согласен даже на вылазку за дровами, только бы отогнать странные мысли, лезущие в голову. К вечеру он настолько выматывается, что ложится прямо на землю. Около часа он бездумно пялится в постепенно темнеющее небо, блаженствуя от обволакивающей тело прохлады. От созерцания небосвода его отвлекают ноги в белых кроссовках, возникающие рядом с головой. — Сань… Саша нехотя поднимает взгляд. Вася выглядит каким-то потерянным. — Ты есть будешь? Есть Саше совершенно не хочется, но он усаживается по-турецки и принимает предложенную ему тарелку. На этот раз гречка с тушенкой. Пока он вяло ковыряется вилкой в ужине, Вася констатирует очевидные вещи: — Дров совсем мало осталось… В принципе, я могу попробовать подключить газовую горелку… — Завтра сходим, — перебивает его Саша. — Нам совсем не обязательно туда идти, — пытается возразить Вася. — У нас приличный запас газовых баллончиков. — Их нужно беречь, — раздражается Саша. — откуда ты знаешь, когда за нами приедут? — Я просто хочу поберечь силы… — Через неделю? Две? — гнет свое Абрикосов. — А, может, через месяц? А, возможно, никогда. Они попросту про нас забыли. У Саши что-то щелкает внутри от собственных слов. На него вдруг накатывает такая ярость, что он срывается на крик. — Кто мы такие? Просто два парня, у которых нет выдающихся способностей и которые навязались на голову девчонкам, всему их расчудесному миру! Они просто решили от нас избавиться, вот и отправили сюда! Герои земли… Саша вскакивает на ноги, пнув со злостью горящую головешку. Головешка откатывается в сторону, и трава под ней тут же вспыхивает. Пока Абрикосов бестолково пялится на пожар, Вася хватает чайник и выливает его остатки на горящую траву, а потом быстро затаптывает огонь кроссовками. — Они вернутся, — твердо говорит Вася. Он подходит к Саше вплотную и обхватывает руками за плечи, глядя прямо в глаза. — Они обязательно за нами вернутся. Вася ниже на полголовы, так что Сашин подбородок оказывается примерно на уровне его носа. Теплое дыхание щекочет кожу. Саша слегка отодвигается, прерывая их внезапную близость, и опускает взгляд на Васину футболку. На ней — логотип SETI* и надпись: «I want to believe». Вася верит. Не только в существование внеземного разума. Он просто верит, и куда цинику Абрикосову эту веру понять… Саша вдруг чувствует себя очень жалким от внезапной истерики, которая на него накатила, от постоянного нытья и собственной слабости. Ему противно, и от этого он ещё сильнее злится на Васю.***
Ночь проходит без особых событий. На этот раз они оба отворачиваются, каждый к своей стенке, максимально увеличив расстояние между друг другом, так что наутро Саша обнаруживает себя где-то в щели палатки. Они спят практически до обеда, потом лениво завтракают. Саша от скуки берется заполнять дневник наблюдений, сочиняя на ходу всякие небылицы. Он искоса наблюдает за Васей, пока тот возится с антенной, настраивает ее прямо под палящим солнцем, а потом долго ковыряется в ноутбуке, сосредоточенно хмуря брови. — Не понимаю, — сообщает он Саше за едой. — Здесь нет вообще никакого сигнала. — А что ты рассчитывал поймать? — усмехается Саша. — Лукоморье-FM? — Ты не понимаешь. Земля пронизана радиоволнами. Их посылают электроприборы, радио- и телестанции, космические спутники. Источников — миллионы! В какой бы глуши мы не находились, сигнал должен быть. Слабый, но должен. — Может, твоя чудо-антенна просто его не улавливает? — Она намного мощнее, чем обычный приемник. К тому же, я пробовал ловить в разных диапазонах и на различных частотах. Но в ответ — тишина… Датчики не зарегистрировали никаких шумов, если не считать наши с тобой смартфоны и компьютеры. — Смирись, Сидоров. В Сказочном мире нет ни интернета, ни мобильной связи, ни радиоволн. Пока Вася чешет затылок, рассеянно ковыряясь вилкой в еде, Саша украдкой его разглядывает. Кожа на его руках, пожалуй, слишком красная. Даже в тени навеса — градусов тридцать пять, а уж на солнце — все пятьдесят. Ничего удивительного, что бедняга моментально обгорел. — Ты фильм «Горбатая гора» смотрел? — невпопад интересуется Саша. Вася поднимает на него удивленный взгляд. — Это научная фантастика? — Нет. Лицо у его напарника тоже обгорело, но Саше все равно мерещится нездоровый румянец на его щеках. Впрочем… О чем он думает?.. — Не важно. Забей.***
Васю накрывает где-то через час. Он доползает до «домика за горой» (так они называют самодельный туалет) и пропадает в нем до вечера. Когда Саша, наконец, решается идти на помощь, Вася приползает обратно в лагерь. Кожа у него — лиловая, а взгляд — отсутствующий. — Кажется, тушенка была испорченной, — бормочет он. — У тебя тепловой удар, — вздыхает Саша. Ночью Васю знобит до стука зубов. Саша отдает ему свой спальник, но это не помогает. Он осторожно трогает Васин лоб и присвистывает: у Васи — жар, а жаропонижающего в их походной аптечке нет и в помине. Абрикосов вылезает из палатки и разводит костер. Он кипятит чайник, заваривает крепкий чай, потом осторожно помогает парню подняться, поддерживает его голову, чтобы тот пил. Половину чая они благополучно расплескивают на одеяло, потому что его друга трясёт так, словно он работает за перфоратором. — Температуру надо сбить, — говорит Саша. — Раздевайся. Взгляд у Васи несчастный, непонимающий и совершенно больной. Он пытается трясущимися руками стянуть с себя футболку, но не справляется. Тогда Саша раздевает его сам. Стягивает майку с надписью «I want to believe», обнажая белоснежную по сравнению с обгоревшими руками спину, укладывает своего приятеля на живот и принимается растирать спиртом, расплескав половину содержимого флакона по всей палатке. Его тоже всего колотит. Он здорово опьянел от паров спирта, но никак не может остановиться, продолжая опустошать флакон и наверняка делая Васе больно. — Сань… Хватит… — жалобно бормочет тот. — Терпи. Сейчас станет легче. Вася пытается перевернуться на спину, но его крепко удерживают за плечи. — Сань, ну пожалуйста… Меня сейчас стошнит… Вася кое-как поднимается на ноги и вываливается из палатки. Пока снаружи раздаются звуки его страданий, Саша падает навзничь, обхватывая голову руками. Он не понимает, какого черта с ним происходит. Ему кажется, что это он заболел, отравился, перегрелся, потому что в нем клокочет просто неудержимое желание встряхнуть Сидорова, скрутить его, задушить, а ещё лучше прижать к себе намертво и не пускать больше ни к какой антенне, ни на какой солнцепёк. Когда Вася возвращается в палатку, Сашу словно подкидывает. Он пялится широко распахнутыми глазами на своего напарника. В лучах светодиодного фонарика его тело приобретает голубоватый оттенок. Как у гуманоида. Развернуться в палатке негде, и Вася на четвереньках пытается пробраться к своему месту, но Саша не даёт ему это сделать. Он подхватывает его под руки и разворачивает лицом к себе. — Нафига ты вылез на этот чертов солнцепек? Просто объясни: нафига? — Сань, пусти… — Что ты все время выдумываешь, а? Зачем понадобилось ставить эту антенну? Ты себя угробишь и меня заодно! А выбираться мы как отсюда будем с больным на руках, об этом ты подумал? Подумал?! Не существует никакого внеземного разума! Не существует! Все это полная чушь! — Пусти! — Нет. Саша опрокидывает его на спину и склоняется над ним, осматривая жадным взглядом его лицо, испуганные глаза, бледные губы. Осознание того, что он собирается сделать, обухом бьет по голове. Он быстро отпускает Васины руки и откидывается на спину, спрятав лицо в ладони, будто это как-то может ему помочь…***
В эту ночь ему так и не удается уснуть. Едва небо начинает светлеть, он выбирается из палатки, даже не взглянув на Васю, который спит так тихо, будто бы его и нет. Саша собирает рюкзак, берет с собой немного еды, воды, маленькую баклажку бензина и бензопилу. В прошлый раз они тащили распиленные бревна вдвоем с Васей, да и забрались не так уж далеко. Нашлась пара засохших деревьев рядом с лагерем. На этот раз ему предстоит дойти до леса в одиночку. Саша никогда не признается в том, что просто хочет себя наказать. Он достигает опушки леса, когда над горизонтом показывается огненная коронка солнца, освещая ветви старых елей золотистым светом. Лес уже не кажется ему таким угрюмым. Саша находит подходящее дерево, достаточно сухое и голое, чтобы его было легко тащить, и принимается осторожно его подпиливать. Дерево быстро поддается, и это воодушевляет его настолько, что он решает свалить ещё парочку. Сушины не так уж много весят, и он надеется управиться в одиночку. Уверенность в себе делает его невнимательным. Он забывает о том, как правильно нужно подпиливать дерево — так, чтобы оно не упало на самого дровосека. Так, как учил его когда-то отец. Саша успевает отпрыгнуть в последний момент, но его кроссовок зацепляется за корень, и он падает на землю, не успевая ничего понять. Пронзительная боль в ноге вышибает слезы из глаз. Он даже не сразу понимает причину. Острый сук, торчащий из ствола, вонзается прямо в икру, буквально пригвоздив его к земле. Когда острая боль, затуманивающая сознание, немного ослабевает, он предпринимает попытку сесть, и это порождает новую порцию боли. Саша обессиленно падает навзничь и наконец кричит во весь голос так, как давно хотел закричать. Здесь его все равно никто не услышит. Он в ловушке, и звать на помощь бессмысленно.***
Вася просыпается ближе к полудню. Резко выныривает из сна без сновидений, словно аквалангист после долгого погружения. Он чувствует себя здоровым, но испытывает сильную слабость. Немного кружится голова. Он выходит из палатки и осматривается. От пронзительной тишины вокруг у него тут же беспокойно сосет под ложечкой. Вася почему-то уверен, что в лагере Саши нет. Он точно знает, что нет его и на ручье. Он уже догадался о том, куда пошел его друг. Вася чисто автоматически подходит к радиолокационной антенне, проверяет регистратор, на котором, как всегда, ровная полоса. Сигнала нет. Он корит себя за то, что так крепко уснул, что не слышал, как вышел из палатки Саша, что не успел его остановить или, на худой конец, пойти вместе с ним. Он просто уверен, что случилось что-то плохое. Сквозь сон ему чудился протяжный крик. Это наверняка кричал Саша. Здесь больше некому кричать. Вася прислушивается к ватной тишине, окутывающий пространство вокруг лагеря. Сегодня не слышно даже кузнечиков. Видимо, попрятались из-за облачности. Он поднимает взгляд: небо заволокла молочно-белая пелена. Это даже не облака, а какая-то странная нездоровая мгла, скрывающая солнце. Ну, хоть не так жарко, успокаивает себя парень. Вот только дышать совершенно нечем. Вася спускается к ручью, чтобы набрать воды. Нужно хотя бы выпить чаю, чтобы восстановить силы. Обратный подъем даётся ему тяжело. Он несколько раз присаживается прежде, чем доползает до лагеря. О том, чтобы идти в лес, и думать нечего. После нескольких минут усердного перетряхивания вещей он находит маленький квадрокоптер. Лагерь теперь выглядит так, словно по нему Мамай прошел, но квадрокоптер уже налажен, и Вася пробует его запустить. Винты с визгом запускаются, и маленькое чудо техники взмывает в воздух, но через несколько секунд падает, безжизненно распластавшись на сухой траве. Вася тяжело приваливается к столбу от навеса. Он заставляет себя выпить приторно-сладкий чай, чуть не вытошнив его обратно. Потом он находит две крепкие палки, берет с собой минимальный запас еды и воды, спички, фонарик и аптечку. Пятнадцать километров — это не так уж много. Для здорового человека. Через несколько шагов ноги подкашиваются, и ему приходится сесть. Пот заливает глаза. Он слишком ослаблен даже для такого простого похода. Вася просто ненавидит себя за то, что не поговорил с Сашей ещё несколько дней назад. Он и представить себе не мог, что все закончится настолько паршиво. Он ведь прекрасно знает, о чем фильм «Горбатая гора»…***
Когда Саша приходит в себя, начинает накрапывать дождик. Редкие крупные капли падают на нос щеки, шею, возвращая его из забытья. Вместе с окружающей реальностью возвращается и боль в ноге. Он приподнимается на локте, пытаясь оценить ситуацию. Положение, в котором он оказался, крайне неудобное. Он упал на живот, и дерево придавило заднюю часть ноги, так что он не может даже сесть. О том, чтобы попытаться скинуть с себя дерево, страшно думать. Малейшее движение отдается сильной болью. Саше противно собственное бессилье. А ещё он прекрасно понимает, что за ним сюда никто не придет, потому что он повел себя с Васей по-свински, потому что Вася сам чуть живой. Потому что они застряли вдвоем в пустой безлюдной дыре и скорее всего останутся здесь навсегда. Наверное около получаса он лежит под дождем, глядя на темнеющее от сгущающихся туч небо и жалея себя. И вот, когда жалость становится настолько невыносимой, что подкатывает к горлу тошнотой, Саша собирает в кулак все свою волю. Он нашаривает на земле какую-то палку, зажимает ее в зубах и с трудом переворачивается на бок. Искры бьют из глаз, но в сидячем положении гораздо легче скинуть с себя бревно. Саша не понимает, как долго пытается освободиться. Наверное, он кричал, потому что деревяшка, которую он чуть не перемолол зубами, вывалилась у него изо рта. Перед глазами все заволокло туманом от слез, но в какой-то момент бревно соскальзывает, высвобождая ногу. Он откидывается на спину тяжело дыша, ощущая себя промокшим насквозь и как никогда свободным. Нога горит от боли, но вместе с этим внутри у него словно развязывается тугой гнилой узел, мешающий свободно дышать. Вокруг окончательно стемнело, и он пытается нащупать в рюкзаке фонарик. Заночевать, видимо, придется тут, а значит надо найти место посуше и понадежнее. Пока Саша роется мокрыми скользкими руками в содержимом рюкзака, земля под ним начинает мелко вибрировать. Сперва он даже не обращает на это никакого внимания, но вибрация усиливается, переходя в низкий подземный гул. Саша машинально хватается ладонями за траву, будто пытаясь на ней удержаться, и вдруг чуть не слепнет от пронзительных зеленоватых лучей, пробивающихся сквозь верхушки елей. Он прикрывает глаза ладонью и сквозь пальцы удивлённо всматривается в этот свет, источник которого поднимается все выше, освещая опушку леса и поле вдали. Постепенно становятся заметны множественные огни, поднимающиеся все выше над кронами деревьев. Гул стоит уже просто оглушительный, но удивление от увиденного настолько сильное, что он практически не замечает его. И вот, когда призрачные огни становятся размером с крупные зелёные звёзды, но свет от них все ещё достаточно сильный, чтобы осветить пространство вокруг него, Саша вдруг видит перед собой Васю, растерянного, уставшего и счастливого.***
— Саня! Вася кидается к нему, забыв об усталости, плюхается на колени, обхватывая Сашу за плечи. Его футболка — мокрая насквозь, хоть выжимай. — Вась, прости… — бормочет Саша. Губы его совершенно не слушаются от холода, боли и пережитого шока. — Какой же ты дурак… Вася обхватывает ладонями его лицо, гладит мокрые волосы, вглядывается в глаза. Вокруг снова становится темно, но они прекрасно видят друг друга. Сашино лицо так близко, что Васе невыносимо хочется сделать то, о чем он думал все эти дни, но он вдруг спохватывается: — Ты… Поранился? Я слышал, как ты кричал… Саша не даёт Васе договорить. Он кладет ладонь ему на затылок, притягивает к себе ещё ближе и целует в мокрые от дождя губы, окончательно сходя с ума от того, что Вася ему отвечает, отвечает с таким жаром, что можно забыть обо всем на свете. Он отстраняется всего на секунду, чтобы глотнуть воздуха и зачем-то оправдаться: — Мне срочно нужно было обезболивающее.***
Дождь льет вторые сутки. Их маленькая палатка промокла насквозь, и, если бы не вовремя припасенный Васей полиэтилен, на полу уже давно образовалось озеро. Они выбрались из леса той же ночью. Нашли лагерь благодаря радиолокационной антенне, которую Сидоров настроил на подачу сигнала перед уходом из лагеря. Он вообще все предусмотрел. Оставил записку для Саши и на всякий случай — для тех, кто за ними вернётся. Он даже догадался спрятать некоторые вещи под навес на случай дождя. И все это — несмотря на плохое самочувствие. Впрочем, болезнь взяла свое, и весь следующий день они оба отлеживаются в палатке. А вот чего никто из них не предусмотрел, так это визит загадочных гостей. Догадаться об этом визите можно было по двум признакам: в лагере появились незнакомая аптечка и большая коробка с продуктами. Вася, конечно, тут же бросился к своей антенне проверять регистратор, но к своему удивлению не обнаружил ничего интересного. Они ещё не успели обсудить появление загадочных гостей и старались не озвучивать свои догадки: а вдруг померещилось? Да и не до того было. Зато аптечка пригодилась как нельзя кстати, ведь в ней нашлось все необходимое для лечения. Но лечением они занялись лишь на следующий день. Прежде, чем возвращаться в лагерь, Вася наскоро перебинтовал Сашину ногу и помог встать. Они бросили рюкзаки, захватив с собой только фонарики, и отправились в путь. Оба испытывали сильную эйфорию после всего случившегося, и, наверное, только это помогло им довольно быстро добраться до лагеря. Но, едва они распахнули полог влажной и насквозь промерзшей от непрекращающегося дождя палатки, то поняли, что не в состоянии больше ничего делать. Они укутались в спальники и буквально сразу уснули. И вот, теперь в слабом пасмурном свете полудня Вася сосредоточенно изучает содержимое аптечки. В ней есть все, что нужно: обезболивающее, жаропонижающее, противовоспалительное, запас шприцов и бинтов, но самое удивительное, что все это — отечественного производства. — Думаешь, это они нам аптечку подбросили? — слабым голосом интересуется Саша. Они оба понимают, кого он имеет ввиду. Саша лежит на спине, закинув руки за голову, старательно изображая беззаботность. Действие обезболивающего начинает проходить, и ему больно, но выглядеть слабым — ещё больнее. Особенно перед Васей. — А кто же еще! — уверенно говорит его друг, наполняя шприц антибиотиком. Вася никогда раньше не ставил уколы, и руки его немного подрагивают. Сейчас он предельно сосредоточен. — Повернись на живот, — командует он, и Саша послушно переворачивается. Рука у Васи лёгкая, хоть в медбратья иди. А может Саше просто приятно, что укол ему делает именно этот человек. Они больше не обсуждали то, что произошло между ними прошлой ночью. Оба старательно обходили щекотливую тему, но каждый понимал: рано или поздно им придется поговорить. — Сейчас осмотрим твою ногу, — бормочет Вася. После укола руки у него трясутся ещё сильнее. Укол он сделал просто ужасно, но Саша все ещё под действием морфия, потому и не почувствовал. В аптечке нашлись такие препараты, которые в обычной городской аптеке давно не купишь ни за какие деньги. Вася аккуратно снимает наскоро наложенные бинты. Они прилипли к коже, и Саше больно. Это видно по тому, как он вздрагивает всем телом от каждого прикосновения. Вася стискивает зубы. Меньше всего на свете ему хочется причинять Саше боль, но сейчас так нужно. Рана выглядит скверно. Вася обрабатывает ее края. По хорошему ее нужно зашить, но он не умеет этого делать. — Судя по твоему сопению, все совсем плохо? — усмехается Саша. — Вовсе нет. Рана пустяковая. Ты скоро пойдешь на поправку, Сань. Перед сном Саша тайком от Васи принимает болеутоляющее. Вася запретил ему принимать их так часто, уж слишком сильное воздействие они оказывают. Но Сашу пугает не столько боль, сколько то, что он может застонать во сне. Наверное, это глупо, но и чертовски стыдно. Через час его накрывает эйфория. Он поворачивается на бок и осторожно нащупывает Васину руку. Судя по мирному сопению, Вася крепко спит, но стоит Сашиной руке скользнуть чуть выше кисти, как Вася еле заметно вздрагивает. Его напряжение практически осязаемо. Ощущая, как по его телу растекается дерзкая смелость, Саша склоняется над Васиным лицом и легко касается губами его щеки, а потом гладит по ней тыльной стороной ладони. Дождь снаружи снова усиливается, и в палатке становится ещё темнее. Саша снова проводит ладонью по руке своего друга, обхватывает кисть, перебирает пальцы. — Сань… — шепчет Вася. То, как он произносит его имя, лишает Сашу остатков разума. Он разворачивает к себе Васю, обхватывает его руками за талию и легко укладывает на себя только для того, чтобы прильнуть к его губам, почувствовать ответный жар прикосновений, коснуться языком его губ и слиться, наконец, слиться с ним в таком поцелуе, которого он жаждал давным-давно. Поза ужасно неудобная, но Вася отвечает, скользит ладонями по его лицу, плечам, зарывается пальцами в волосы. Они целуются очень долго, пытаясь насытиться друг другом, пьянея от ласк, утопая в этой нежности под тихий аккомпанемент дождя. Влажные футболки мешают, собираются под пальцами в складки. Разгоряченной кожи под ними всегда недостаточно, поэтому от футболок решено избавиться. Теперь ладоням кожи вдоволь, но жадные пальцы стремятся дальше, пробираются под резинку трусов, сводят с ума окончательно. — Сань… — Вася первым приходит в себя, останавливает Сашину руку своей ладонью. Он вглядывается в его глаза, в расширенные зрачки, и качает головой: — У тебя зрачки в пол радужки. Ты принимал болеутоляющее… Снова… Тебе нельзя столько… — Это не от лекарства, это — от тебя, — улыбается Саша и целует его, заставляя забыть слова.***
На утро дождь прекращается. Тучи рассеиваются, уступая место ласковому солнцу. Иссушенная засухой трава влажно поблескивает, источая пряный аромат. Ничто больше не напоминает об изнуряющей жаре, грозящей гибелью всему живому. Вася чувствует себя превосходно. После плотного завтрака он с энтузиазмом занимается радиотелескопом, напевая себе под нос какой-то неузнаваемый мотивчик. Он подключает к антенне старенький радиоприемник, долго возится с настройками, пытаясь поймать хоть какие-нибудь шумы. — По музончику соскучился? — весело спрашивает Саша. Он расположился неподалеку, уселся прямо на мокрой траве, подставив ласковому солнцу раненую ногу. Улыбка так и лезет на лицо, но он старательно ее сдерживает, чтобы не спугнуть неожиданно пригревшееся на груди счастье. — Устал слушать тишину, — так же весело отзывается Вася. — Чем тебя кузнечики не устраивают? Улыбка, не оставляя ему шансов, всё-таки расползается по физиономии. Ему хочется подойти к Васе, обнять его, уткнуться в затылок, зарыться носом в золотистые кудри и стоять так до самого вечера. Но нога ещё не до конца зажила. Сейчас ему уже намного лучше, но ходить получается пока только при помощи друга. Вплоть до самого обеда они неторопливо занимаются бытовыми делами. Точнее, занимается ими по большей части Вася. Саша так, на подхвате. Когда Вася уходит стирать на ручей, Саша подползает к радиоприемнику и лениво крутит колесико больше от скуки, чем действительно надеясь что-то поймать. И вот, когда ему уже почти надоедает это бессмысленное занятие, в динамике раздается шипение и отдаленные голоса. У Саши внутренности скручивает в тугой узел, потому что эти голоса ему знакомы до боли. Он ставит приемник на полную громкость и прижимает динамик уху. Он рискует оглохнуть, но обрывочные фразы, которые прорываются сквозь шумы, оглушают его намного сильнее. »…на краю гибели… Развязавшуюся войну… Сообщаем тем, кто выжил… Мира больше нет… Внимание! Оставайтесь в укрытии… Ничего нельзя сделать… Повторная связь состоится…» Голос обрывается шипением помех и грохотом, напоминающим звуки выстрелов, а потом все стихает. Саша сидит и смотрит на радиоприемник, не в силах отвести от него взгляд, загнанно дыша, чувствуя, будто внутри у него все оборвалось. Сердце больно бьётся в груди, провоцируя шум в ушах. Он ещё раз крутит колёсико вспотевшими трясущимися руками, но приемник отвечает ему безжизненной тишиной. Это конец. Он сейчас понимает это так отчетливо, что больше не нужны никакие доказательства. Они останутся здесь, одни посреди моря травы, бесконечного космоса и вечных кузнечиков. Саша сидит так ещё долго, периодически поглядывая в сторону ручья, где над кустами иногда мелькает блондинистая макушка, которая так ему дорога. Тот, кому она принадлежит, не должен услышать эти смертельные слова. Это единственное, что понимает Саша. Поэтому он отсоединяет приемник от антенны, выключает его и вскрывает корпус. Он кое-что понимает в радиотехнике. К Васиному возвращению обед успевает безнадежно остыть. Саша торопливо разводит костер и ставит котелки с яствами на огонь. Сегодня у них почти пир: жареная картошка с тушенкой и грибами, которые Вася собрал на опушке леса. Во время еды Саша старательно изображает безмятежность. Но Вася слишком чувствительный, чтобы не заподозрить неладное. — Нога? — обеспокоенно спрашивает он. — Побаливает немного. Реагирует на смену погоды, — отмахивается Саша. Больше они не разговаривают, погрузившись каждый в свои мысли. Абрикосов жует, не чувствуя вкуса пищи, то и дело кидая взгляд на Васю, на его задумчивое безмятежное лицо. Мысли в Сашиной голове сплелись в змеиный клубок, и каждая из них норовит ужалить больнее другой. Он думает о том, какое место занимал в их прошлой жизни. Думает о том, кем успел стать, находясь рядом с девчонками и с Васей, и успел ли стать хоть кем-то… А ещё он думает о том, что они с Васей всегда были вместе черт знает с какого класса, и что из Васи уж точно получился бы кто-то. Даже не просто кто-то, а крутой учёный-астрофизик. Но теперь все это не имеет значения, потому что они останутся здесь навсегда.***
Вечер лениво подкрадывается, затекает в лагерь вместе с теплым ветерком. Они встречают его на пригорке, любуясь удивительно красивым закатом. В темнеющем небе загораются первые звёзды, и, возможно, где-то там, среди них, есть внеземные цивилизации, в которые верит Вася. Саша обнимает его со спины, прижимает к себе, сгребая на груди футболку с надписью «I want to believe». Сейчас ему тоже хочется верить. Хочется верить, как никогда… И, словно подслушав его мысли, над самым горизонтом появляются два маленьких зелёных огонька, подмигивают ему и растворяются в закатных сумерках. А может ему это только кажется.