Круги на Воде

Я почти мертва Я выпита до дна The Pretty Reckless — Make Me Wanna Die

      Удар. Я моментально подскакиваю на своей кровати, пытаясь разглядеть хоть что-то в непроглядной тьме. Нет, оно и понятно, ночь на дворе, но очертания предметов видно быть должно. Как-то слегка заторможено провожу рукой по кровати и понимаю что она насквозь мокрая. Прекрасно. Насколько упоротым человеком надо быть, чтобы затопить самую дальнюю из комнат, учитывая, что ванная вообще-то около двери, а спальня в противоположном направлении.       До сонного мозга доходит, что кровать не может быть настолько каменной и с отсутствием постельного белья (по крайней мере у меня, а вообще на посиделках с друзьями и не так спать приходилось). Так.       Так. По идее мозг уже должен паниковать вместе со мной, но для этого я должна еще минимум полчаса побродить по комнате, просыпаясь до конца. Но сидеть на холодном полу, покрытым тонким слоем такой же холодной воды, не есть хорошо. Немного неуклюже поднимаю свою пятую точку с пола и пытаюсь сориентироваться, но вокруг темно настолько, что не видно даже очертания собственных рук.       Внезапно помещение озаряется мерным теплым светом, но я-то уже успела привыкнуть к темноте, можно сказать, что мы с ней уже сроднились. А тут раз, и моим глазонькам сделали больно. Я стараюсь прищуриться, но на деле свет оказывается не таким уж и ярким, как мне показалось вначале. Чем-то даже похоже на свет от факелов в каком-нибудь классическом подземелье. Только вот вместо каменной кладки, поросшей мхом — трубы, будто я нахожусь в тоннеле метрополитена.       Прямо перед моим носом вспыхивает маленькая голубая искорка, по кругу облетает мою голову и останавливается уже на руке. А, ясно. Сон внутри сна. Ну прям «Начало», только со мной в главной роли. Огонек кружит вокруг руки, а потом резко дергает вперед вместе со всем оставшимся телом. Как я еще мешком картошки не полетела на каменный пол для меня загадка, но вот огонек явно вознамерился быть моим проводником по этому тоннелю. В принципе, я ничего не теряю, поэтому, почему бы и нет?       Путем нехитрых манипуляций (читай: прохождение идеально прямого коридора) меня вывели в круглый зал. Ну, это я думаю, что он круглый, стены скрыты в тени, поэтому понять, какой именно формы передо мной зал не представляется возможным. Но я хочу думать, что он круглый, поэтому пусть будет круглым. Единственным источником света был клочок пола, на котором стояла девочка.       Ну что я могу сказать, немного криповенькая девочка. Понятия не имею какого возраста, но явно младше семи, а может у нее просто телосложение такое. Если честно я не особо разбираюсь, как выглядят дети в том или ином возрасте, мой максимум — это определение возраста подростков. И вообще, почему я решила, что это именно девочка? Волосы короткие, одежда явно мальчиковая, но интуиция подсказывает, что это девочка. Плачущая девочка. Конечно, первым порывом было пойти и утешить ребенка, но я прям почувствовала, как мое внутреннее «я» врезало мне чем-то тяжелым. Здравый смысл боролся с совестью, но победила все-таки дурость.       Медленно, стараясь не спугнуть, я приблизилась к ребенку и присела на корточки, чтобы быть одного роста с этим красноволосым чудом. Ребенок даже не обратил внимания, а меня так и подмывало погладить ее по голове и аккуратно обнять. Будет неловко, если это все-таки пацан, а я решу что это девочка.       Здравый смысл победил совесть и теперь упорно пытался удушить дурость и не дать ей наделать глупостей. Чем воспользовалось сопереживание. Аккуратно, почти невесомо провожу по плечам девочки, и ребенок на мгновение замирает, но ладони от лица не отнимает, лишь раздвигает пальчики, чтобы иметь возможность посмотреть на меня. Также аккуратно кладу ладонь на голову ребенка, слегка растрепав алую шевелюру, а затем стараюсь так же невесомо гладить девочку по голове.       Синие глаза смотрят настороженно, недоверчиво. Сам ребенок напряжен, как будто готовится рвануть от меня при любом неосторожном движении, глаза начинают лихорадочно бегать по лицу, но видимо им не за что зацепиться, ровно до тех пор пока она не останавливает свой взгляд где-то в районе верхней губы. Скорее всего ее внимание привлекло двойное колечко в перегородке носа.       — Можно тебя обнять? — как-то слишком хрипло спрашиваю я. — Обещаю, что не обижу намеренно.       Ребенок от неожиданности убирает ладошки от лица, демонстрируя аккуратный вздернутый носик и по-детски пухленькие щечки с какими-то полосами. Шрамы? Причем так симметрично, как будто они искусственного происхождения. Сознание обжигает желанием открутить голову той твари, что так поиздевалась над ребенком. Убираю руки с ее плеч и головы, разводя их в стороны, словно приглашая в объятия. Она смотрит все также недоверчиво, а потом сжимает свои маленькие кулачки, словно собирается ударить меня. Но на деле ребенок буквально вцепляется в мои плечи, а мне только и остается как можно мягче обнять ее, продолжая гладить по голове.       От этих действий девочка начинает плакать навзрыд, и я тут же ослабляю хватку. Мало ли. Вдруг у ребенка какие-то раны на теле, а я их задела объятиями, поэтому стараюсь отстраниться, чтобы посмотреть ей в глаза.       — Я сделала тебе больно? — ребенок удрученно качает головой, словно отрицая мои слова. Хотя, скорее всего как раз именно отрицая. — Тогда почему ты плачешь?       — Меня еще никто не обнимал, — совсем тихо произносит ребенок, и видя вопрос в моих глазах, опускает взгляд. — Монстров не обнимают.       — Обнимают всех, даже если ты монстр, — я все-таки продолжаю гладить ребенка по голове, аккуратно прижимая ее к себе вновь.       — Меня не обнимают. Только бьют, — чуть сильнее сжимаю ребенка в своих объятиях, а в мыслях долго и со вкусом расчленяю обидчиков девочки. Конечно, телесные наказания для оборзевших или просто избалованных детей это полезно, но тут ребенок не знает что такое объятия, ее называют монстром, да еще и бьют в придачу.       — Как тебя зовут? — аловолосая более-менее успокаивается и лишь тихонько всхлипывает, да хлюпает носиком.       — Наруто, — да ладно? Все-таки пацан. Так, не будем делать поспешных выводов.       — Узумаки?       — Угу, — блять. Но Наруто же вроде блондином был. Хотя почему вроде бы, точно блондин, голубоглазый. Дурной чутка, но веселый. Опять я, что ли, фанфиков на ночь перечитала?       А парнишка тем временем напрягся в моих руках, а затем и вовсе попытался вырваться, видимо уже успел пожалеть о том, что сказал свое имя. Сразу же все стало на свои места: и побои, и обзывания демоном, и даже тактильный голод.       — Успокойся, я же сказала что не причиню тебе вреда, по крайней мере намеренно, — интересно, а как мы понимаем друг друга? Наруто говорил на японском, а я на своем родном. Видимо, полное имя называть смысла нет, он все равно не сможет его выговорить. — Зови меня просто Ю.       — Почему? — я приземлила свою пятую точку на пол, так как ребенок уже начал переминаться с ноги на ногу, а пацанёнка посадила на колени, продолжая обнимать.       — Что именно почему? Почему Ю? — я чутка отстранила его от себя чтобы взглянуть на него.       — Почему вы все это делаете?       На этом моменте мой мозг выдал ошибку 404. Осталось высунуть язык и скосить глаза, как тот самый кот. Как объяснить свои действия ребенку максимально доступно, с той лишь поправкой, что этот ребенок Наруто, на чье воспитание все забили дружный болт, не объясняя ребенку элементарные вещи, и при этом считая идиотом?       — Потому что хочу. Потому что это правильно. Детей надо любить, надо воспитывать, поощрять или наказывать за действия которые он совершает, чтобы ребенок мог познавать этот мир, не причиняя лишнего вреда себе. А не так, как делают твои воспитатели в приюте, — на глазах ребенка вновь навернулись слезы, и он лишь крепче прижался ко мне, а я обнимала уже двумя руками.       Мы некоторое время сидели молча. Наруто больше не предпринимал попыток заговорить со мной, да и я молчала, не зная о чем можно рассказать этому маленькому неунывающему солнышку.       — Какой странный сон, — задумчиво протянула я.       — Сон?       — Ну да, сон, — я неловко почесала лоб. — Вселенная Наруто, весь этот мир шиноби, с их законами и хвостатыми зверями. Весьма интересная вселенная, с огромной армией фанатов. О Узумаки Наруто знают даже те, кто аниме не смотрит.       Мальчик непонимающе уставился на меня, а позади нас послышалось шевеление. Если мы в зале с клеткой, то, скорее всего за спиной ворочался Курама, а возможно даже прислушивался к разговору.       — Ну, ты мне снишься, — попытка не удалась, ребенок стал смотреть еще более непонимающе. — Узумаки Наруто, сирота, джинчурики сильнейшего хвостатого зверя Кьюби-Но-Йоко, Герой Пяти Наций, перерождение Ашуры, сына Хагоромо Ооцуцуки, Седьмой Хокаге да и просто веселый и добрый парень, который после того как подружился со своим биджу захотел освободить и других.       — Но я девочка, — двойное блять. Интуиция все-таки была права. Девочка взяла в руки одну из своих прядей, и снова непонимающе посмотрела на меня, — и волосы у меня красные.       — Бывают в жизни огорчения, — мозг снова заклинило. И вообще, с каких пор мне приходится думать во снах? Где мои говорящие кактусы, с которыми мы тусили в пустыне? Слишком сложный сон. — Но я все равно уверена, что ты станешь великим человеком, которого признают все.       — Не хочу, — она надула щечки и была готова снова расплакаться. — Хочу к маме с папой.       — Но они же умерли. Умерли как герои деревни, защищая тебя от нападения подконтрольного Кьюби.       — Все равно! — неожиданно закричал ребенок. — Я устала, я не хочу всего этого, хочу к маме с папой!       — Наруто, — я серьезно посмотрела в ее глаза, — у тебя впереди вся жизнь, да, она не будет легкой, а первое время так еще и не особо счастливой. Но тебя полюбят, тебя признают.       — Мне не нужно это, — ровным голосом заявляет мне Узумаки, — я хочу к родителям.       — Это твое окончательное решение? — перед нами возникает старец в белом кимоно с узором из томое.       — Охренеть, это ж Рикудо Саннин! — но сам Мудрец не обращает на меня никакого внимания, продолжая внимательно смотреть на ребенка.       — Да!       — Тогда…       — Так стоп, стоп. Вы какого черта творите? — зло сощуриваю глаза. — Вы внаглую пользуетесь тем, что Наруто еще ребенок и в полной мере не может нести ответственность за свои слова и действия. Она совершенно одна в этом мире, естественно она хочет к единственным людям, что любили ее, но это еще не повод давать ребенку умереть!       — Наруто, ты действительно хочешь к родителям? — девочка вновь кивает головой.       — А как же история? Индра и Ашура должны запечатать Кагую, если Наруто уйдет в Чистый мир, то не будет перерождения Ашуры, — продолжала упорствовать я.       — В силах этого ребенка отметить тебя как равного себе и передать силу моего сына тебе, — Мудрец Шести Путей все так же парил в воздухе, даже не меняя выражения лица, в то время как у меня уже веко болело от амплитуды дерганий.       — А меня вы спросить не хотите?       — У тебя только два выхода: загробный мир или продолжение жизни в теле Наруто, — закрываю ребенку уши прежде чем выдать обреченное:       — Ну охуеть теперь, — выдыхаю, медленно так. Гнев надо держать в узде, уже не маленькая девочка, чтобы предметами в стены кидаться. — Сердце?       — Сердце, — подтвердил Хагоромо.       — И у меня нет выбора?       — Нет.       Ну и что делать будем? Забвение или жизнь? Однозначно жизнь. К ненависти мне особо не привыкать, нет ничего страшнее, чем презрение собственного родителя, нет ничего больнее безразличия близких родственников, которых ты любишь. Со всеобщей ненавистью незнакомых мне людей совладать можно, особенно если не провоцировать и не привлекать к себе излишнее внимание. Спортом я заниматься любила, но больше функциональным, нежели для здоровья. Можно сказать, что рукопашный бой это разновидность тайдзюцу (ну я так думаю, на деле фиг его знает эти восточные единоборства), кунай можно приравнять к ножу, пусть и всего пару месяцев, но в секцию ходила. Что у нас еще? Военная обязанность перед деревней и Хокаге. Проблема, конечно, но джинчурики быть гражданским никто не даст. Чем там еще шиноби занимаются? Тренируются, на миссии ходят, техники используют. Вот техники это тема, конечно, особенно те фокусы, которые Наруто проделывал в режиме Хвостатого, но это еще надо с Курамой договариваться. Кстати о Хвостатых личностях…       — Я соглашусь только в том случае, если с вашим решением будет согласен Курама. Ему со мной уживаться, не вам.       За спиной что-то громыхнуло. Судя по лязгу, это когти встретились с прутьями решетки. Рикудо неодобрительно посмотрел мне за спину и шевеления стали еще громче, а потом меня буквально накрыло. Телом я не могла пошевелить при всем моем желании, а кровь казалось, стала льдом. Это и есть Ки?       — Как смеет человек произносить мое имя?! — ладно, я ожидала, что это будет громче.       — Я не хотела обидеть вас, — с трудом, но я смогла пошевелиться и даже посмотреть за свою спину. Огромный красный глаз смотрел в мою душу, но без ненависти. — Простите меня.       Из клетки раздалось рычание, и рубиновые глаза Кьюби исчезли из зоны видимости. Было ощущение, что Лис переминается с ноги на ногу, прежде чем бросить раздраженное «да мне плевать» куда-то в пустоту своей клетки, а потом туша Биджу встретилась с полом. Психует. Наверняка еще и жопой к нам лег.       Пока я наблюдала за этой пантомимой, Наруто уже успела слезть с моих коленей, и о чем-то тихо разговаривала с представителем клана Ооцуцуки. Лично я все пыталась понять, что происходит, и не занимаюсь ли я какой-то херней, соглашаясь на перерождение в другом мире. С другой стороны я мир Наруто знаю, пусть и не досконально, скорее по фанфикам и фанону, Ураганные хроники так и не посмотрела, как не пыталась, да и времени столько тратить было жалко. А с третьей стороны, почему бы и нет? Правда домашних питомцев жалко, надо попросить Рикудо чтобы меня нашли в этот же день, чтобы никто из хорей от голода не страдал.       Интересно, а грустить кто-нибудь будет? Возможно мама, хоть я и самое большое разочарование в ее жизни, потому что родилась девочкой и «разрушила их брак». Бред, конечно, но чтобы понять это мне потребовалось 20 лет и полтора года сеансов у психолога. Скорее всего расстроятся друзья, но друзей-то у меня нет почти, а с кем я нормально общаюсь это приятели, не более. Да, хорошо, да, весело, но в душу ни одному не разрешу к себе залезть. Вообще обидно. У меня только жизнь началась. 23 года — тот самый возраст, когда вся учеба закончена, и можно вздохнуть полной грудью, не связанный семейными узами, своей собственной семьей и детьми. Свой уголок, в ипотеку, но свой, мастерская дома, так что даже на работу не надо ходить, а домашние любимцы и есть твоя семья. Та самая свобода, когда в любой момент можешь сорваться в другой город, просто потому что захотелось. Та самая свобода, которой не будет, когда появится своя семья и свои собственные дети.       И та самая свобода, которой не будет сейчас, потому что я буду в теле ребенка. И не появится, пока я не стану учеником академии, после чего должны выделить отдельное жилье. Съемное конечно, но уже не приют. А может и уже есть, я так и не узнала какого возраста местная Наруто.       Пока я предавалась своим меланхоличным думам, Рикудо и Наруто закончили говорить, и девочка встала прямо передо мной. Такая маленькая, такая забитая. Лицо опухло от слез, нос весь блестит от обилия в нем соплей, а глаза болезненно красные с лопнувшими сосудами. На руках замечаю многочисленные синяки, и как раньше внимания не обратила. Будь Наруто мальчишкой, возможно и задирали бы меньше. Мальчик может дать сдачи, а девочка слабее, особенно в том возрасте, когда организм растет, и нет хоть какой-нибудь силы, а если даешь сдачи, то получаешь еще больше тумаков. Тем более что дети нападают стайками, почти никогда не выходят один на один. У детей нет кодекса чести, нет понятия совести, нет идеалов, а равняются они на взрослых, которые также ненавидят девочку, как и остальные жители деревни. Она уже сломалась, в то время когда мальчик Наруто поднимался с колен и шел дальше. Сомнения пропали. Нет, я все делаю правильно. Эта девочка не хочет жить, уже не хочет, и если заставить ее продолжать, она сведет счеты с жизнью сама.       — Ты хорошо подумала? — Узумаки уверенно кивает, уже без страха смотря в мои глаза. Вздыхаю. Попробовала отговорить, Рикудо попробовал отговорить, но видимо это фамильное упрямство Алых Дьяволов. — Точно не пожалеешь?       — Точно, — аловолосая опускает взгляд. — Прости, что тебе надо занять мое место.       — Наруто, — руки сами тянутся обнять этого растрепанного воробушка, — все то время, пока я смотрела и читала Наруто, у меня было желание обнять этого маленького ребенка, который не сделал ничего плохого. Ты не монстр, не чудовище. Ни одна тварь в этом мире не имеет право так называть тебя. Ты ребенок, ставший жертвой обстоятельств, и из-за эгоизма других росший без любви и ласки. Пообещаешь мне кое-что?       — Что? — девочка шмыгнула носом, отчаянно кусала губы, лишь бы не расплакаться снова.       — Обещай, что будешь счастлива там, с родителями, — оттопыриваю мизинчик и улыбаюсь.       — Обещаю, — все-таки расплакалась, но ухватилась своим маленьким мизинчиком за мой.       И сама шмыгаю носом, пытаюсь не показывать девочке свои слезящиеся глаза. Маленькое солнышко. Отчаянно прижимаю ее к своей груди, стараясь через прикосновения передать всю свою любовь к этому растрепанному красноволосому комочку, что сейчас жмется ко мне в поисках тепла. Не удержалась и мягко поцеловала ребенка в лоб. Плевать мне, что в лоб целуют только покойников, этот ребенок как никто другой заслужил любви.       — Пора, Наруто, — прерывает идиллию Рикудо, открывая за своей спиной портал, где я вижу Минато и Кушину. Однако…       Наруто снова смотрит на меня. Внимательно. Сосредоточено. А затем закрывает глаза и целует в лоб уже меня. Честно сказать, я даже немного оторопела, а девчушка уже успела отбежать от меня, но резко затормозила около портала. Неужели передумала? А нет, просто поворачивается ко мне и радостно машет рукой.       — Я буду наблюдать за тобой из Чистого Мира, и болеть за тебя, даттебайо!       — Договорились, — вот так просто, не прощаясь словами, просто помахав друг другу руками мы расстались.       Я видела, как радостная Наруто запрыгивает на руки к Минато и заливисто смеется, когда Кушина обнимает ее со спины. Может, это действительно к лучшему.       Портал закрывается, а семейство Намикадзе-Узумаки все втроем машут мне, сил хватает только на то, чтобы улыбнуться и помахать им в ответ. Перевожу взгляд на Рикудо. Раз он все еще здесь, значит, я могу задавать вопросы?       — Почему я?