Поттер в моей голове

Последним, что я помнил, был квиддичный матч с гриффиндорцами. Мы вели в счете, когда я увидел снитч, рванул к нему, что было скорости у моей метлы, а после — толчок, алые разводы перед глазами и темнота. Сейчас лежу и соображаю: пошевелиться или подождать для своего пробуждения благодарных зрителей? Нос чесался немилосердно, и я решил прийти в себя, постонав для приличия пару-тройку раз. Поморщившись и сделав скорбное лицо, я открыл глаза, изобразив слабость и беспомощность. Мои актерские старания прошли даром: зрителей не оказалось. Тогда я смело протянул руку и с наслаждением почесал кончик носа. Вот что значит терпение и выдержка, и нежелание растрачивать попусту театральные эффекты! — Не льсти себе, Малфой! — голос, внезапно раздавшийся рядом, испугал меня до чертиков. Сердце забилось как бешеное, и я не удивился бы, остановись оно совсем. Испуганно оглядевшись, я решил, что мне это почудилось: ближайший неопознанный мною возможный собеседник находился в противоположном конце палаты, метров через сорок, а голос, так меня испугавший, звучал прямо над ухом. Еще раз на всякий случай осмотревшись, я немного упокоился. Наверное, нервы шалят. — Угу, нервный какой, — раздалось снова над ухом. Я закричал от страха. А вы бы не закричали, пытаясь высмотреть в пустоте невидимого собеседника? — Ну, чего ты орешь? Перебудишь весь Хогвартс. — Эт-то кто? — нашел в себе смелость спросить я, хотя хотелось забраться под одеяло с головой. — Твоя совесть, Малфой, — невесело усмехнулся этот некто, и тут я понял одно: мой голос отдавался эхом от гулких холодных стен Больничного крыла, а голос моего собеседника звучал… в моей голове? Не может быть! — Может, Малфой, может, — издевательски протянул голос, и у меня больше не было сомнений: он точно звучит в моей голове. — Что за … — тут я выдал такое цветистое выраженьице, что папа, будь он портовым грузчиком, точно умер бы от гордости за сына! Впрочем, будучи аристократом, он просто упал бы. От инфаркта. — Ого! Ты выражения подбирай! Хотя, постой, повтори последнее — я запишу. — Может, хватит уже издеваться? Кто ты или что ты такое? — А что, вариант проснувшейся наконец-то совести тебя не устраивает? — Я прекрасно могу отличить внутренний голос от… — Внешнего, угу, — закончил за меня невидимка. — Да пошел ты! — обиделся я, замолчал и отвернулся, сам понимая всю нелепость своего жеста. Молчали мы долго — часа полтора. Я старался, назло голосу, явно читающему мои мысли, думать о пирожных, квиддиче, Пэнси… — Эй-эй-эй! Мы так не договаривались! — не выдержал первым мой нежеланный собеседник. — Что это ты мне тут показываешь? — Отвечай, кто ты, или… — я стал еще усерднее думать о Пэнси, представляя ее в откровенных эротических позах. Голос внутри меня поперхнулся словами (должно быть, от восхищения): прелести Пэнси кого угодно приведут в трепет! Добив незнакомца особо яркой картинкой, я стал было наслаждаться тишиной, как вдруг: — Ну, ты и извращенец, Малфой, — с выражением крайнего недовольства и отвращения проговорил голос. — Мне же теперь жить с этим! — Надо было раньше думать, пока я был сговорчивый. Вот сейчас как подумаю про Булстроуд, целующуюся с Гойлом! — Все-все! Я сдаюсь! — и я явственно представил, как некто поднимает руки вверх, признавая поражение. — Итак, кто ты такой? — Поттер. — Где Поттер? — я оглянулся, намереваясь увидеть ненавистного противника рядом, но никого не было, только я, неопознанный голос и какой-то неудачник, валяющийся на кровати в другом конце палаты. — Тут Поттер. — Слушай, что за шутки? У меня еще много пыток в запасе! Могу, например, представлять, как скрипит вилка по фарфору или как чувствуется шерстяной свитер на зубах… — Дьявол, Малфой, что ты за задница такая? Говорю же — Поттер! Я — Поттер, доволен?! — А? — красноречиво и развернуто уточнил я. — Да что тут непонятного? Когда ты, дебил, врезался в меня на матче, мы оба потеряли сознание. Правда, я ненадолго, потому что не такая неженка и притворщик, как ты. Но когда я пришел в себя, то понял, что попал в трудное положение… Попал я, в общем. Никто меня не слышал, не видел. Я думал, что так и будет, пока твое слизеринское высочество не соизволило прийти в себя. — Если ты как-то проник в мои мысли, то где твой труп? — Ты в своем уме, Малфой? Какой труп? Я просто в обмороке лежу, вон на той кровати в конце палаты! — Нет, я скорее поверю в свое сумасшествие, чем в то, что слышу мысли Поттера! Наверное, это последствия травмы, и у меня галлюцинации. — Я был бы счастлив, если бы это было так, но, к моему величайшему сожалению и несчастью, меня слышишь только ты, — голос сочился ядом и презрением, и хоть я и считал это все бредом, но слишком уж невежливая галлюцинация попалась. — Я отказываюсь с тобой разговаривать, так как это попахивает шизофренией, а я для нее слишком молодой! — А что мы делаем уже добрых два часа, по-твоему? — Только бы Помфри не проболтаться, что я слышу голоса, — пробормотал я. — А то после истории с Тайной комнатой решат, что и я змееуст и Наследник Слизерина. Нет уж, дудки! — А при чем тут дело шестилетней давности? — удивился тот, кто назвался Поттером. — Если я порассуждаю на эту тему сам с собой, это же не будет шизой? — спросил я сам себя и сам себе же ответил: — Наверное, нет. — Малфой, ты чего? Мы же только что вполне здраво общались, ты был почти мил! С чего вдруг такая конспирация? — Да какого хера это случилось со мной? — сорвался я. — Почему не с твоим дружком Уизли? Он же не так далеко был! С какого перепуга ты ко мне привязался? Мне что, до этого слишком спокойно жилось? Да и вообще, может, это происки Аврората на предмет выпытывания папиных тайн! — А что, есть что выпытывать? — ухватился за мой вопль голос. — Я так и знал! Изыди, сволочь! — Ох, какими словами мы бросаемся! Даже не пытайся! Пока меня не вытащат из твоей черепушки и не впихнут в мое собственное тело, я не отстану от тебя! — Убейте меня, чтобы я не мучился! — я от безысходности стал биться головой о подушку. Не о стену же мне биться, в самом деле. — Малфой, ну что же ты так убиваешься! — сочувственно протянул голос. — Ты же так не убьешься. Хочешь, подскажу пару способов понадежнее? — Обойдусь, — буркнул я, расстроившись вконец от такой заботы. — А зря. Мне твое бывшее начальство столько уроков преподало, что я мог бы стать профессором по тому, как нужно правильно убивать несовершеннолетних мальчиков. — Так, значит, ты говоришь, что ты — Поттер? — обреченно спросил я. — Умничка, Малфой! Возьми с полки пирожок. — Сам жри свои пирожки, — огрызнулся я на издевательства. — А чем докажешь, что ты — Поттер? — О, Мерлин, почему из всех ослов в этой школе, мне достался самый осел из них? — голос был так безутешен, что я поневоле представил воздетые к небу руки и закатившиеся в приступе отчаяния глаза, но отступать я был не намерен. — Итак? — спросил я, скрестив руки в ожидании. — Что же ты хочешь знать, Малфой? — Скажи мне что-то такое, что знаю только я и Поттер. — Да не было у нас ничего настолько личного, — голос всерьез задумался. — А как же наш с ним секс на Астрономической Башне? — задал я каверзный вопрос. — Что-о-о! Не было такого! — мне подумалось, что если бы существовали мысленные уши, то я бы оглох на всю жизнь. — Ладно, ладно, я пошутил. Проверял твое знание предмета. Что ты можешь вспомнить, пока я не придумал что-то поувлекательнее банального перепихона на продуваемой всеми ветрами площадке? — Однажды ты украл и прочел письмо к Рону от его брата Чарли, в котором мы договаривались отдать дракона Хагрида. — Ага! Все-таки, был дракон! И ничего я не украл. Просто надо было лучше следить за своей личной перепиской. — Это не отменяет того, что ты — козел. Читать чужую почту, да еще стучать МакГонагалл — еще не самое гнусное из того, что ты отмачивал. — Но-но! Я бы попросил! То, что я соблюдал все правила школы и призывал и вас к этому же, не говорит, что я — плохой человек. — Это говорит о том, что ты — козел! — Чего ты прицепился к несчастным парнокопытным? Они тебе тоже как-то насолили? — Ну, не Малфоем же тебя обзывать, хотя, может быть, кто-то и обиделся бы, но не ты. — Так, мы отвлеклись от темы. Что еще ты можешь рассказать мне? О заварушке с письмом легко могли проведать авроры, так что, это не аргумент. — Ты еще скажи, что о том, кого мы с тобой встретили в Запретном лесу, отрабатывая наказание, тоже может узнать каждый. — Ну-у-у, — задумался я. — Об этом знал Темный Лорд, это же его в тушке Квирелла мы тогда застигли над телом единорога? Вариант, что меня могут проверять и особенно ярые и не совсем добитые фанаты Лорда, я тоже не могу отбросить. Так что, это тоже не доказательство. Дальше! Я гонял его и в хвост и в гриву, разбивая довод за доводом в любой из ситуаций, предложенных Поттером. В том, что это действительно был Поттер, я перестал сомневаться сразу, но уложить это знание в своей голове все еще не мог. Не могло, ну просто не могло мне «повезти» так сильно! Я знал, что Поттер — вечная неприятность на ножках, в очках и с уродливым шрамом, но каким образом меня закрутило в водоворот его приключений, понять не мог. Хотя, если вдуматься, все мои приключения, хорошие и, гораздо чаще, плохие, были связаны только с Поттером. Пусть даже косвенно, но он все равно причинял мне хлопоты. Для меня Поттер — синоним вечной занозы в заднице! — Я уже не знаю, что тебе сказать! По-моему, я припомнил все до единой наши с тобой стычки. Чего тебе еще надо, изверг? Чтобы я тебе код своей ячейки в Гринготтсе сказал? — Нет, можешь подавиться своими грошами. У меня карманные деньги больше, чем весь твой депозит. — Да чего я вообще с тобой разговариваю? — обиделся Поттер. — Можно подумать, что это великое счастье, и я всю жизнь о нем мечтал! Найду другой способ подать о себе весть. И он замолчал. Я, уже привыкший к этому сумасшедшему диалогу, почувствовал себя… одиноко? Поттер молчал всю ночь, не подавая вообще никаких признаков жизни. Он молчал и утром, когда Помфри, зевая и поправляя прическу, проведала нас: меня и тело Поттера. Мне потрогали лоб, попросили посчитать пальцы, спросили, чувствую ли я головную боль, и оставили дожидаться завтрака. А вот у Поттера Помфи задержалась. Поедая овсяную кашу, сдобренную сливками и вареньем, я видел, как суетится у постели Поттера наша медсестра. Потом к ней присоединилась МакГонагалл, и они на пару встревожено шушукались. Наконец, прибыл врач из Мунго и долго осматривал пациента, вращая его Мобиликорпусом и так, и этак. Я с удовольствием рассматривал мелькающие в воздухе голые пятки Поттера и его лохматую голову. Это был самый замечательный аттракцион, который я видел, и назывался он: «Покрути Поттера». Я вздохнул. Я бы так его покрутил, что только держись, но шансов мне судьба не давала никаких. То директор Поттера опекал, то Снейп портил всю малину, разделывая его под орех так, что беднягу только пожалеть оставалось. А потом закрутилась, завертелась и понеслась по ухабам наша жизнь, только вот — в абсолютно противоположных направлениях. Так и получалось, что ни времени, ни сил на отличные, давно придуманные первоклассные издевки над Поттером не было совсем. Мне приходилось только мелко цеплять его, и все. А вот о более интересных и впечатляющих методах укрощения строптивых героев речи уже быть не могло… И тут до меня дошло! Если Поттер и вправду застрял в моей голове, если его слышу только я, а геройская тушка осталась без присмотра, — значит, я смогу так ему отомстить, что только держись! У меня появился уникальный шанс разыграть все по своим нотам! Планы, один удачнее другого, начали вырисовываться в моей голове. Я с нетерпением ждал вечера, игнорируя визиты друзей и странные взгляды Помфри, притворяясь спящим. Наконец наступила ночь, и мы остались одни: я, Поттер в моей голове и его тряпочное тело в другом конце палаты. Я усиленно соображал, как бы мне заговорить с Поттером, чтобы он отозвался и перестал дуться. Тот факт, что, будучи в моей голове, он мог читать мои мысли и без посторонней помощи, я как-то упустил. — Поттер! — позвал я, не особенно надеясь на успех. Ответом мне было молчание. — Поттер, хватит дуться. Я тут поразмыслил на досуге и понял, что меня совсем не устраивает остаток жизни провести с тобой в виде моей совести или второй шизофреничной половины. Как не назови, а все равно: мне прикольнее доводить тебя, когда ты в своем теле, а не выносишь мне мозг, в прямом смысле слова. Все, заканчивай обижаться, давай объединим усилия и вытащим тебя из моей головы! Снова тишина. Я так напряженно вслушивался, что все вокруг звенело от ожидания. — Поттер!!! — что было дури заорал я, чувствуя, как разочарование от краха всех планов и надежд охватывает меня. И вот тут я внезапно вспомнил, что он мог спокойно читать все мои мысли, раз он у меня в голове, и уж точно теперь ни за что не отзовется. Это было сродни удару под дых. Одна за другой упущенные возможности пеплом отчаяния осыпались на мои прекрасные платиновые волосы. — Ну, Поттер, ну, вернись… — прошептал я. — Неужели успел так быстро соскучиться? — никогда я не был так рад Поттеру, как сейчас. Он, должно быть, это почувствовал: — Ты чего такой счастливый? Неужели тебе настолько одиноко и не с кем поговорить, что ты пошел на мировую? — Не задирай нос, Потти. Где ты шлялся? — у меня еще оставалась крохотная надежда, что он пережидал все это время в каком-нибудь приюте для заблудших душ и не слышал моих планов относительно него. — А ты мне кто — жена, чтобы я перед тобой отчитывался? — надулся Поттер. — Я же о тебе волнуюсь, балбес! Мало ли, вдруг тебя привидения за своего приняли и утащили праздновать пополнение призрачных рядов! Или тебя поймала Миртл и залюбила до смерти — уже окончательной и бесповоротной? — Ну, и что ты там придумал? — проигнорировал Поттер мои осторожные попытки выведать побольше. — Ничего не придумал. Я тебя на живца взял, а ты и попался. — Вот правильно вас гадами называют! — проворчал Поттер. — Так что ты делал целый день? — как можно нейтральнее спросил я. — Спал. Мы ведь выяснили, что нам с тобой не о чем разговаривать, а что мне в моем положении еще оставалось? — И долго ты дрых? — я был сама простота и добродушие. Главное: не переиграть, а то заподозрит что-нибудь и снова заткнется. — Да пока ты не начал орать вслух так, что я чуть взаправду метлу не отбросил. Ты, Малфой, орешь как бешеная баньши! — Ну, ничего, бывает. Чем займемся? — В города поиграем? — издевательски хмыкнул Поттер. — Да ну, это скучно. Есть идея поинтереснее… — Какая? — Так значит, это ты там, в той койке? — невинно поинтересовался я. — А кто ж еще. — Ну-ну, поглядим, — пошептал я, свешивая ноги и нашаривая тапочки. — Эй, эй, Малфой, ты куда? — настороженно заверещал Поттер, но я уже шел по проходу между кроватями. Идти было больно — едва сросшиеся кости болели немилосердно, но я был должен убедиться, что мне достался такой… приз? Подарок? Возможность насолить своему врагу номер один? Да, это была удивительная в своей перспективе ситуация, из которой я выжму все до капли! Поттер лежал передо мной такой спокойный и невинный. Черная небрежная челка закрывала надоевший до оскомины шрам. Ресницы едва подрагивали, отбрасывая на щеки длинные тени. Под глазом у него красовался синяк, как раз с мой кулак величиной, а губа была разбита до крови. Я удовлетворенно оглядел дело своих рук. — Даже не мечтай, хорек! Это я при падении травму получил, — обеспокоенно проворчал голос Поттера, если это был, конечно, он. Надо бы проверить… — Эй, Малфой, чего ты собрался делать? Я наклонился, изучая лицо своего врага вблизи. Кожа у Поттера была нежная, как у девушки, и ни одного прыщика! — Малфой, отойди от меня! — И как ты мне запретишь? — Я буду орать. — Ори. Все равно никто, кроме меня, тебя не слышит! — Вот именно! Я буду орать день-деньской, а ночью петь тебе попсовые песенки, страшно фальшивя. Так что лучше убери от моего лица свои костлявые пальцы! — А было бы прикольно посмотреть, как ты это сделаешь. Днем можешь орать, сколько влезет, а ночью я буду снотворное пить, так-то! Я наклонился еще ниже над Поттером, не слушая воплей в своей голове. Хотя, будет совсем не смешно, если настоящий Поттер сейчас откроет глаза: он стофунтово подумает, что я к нему пристаю с грязными намерениями, и умрет от разрыва сердца. Вот папа-то обрадуется! — Малфой, я в последний раз предупреждаю тебя: убери свою хоречью морду от моего лица, или… Что «или» я дослушать не успел, да и не горел желанием. Я просто со всей силы схватил Поттера за нос и от души дернул. Если бы голос в моей голове не принадлежал Поттеру, то тот точно бы проснулся и от вечного сна, чтобы высказать мне все, что думает. Но тело передо мной даже не шевельнулось, зато голос в моей голове взорвался такими матами, что я присел. Переждав бурю в стакане воды, я снова стал издеваться над лежащим в кровати гриффиндорцем: дергал его за уши, щипал за щеки, ковырял ногтем шрам, то есть, делал все то, о чем давно мечтал, не слушая гневных завываний возмущенного моим поведением Поттера. — А будешь орать — поцелую, — пригрозил я, утомившись слушать про то, какой я козел. Тишина наступила неимоверная. Я удовлетворенно улыбнулся, нащупав тот рычаг, с помощью которого могу творить с беспомощным Поттером все, что захочу. И я отрывался по полной, слыша краем уха, как шипит и плюется ядом невидимый Поттер. Если бы он мог, он бы мне сейчас так врезал, наверное! Наконец-то я смог отомстить этому высокомерному задаваке за все годы унижений! — Эй, ты что-то путаешь, Малфой, — осторожно подал голос Поттер. — Это с какого бока я высокомерный? Это ты у нас нос морщишь по поводу и без. — А кто предпочел мне Уизли? — О, Мерлин, ты бы еще детский сад вспомнил! Это же было сто лет тому назад! Как можно так долго копить обиды? — Кто бы говорил! — парировал я, сосредоточенно натирая Поттеру уши ладонями. Уши вышли просто на загляденье: блестящие, опухшие и красные настолько, что можно было обжечься! — Сам мне тыкаешь моими грешками, забывая про свои. — А ну, напомни мне, чего я тебе там тыкаю? — наверное, Поттер отвернулся, чтобы не видеть моих художеств, иначе за исследование его глаз пальцем я бы точно заполучил глухоту мозга. — Ну, ты постоянно задираешь нос, фыркаешь, пытаешься оскорбить моих родителей, привлекаешь к себе всеобщее внимание… — Эй-эй! А ты не путаешь? Ты давно на себя со стороны смотрел? — Я? Я только этим и занимаюсь. И должен признать, что со всех сторон выгляжу просто волшебно! Чего не могу сказать о тебе. — А ну, отпусти мои губы! — Поттер увидел-таки, как я играю с его ртом в пьяную рыбку. Я не смог сдержаться и захихикал. — Хватит издеваться надо мной! Иди спать! — А то ты бы упустил такой шанс? — ехидно поддел его я, продолжая свое черное дело. Губы у Поттера были пухлые и мягкие. Интересно, как он целуется? — Малфой, фу, извращенец! Я же тебя слышу! — О, точно! — воодушевился я и стал размышлять о множестве способов употребления губ Поттера не по прямому назначению. На второй минуте Поттер взвыл, а я захихикал. Как же круто чувствовать его в своей власти! — Так, давай договоримся на твоем языке, — проскрежетал Поттер. Наверное, если бы он мог, он закрыл бы уши, да вот беда — нечем. А я как раз представлял себе, как с этих губ слетают чувственные стоны и мольбы продолжать. Весь настрой сбил, зараза гриффиндорская! Я теперь не вспомню, на чем закончил фантазировать! — Что мне надо сделать, чтобы больше не слышать твоих пошлых мыслей относительно меня? — А что ты можешь мне предложить? — Да все, что угодно, только заткни фонтан воображения, гад! — Так, ну, во-первых, ты перестанешь меня оскорблять и будешь называть только Драко-Счастье-Мое-Я-Был-Таким-Тупицей-Что-Отказал-Тебе-В-Дружбе-Можно-Я-В-Уплату-За-Свою-Глупость-Стану-Твоим-Рабом! — Ты совсем с ума съехал, Счастье-Мое-Дотянуться-Бы-Да-Кааак-Треснуть-По-Твоей-Белобрысой-Головенке-Чтобы-В-Нее-Всякий-Бред-Не-Лез!!! Чтобы я тебя так называл?! — А потом ты встанешь передо мной на колени и будешь молить взять тебя, а я буду смеяться и грозить отдать тебя всему Слизерину. А ты будешь плакать и просить меня не делать этого. В конце концов, я проявлю милосердие и позволю тебе поцеловать мои ноги. А ты будешь подниматься все выше и выше и просить разрешить тебе большее. А когда ты коснешься губами моего… — ЗАТКНИСЬ, МАЛФОЙ!!! — я даже присел от этого рева. — Я тебя хоть зайчиком назову, только перестань придумывать такую херню!!! — Что, завидуешь моей фантазии, Потти? Или сам давно мечтал об этом? — Я бы сказал, о чем сейчас мечтаю, но боюсь, твоя голова лопнет от возможных вариантов, — прошипел сквозь зубы Поттер. — А что такое, Потти? Наш маленький геройчик — гомофоб? — Да пошел ты в пень, Малфой! — надулся Поттер. — Что я говорил про то, как ты должен ко мне обращаться? — пропел я. — Счастье-Мое-Драко, заткнись на хер, прошу тебя, Солнышко-Мое-Змеерылое, Зайчик-Ты-Мой-Белобрысенький! — Ну, над формулировками мы еще поработаем, а так, в целом, ты неплохо усваиваешь урок. — Шантажист проклятый! — пробурчал Поттер. — Ты что-то сказал? — невинно поинтересовался я. — Спать иди, Змеюка-Подколодная! — И то верно. Ну ладно, Потти, идем баиньки. Надеюсь, мои сны ты тоже увидишь и запомнишь много увлекательного. Сам понимаешь, пубертатный период, мокрые сны, утренний стояк… — Ради Мерлина, Малфой, заткнись уже, а? — проскулил Поттер. — А может, мне тут остаться? Припасть к твоей широкой гриффиндорской груди да согреть тебя теплом и участием? А потом обнять и помечтать о всяких приятностях… — Даже не думай об этом! Или я найду способ заткнуть тебя! — Кажется, ты так и не усвоил урок… Придется тебя проучить, — я наклонился над бессознательным Поттером и смачно чмокнул в губы. Вопль ненависти и отвращения стал мне лучшей наградой. Направляясь к своей кровати, я думал под переливчатый мат бушующего Поттера о том, показалось ли мне или нет, что между нами пробежала какая-то искра? Когда мои губы коснулись его губ, меня так дернуло током, что я на миг задохнулся. А может, это из-за того, что владелец этих мягких и сводящих с ума губ сейчас находится в моей голове и так вдохновенно расписывает в красках мою близкую кончину и морально-этические достоинства сексуальных меньшинств? * * * — В-тридцатых, Поттер, ты обязуешься говорить мне, как я красив, когда мы будем проходить мимо всех зеркальных и прочих отражающих поверхностей в Хогвартсе. В тридцать первых, ты будешь произносить вслух слово «Грязнокровка», всякий раз, когда твоя лохматая подружка косо посмотрит в мою сторону… — Я уже высасывал из пальца условия нашего мирного временного сосуществования с Поттером, иначе грозился поцеловать его в засос и с языком, если он не будет выполнять всю эту чушь. Поттер молчал, явно одуревая от моего красноречия и неуемной фантазии. Я сам уже забыл половину этого бреда, но есть надежда, что Поттер тоже забыл, и, если мне что-то срочно от него понадобится, я всегда смогу сослаться на несуществующий …дцатый пункт нашего договора. В общем, я поступил, как всякий нормальный слизеринец: запудрил мозги противнику, вывел его из равновесия, нащупал слабое место, чуточку ткнул его туда, чтобы он не думал, что я шутки шучу, а теперь ставлю условия, выгодные только для меня! Папа, я усвоил твои уроки, можешь идти на пенсию, если она у вас, Пожирателей, существует. — А у тебя харя не лопнет? — ошалело поинтересовался Поттер на, по-моему, сорок пятом пункте. — Нет, не лопнет. Тьфу ты, черт гриффиндорский, сбил меня со счета! Придется начинать все сначала! — Нет! — искренний, полный ужаса вопль заставил меня гордиться собой до умопомрачения. Темный Лорд тоже был бы доволен, если бы дотянул до сего дня. А так, придется мне одному Поттера пользовать. — Что угодно, только замолчи! Я так и видел, как Поттер качается на воображаемом стуле, схватившись за голову и уставившись куда-то в пространство бессмысленным взглядом а-ля «только не мой мозг, гребанные мозгошмыги!» Стало даже жаль его немного. Настолько немного, что я помолчал с полминуты, а потом продолжил зачитывать пункты приговора. Я так думаю, если бы мы составляли брачный договор, то и он не был бы настолько полным! Может, мне в юристы податься после школы? — В садисты подайся, — перебил меня страдающий голос. — Там тебе самое место! Честное слово, воскресни сейчас Волдеморт, я бы кинулся к нему в объятия с криком: «Дяденька, спасите-помогите!», только бы тебя не видеть! Сколько можно, Малфой? Как ты можешь быть такой занудной задницей? — Да легко! Ты же можешь быть такой заносчивой задницей! Почему я должен отставать? — Ты опять все перепутал, Малфоюшка, — устало проговорил Гарри. — Это ты у нас… — Да заткнись ты уже! — перебил его я, почему-то мгновенно вызверевшись на этого Сама-Невинность-Поттера. — Хоть бы раз окинул честным взглядом свои поступки! А то только и можешь, что изображать Героя без страха и упрека, да вот на пустом месте счета, подобные моему, не возникают! — И что ты намереваешься поставить мне в упрек? — голос Поттера был настолько ироничен, что я не сдержался и выдал ему все: и про то, как они у нас Кубок школы незаслуженно увели из-под носа на первом курсе; и про интриги с Оборотным на втором; и про шуточки с мантией-невидимкой… в общем, отвел душу! Поттер молчал, как пыльным мешком пришибленный. Я знал, что у него ко мне тоже приличный счетик имеется, и напряженно готовился к отповеди. Но я никак не ожидал услышать то, что услышал: — Прости меня, — виновато проговорил Поттер. — Я и не думал, как это смотрится со стороны, под другим углом зрения. Теперь я понимаю, что вел себя не лучше Мародеров. И хоть ты, Малфой, и попортил мне немало крови, я все же признаю, что не всегда был справедлив с тобой. Ну, и что прикажете с ним делать? Мне хотелось не то зарычать от злости, не то зарыдать. Весь мой стройный план по унижению Поттера разбился вдребезги о его внезапно проснувшееся чувство вины! Ну, и как теперь прикажете его доставать? Даже у меня совести не хватит! Чертов Поттер! Обыграл меня на моем же поле, оставаясь чистеньким, белым и пушистым. А я стану последней тварью, если наору на него сейчас. Он же ж, душа-парень, не понимает того, что загнал меня в ловушку, извернувшись там, где я и не подумал бы ставить силки! — Ты чего молчишь? — он меня же еще и подгоняет! Ну, не нахал ли? — Думаю вот: шутишь ты или реально такой простодушный? — проговорил я, лихорадочно размышляя, как бы не ударить в грязь лицом. — Малфой, перестань так скрипеть своими шестеренками, — весело сказал вдруг Поттер. — Я понимаю, что тебе нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что не ты один такой хитросделанный! Ну, не сволочь ли? А кто там говорил, что гриффиндорцы простые, как три кната? Вот и верь после этого рваному куску древнего фетра! Была б тут Шляпа, я бы заставил ее слопать саму себя за такую подставу! — А она мне и на Слизерин предлагала поступить, — вкрадчиво произнес Поттер. — Только разве я мог позволить себе затмить тебя еще и там? — Не фиг подслушивать! — зарычал я, изо всех сил стараясь не засмеяться. * * * Когда мне принесли завтрак в постель, Поттер только вздохнул, а я принялся есть с наигранным удовольствием, мысленно проговаривая про себя вкусовые оттенки того овсяного безобразия, что колыхалось на моей тарелке. Поттер перестал завидовать и ржал, как ненормальный. Хотя, он и есть ненормальный: кто еще в здравом уме будет видеть во всем смешную сторону? Я вообще сделал для себя открытие: оказывается, Поттер смеялся очень много и по любому поводу. Раньше я за ним такого не замечал. В прошлые годы он был сосредоточен и хмур, как наш покойный Снейп. Хотя, может я не видел его в привычной обстановке гриффиндорской гостиной. Не думал же он вечно о спасении мира! После завтрака мне захотелось поспать — видимо, еще аукались последствия травмы и ночного бдения в компании с Поттером. Засыпая, я улыбнулся, вспоминая, как мы ругались накануне. Сейчас держать ухо востро не было необходимости, и это было странно. Но я уже начал привыкать к этому соседству в моей голове. Пока я спал, к Поттеру приходила целая делегация. Принесли фрукты, сладости и открытки, будто бы он мог ими воспользоваться, валяясь в отключке! До обеда было еще много времени, а мой растущий и борющийся с травмами организм требовал добавки к той скудной порции, что была у меня на завтрак. Я дождался, пока Помфри уйдет по своим больничным делам, и пересел на кровать к Поттеру. Тот все также лежал неподвижно, что только подтверждали скорбные вздохи, выкручивающие мне те участки мозга, что отвечали за жалость. Видимо, за годы невостребованности эти участки ссохлись и отмерли за ненадобностью, потому как жалости я к Поттеру не чувствовал. Я с огромным удовлетворением рассматривал его все еще припухшие уши и вспоминал, как доводил их хозяина до белого каления. — Я, между прочим, тоже там был, — заявил мне недовольный Поттер. — И ничего смешного или милого, как ты выразился, в этом не вижу! — Это ты просто со стороны не видишь. Знал бы ты, как приятно было исполнить давние мечты! — я довольно зажмурился, вспоминая вопли и угрозы беспомощного Поттера. — Ну ладно, что там тебе приволокли? — Эй, это же мое! — закричал Поттер, но было поздно: я уже разворачивал коробочку с шоколадными лягушками. — Если хочешь, то я могу затолкать тебе одну в рот, раз ты так жадничаешь, — я представил, как шоколадная лягушка будет трепыхаться и таять во рту безучастного Поттера, и сам чуть не поперхнулся. — Вот уж спасибо! Все хоть не сжирай, не вечно же я буду в твоем черепе болтаться. Да и ребята могут сложить два и два, и понять, кто копался в моих подарках. — Скажем, что это Помфри! — Ой, Мерлин, какая же ты гадюка, Малфой! — Какая есть! Зато лопаю вкусный шоколад, а ты, весь такой белый и пушистый, только вздыхаешь в стороне. Нет, есть все же на свете справедливость! — мечтательно произнес я, вытягиваясь на узкой койке рядом с телом Поттера, спихивая того на самый край. — И в чем же твоя справедливость? В том, что это ты меня сбил с метлы, а страдаю теперь я? — Ой, ну, посмотрите на него, страдалец! Что тебе не нравится? Сидишь в тепле, сухости, общаешься со сливками общества, не чувствуя, как болят срастающиеся кости. Подумаешь, поголодать пришлось! У тебя все равно нет тела, так что, это только твоя зависть говорит в тебе. — Да ну тебя, Малфой! — Конечно, всегда проще отмахнуться, чем аргументировать. Я спокойно доел гостинцы Поттера, признавая, что его друзья расстарались на славу. Бедром я чувствовал тепло тела, лежащего рядом со мной, и это было приятно. Образ самой лучшей в мире мести всплыл так внезапно, что я поперхнулся последней из шоколадных лягушек Поттера. — Ты чего это так обрадовался? — подозрительно спросил Поттер. — Да так, вспомнил, сколько нужно будет переделать домашнего задания за то время, пока я тут прохлаждаюсь. Надо выписываться. — Эй, мы так не договаривались! Ты, значит, выписываешься, а я тут без присмотра останусь? — Потти, ты чего? Лучшего присмотра, чем мадам Помфри тебе не сыскать. Или ты предлагаешь, чтобы я взял тебя с собой и таскал повсюду на руках, словно барышню в обмороке? — Фу! — Поттера, видать, самого передернуло от этой перспективы — что поделаешь, если я от природы наделен таким богатым воображением! — Не надо никуда меня таскать. Только пообещай, что мы будем каждый день навещать меня в больнице? Вдруг что-то снова случится, и меня втянет обратно в мое тело? — Ладно, так и быть, — поморщился я. — Будем приходить каждый день после ужина и возлагать цветы к памятнику в виде тебя. Поттер вздохнул, но я все же почувствовал, что и ему самому не терпится свалить отсюда. Наверное, не на одного меня угнетающе действует запах лекарств. — Просто я подумал, что, когда ты справишься со своим домашним заданием, мы могли бы поискать что-нибудь в библиотеке по поводу моей проблемы. — Я подумаю над твоей смиренной просьбой. Не бесплатно, конечно. — И что тебе еще надо, шантажист проклятый? — Поттер, — вздохнул я, — ты, видимо, так и не усвоил вчерашний урок. Придется освежить твою память. И, не слушая упреков, мольбы и матов Поттера, которые сейчас смешались в какой-то фантасмагорический шум, я склонился к его лицу. Не знаю, то ли виной был его запах, то ли какое-то притяжение, возникшее между нами, но все почему-то отодвинулось на второй план, и я мог думать только об одном — как бы скорее почувствовать его губы своими. Я забыл о том, кто я, что я. Были только мы с ним, здесь и сейчас… Коснувшись его губами, я снова почувствовал те странные искры, которые пробежали между нами в самый первый раз. Это было страшно и увлекательно одновременно. Я чувствовал, как меня притягивает к нему какая-то невозможная сила. Я был не в состоянии противиться ей. Только не я. Только не сейчас. Я целовал его так нежно, так страстно, что забыл обо всем: о том, что это губы мужчины; о том, что этот мужчина — мой самый злейший враг, которому я поклялся отомстить. Я не обращал внимания на безучастную податливость тела Поттера. Я не вслушивался в его вопли, раздававшиеся в моей голове. Я мог думать только об одном: то, что я делаю — правильно. Правильно настолько, что захватывало дыхание, что хотелось только одного: продолжать. Сжимать это тело в своих объятьях, сорвать с Поттера и с себя одежду, прижаться к нему, отдать все и забрать не меньше. Какие-то странные, усиливающиеся токи между нами заставили меня очнуться от этого колдовского забвения. То, что я ощутил, целуя Поттера, было волшебно, но было во всем этом что-то страшное. Внезапно я понял: безучастное тело тянуло из меня жизнь, словно вампир — кровь из своей жертвы. Еще немного — и я отдал бы ему все до капли! Но как такое возможно? — Сука, ты, Малфой, — голос в моей голове звучал слабо и неразборчиво. — Ты что творишь-то? — Отвали, Потти, — еле проговорил я, откинувшись на его подушки и пытаясь отдышаться. — Ну, ты и… — Поттер запнулся. — Ты хоть понимаешь, что я чувствовал все то же, что и ты? Я и не знал… — Чего ты не знал? — переспросил я, когда молчание затянулось. — Я и не думал, что ты влюблен в меня. Мне всегда казалось, что твои эскапады вызваны только ненавистью… — Что-о-о?! С чего это ты взял? Я никогда не был влюблен в тебя! Я вообще ни в кого не влюблен! — А как же то, что ты не мог оторваться от меня? Как бы противно мне не было это говорить, но ты же чуть не кончил в штаны от одного поцелуя со мной. А может, ты — некрофил? — Поттер, если не хочешь получить в глаз прямо сейчас, лучше заткнись! Это ты — вампир, каких поискать! А может, ты — суккуб? Не просто же так меня чуть не растворило в тебе! Точно! Ты — какая-то хитро маскирующаяся нечисть! Надо МакГонагалл сказать! — И что ты скажешь? — невесело усмехнулся Поттер. — Что понял это, когда хотел изнасиловать мое беспомощное тело? Я открыл рот, чтобы высказать все, что думаю про него и его умозаключения, но сразу же снова закрыл. Это был самый натуральный пат. * * * — Вот они, мои хоромы, — довольно протянул я, войдя в спальню. — И что тут особенного? — спросил Поттер. — То же самое, что и у нас, только краски больно уж унылые. — Чего это они унылые? — обиделся я за цвета родного Слизерина. — Серебро и темная зелень — это очень благородно. — Зато у нас золото и красный всех оттенков. Наша гостиная богаче смотрится. — Она смотрится не богаче, а вульгарнее! — я сам не понимал, почему меня так задело пренебрежение Поттера. — Поэтому вы там, в своем Гриффиндоре, такие двинутые? Говорят же, что красный цвет провоцирует агрессию и непредсказуемые поступки. — А что тогда провоцирует зеленый? Унылость, изворотливость и предательство? — Лучше заткнись, Поттер. — Угу, проще отмахнуться, чем аргументировать, почему я не прав. Не знаю, что меня так вывело из себя: его пренебрежение моим вторым, после Малфой-мэнора, домом или то, что он ответил мне моей же репликой. — В общем, так, Потти, — прошипел я. — Тебе тут жить со мной, и будь любезен проявить вежливость и воспитанность. В конце концов, я настолько великодушен, что предоставил тебе не только свое общество, кров, стол, но и свою голову. Так что, будь паинькой и заткнись. — А то что? Снова побежишь со мной целоваться? — И чего это ты такой смелый стал? Забыл, кто тут главный? — Просто я так думаю, Малфой, что главный козырь ты потерял. Ты теперь побоишься приблизиться к моему телу и на метр. А то вдруг я, и вправду, суккуб или еще какая тварь из темных? — А ты не думал, что я могу наплевать на это и, раз уж мне было так хорошо — ты сам мне это сказал, — то я могу пренебречь своей безопасностью ради своего удовольствия и просто трахнуть тебя, пока ты в отключке? — Ты этого не сделаешь, Малфой! — А ты проверь и посмотрим! — Но ты же не из этих! — Чтобы доказать тебе, что я не шучу, я могу сей же час проверить, из каких я. А вот что останется от твоей репутации — мы еще поглядим! — Ладно, давай забудем обо всех неприятных словах и попробуем ужиться до тех пор, пока я не смогу лично ответить тебе. — Жду не дождусь, — буркнул я, раскладывая по местам свою одежду. Некоторое время мы молчали. Я был все еще недоволен поведением наглого Поттера, хотя, в чем-то он был прав: вряд ли я решусь еще раз поцеловать его или, хотя бы, дотронуться. Мне моя жизнь пока дорога. Но у Потти не должно возникнуть сомнений, что я легко смогу воплотить в жизнь свою угрозу. Пока я не пойму, как выкинуть его из головы, я должен иметь на него рычаги давления. — Мы обедать пойдем? — первым нарушил молчание Поттер. — А ты что, голоден? Ты же без тела и не можешь чувствовать голод. — Это привычка. К тому же, я чувствую все то, что и ты, а вкусную еду я люблю. — А я думал, это ваш Уизли — обжора. — Рон не обжора, просто у него здоровый аппетит. — Да он, наверное, досыта наедается только в школе. Прокормить такую ораву его родителям явно не по средствам. — Много ты знаешь! Дома у Рона я отъедался так, что дышать трудно было. После вынужденной диеты у Дурслей там я мог есть все, что ни пожелаю. — Так ко всем твоим достоинствам добавляется еще и любовь к халяве? Я думал лучше о тебе, Потти. — Да ну тебя! Что ты знаешь обо мне? — в голосе Поттера прозвучала горечь, но и стыд я тоже уловил. Понял, небось, что его визиты ударяли по карману Уизли, вот и стыдно теперь. — Драко! Тебя выписали! — в комнату влетело мое курносое чудо — Пэнси. — Я сам себя выписал, дорогуша, — промурлыкал я, чмокнув подружку в щеку. — Ты так похудел, — заботливо отметила Пэнси. — Хорошо, что синяка уже почти не видно. — Какого синяка? — я обеспокоенно уставился в старинное зеркало. Из-за всех этих хлопот с Поттером, я совсем упустил из вида то, как я выгляжу! Если уж Потти смотрелся свеженькой отбивной, очевидно, что и мне досталось не меньше! Из глубин зеркала на меня смотрел симпатичный светловолосый парень с тонкими чертами лица, которые уродовал огромный, на полщеки, синяк! Его уже почти не было видно, но мне казалось, что он едва ли не светится ярким светом, привлекая к себе ненужное внимание. О, Мерлин! Поттер меня изуродовал! «Было бы из-за чего панику разводить!» — голос Поттера ворвался в мои горькие думы. — «Подумаешь, крохотный синячок!» — Где же он крохотный, — по инерции вслух ответил я. — Он же на пол-лица! — Драко, что с тобой? — Пэнси обеспокоенно заглянула мне в глаза. Я совсем позабыл, что она еще в комнате. — Пэнси, будь другом, притащи свою косметичку! — Сейчас, дорогой! «Сейчас, дорогой», — передразнил ее Поттер. — «Ты что, и вправду, собираешься чем-то мазаться?» «А что тебя удивляет?» — я действительно не понимал, что ужасного в том, что я не желаю демонстрировать окружающим свое уродство. «Но это же девчоночьи прибамбасы!» — Поттер, похоже, был в шаге от обморока. — «Как ты можешь быть такой…» «Ну, договаривай, договаривай», — зло протянул я. «Такой бабой!» — все же закончил Поттер, не подозревая, что только что подписал себе смертный приговор. «Какое твое дело? Я могу поступать со своим телом так, как захочу, и ты мне не указ! И если ты забылся, то я напомню: я и с тобой смогу сделать все, что захочу. Так что ты там поосторожнее на виражах!» — Драко, вот, я принесла, — Пэнси протягивала мне внушительных размеров косметичку, странно на меня поглядывая. Я посмотрел на себя в зеркало и увидел, что мои глаза горят от ярости, щеки порозовели, а кулаки крепко сжаты. Буквально приказав себе расслабиться, я выдохнул, улыбнулся своему отражению и повернулся к Пэнси. — Ты поможешь мне, дорогая? — Конечно! Пока Пэнси осторожно втирала пахучий крем, скрывающий любые дефекты кожи, от прыщей до мелких шрамов, я окончательно расслабился. «Вы всегда такие тошнотворно ласковые друг с другом?» — Поттер, как ни в чем не бывало, вторгся в мою нирвану. «Тебя что-то не устраивает? Вот и заткнись!» «Ладно, Малфой, признаю, что был неправ. Каждый сходит с ума по-своему. Ты трясешься над своей внешностью. Кто-то бабочек собирает или карточки от шоколадных лягушек…» «А ты вечно спасаешь мир, которому все равно, что с ним», — закончил я. — «Тебе не надоело еще лезть не в свои дела?» «Еще как надоело», — вздохнул Поттер. — «Но кто меня спрашивает. Сказали — надо, вот и приходится отдуваться за всех» «Еще немного, и я расплачусь», — я постарался влить в свой голос побольше яду. — «Может, мне пожалеть тебя, герой-самоучка?» «Обойдусь», — буркнул Поттер. — «Себя пожалей» — Драко, я сделала тебе больно? — Пэнси прижимала коробочку с кремом к груди и выжидающе смотрела на меня. — Нет, все прекрасно. — Но ты так напряжен, словно я тебя пытаю. Ты уверен в том, что тебе нужно было выписываться? — Уверен! Я подошел к зеркалу и удовлетворенно отметил прекрасную работу Пэнси, но вслух сказал только: — Спасибо, дорогая. — Не за что, Драко, — зарделась она. — Хорошо, что ты упал на Поттера, иначе одним синяком не обошлось бы. «Так вот почему меня в твою черепушку забросило!» — вопль Поттера едва не взорвал мне мозг. — «Теперь все понятно. Ты сбил меня, уронил с высоты, да еще и брякнулся сверху! Наверное, мое сознание так перепугалось, что перепутало наши тела и влезло в первое попавшееся!» «Мерлин, Потти, ты сам себя слышишь?» — я давился от смеха. — Драко, что с тобой? — Ничего, все нормально. Вести разговоры на два фронта было очень трудно, и я решил отделаться от обоих одним махом: — Идем обедать? * * * День и вечер в компании Поттера прошли на удивление спокойно, если не принимать во внимание его постоянное нытье и комментаторские таланты. Я и не думал, что он может быть таким занудой! Он затыкался только тогда, когда я смотрел на гриффиндорский стол в сторону его друзей. Таким образом, я выяснил, что, если хочу побыть наедине с собой, в буквальном смысле этого слова, мне придется любоваться своими заклятыми врагами! Я думаю, такой пытки для меня не придумали бы и в аду! Из-за того, что весь завтрак, обед и ужин я провел, таращась на львятник, его друзья стали странно посматривать на меня. Уизли потом сам не сводил с меня глаз, перешептываясь с Грейнджер, которая только отмахивалась от его жужжания. Но вот пришла пора расходиться по своим гостиным, и я остался со своим мучителем наедине. Точнее, нас окружал весь цвет Слизерина, но я слышал только Поттера. Он был везде! Он комментировал каждую реплику моих друзей, он ныл, что ему скучно, он напевал какие-то песенки, то есть, делал все, чтобы мое возвращение в родные пенаты стало незабываемым. Сославшись на головную боль, я бросил друзей и ушел в спальню. — Какого хера ты творишь? Злость переполняла меня. Я чувствовал себя уставшим и подавленным. Думаю, даже шизофрения не так утомительна, как соседство с этим недоразумением. Лучше бы я выбрал в попутчики ее! Только бы уже не слышать этот голос! — А я думал, что тебе нравится, когда я изображаю тебя, — невинно произнес Поттер. — Теперь ты понимаешь, как мне весело застрять именно в твоей голове? — Неправда! — я так обиделся, что заговорил вслух. — Я не такой зануда, и слух у меня есть! Ты же совершенно лишен обаяния, загадочности и манер! — Это ты так думаешь. Если ты едва в обморок не падаешь, увидев крошечный фингал, то можешь мне поверить: ты именно тот, кого я тебе продемонстрировал! — По крайней мере, у меня хватило мужества на соседство с тобой! Я выкрикнул это своему отражению в зеркале и резко отвернулся от него. В дверях стояла Пэнси и смотрела на меня. В ее взгляде я прочитал беспокойство и страх. «Это все из-за тебя, Потти!» — прошипел я в отчаянии. Если Пэнси сейчас побежит за помощью, мы с Поттером окажемся в Мунго, не успев выкрикнуть «квиддич». «Исправляй ситуацию, срочно!» «Где ж ты раньше был, такой решительный?» — съязвил я и подошел к Пэнси. Девушка смотрела на меня с опаской, но с места не двинулась. — Драко, с тобой все хорошо? Может, за Помфри сбегать? — Не надо, Пэнси. Скажи, ты мне доверяешь? — Конечно, что за вопрос. Но, мне кажется, тебе надо прилечь. Сотрясение не прошло даром. «Было бы, чему трястись» — ехидно заметил Поттер. — «Можешь ее заверить: у тебя в голове очень много ненужного пространства — хоть в аренду сдавай!» «Лучше заткнись, Потти» — прошипел я, старательно удерживая на лице благожелательную улыбку. Но пытаться отшить вредного Поттера и одновременно с этим улыбаться было выше даже моих способностей, и я поймал себя на том, что моя улыбка стала напоминать кровожадный оскал. Тут усталость прошедших дней, вечные перепалки с Поттером и постоянная ноющая боль от ушибов сделали свое дело. Я почувствовал, что, если не поговорю с кем-то, хоть отдаленно нормальным, то сам сойду с ума от напряжения. Я устало сел на край кровати и в отчаянии обхватил голову руками. — Что случилось, Драко? — прикосновение легкой ладошки к моей голове сделало меня неосторожным. Я так хотел верить в это проявление заботы и поддержки, что стал рассказывать Пэнси все, что случилось после проклятого квиддичного матча. Она молча слушала меня, приобняв за плечи, а я говорил, говорил и никак не мог остановиться, пока не выложил все. «Ты идиот» — впервые за эти дни Поттер был краток. «Сам знаю, но ты — слишком тяжелая ноша для меня одного» — Я могу тебе чем-то помочь? Слова Пэнси ошеломили меня. Я ожидал истеричного смеха, срочного вызова медсестры, даже Связывающее заклятие не стало бы такой неожиданностью, как этот простой и доверчивый вопрос. — Ты мне веришь? — я удивленно таращился на Пэнси и не знал, радоваться мне или проваливаться со стыда. — Драко, — голос Пэнси был тихим и серьезным, — я знаю тебя немногим более десяти лет. За все это время я видела тебя разным: хитрым, смелым, веселым, грустным, иногда жестоким, иногда уставшим. Я знаю тебя, как себя, но никогда ты не был настолько искренним и честным, как сейчас. Не знаю, почему, но я верю тебе. Мы живем в таком странном мире, что давно уже переходим границы возможного. Если Поттеру удалось выжить после двух Авад, то почему бы с ним не могло случиться и такой неприятности? «Передай мое восхищение своей подружке» — шепнул мне Поттер. «Она не моя подружка. Она мой друг. Пэнси для меня то же самое, что для тебя Грейнджер» — огрызнулся я, но вслух ответил: — Спасибо, дорогая. Эта тайна так достала меня, что я думал, что с ума сойду. — Ну, с таким соседом по голове это вполне вероятно. И мы засмеялись. Я, Пэнси и Поттер в моей голове ржали, как ненормальные, выплескивая в несколько истеричном смехе накопившееся напряжение. В эту ночь я впервые спал спокойно. И Поттер, видимо, тоже. * * * На следующую ночь произошло весьма неприятное событие. Мы с Поттером спали, когда вдруг, откуда ни возьмись, в комнату влетела Пэнси с безумными от страха глазами и, что еще хуже, — в сетке для прически. Если вы видели Пэнси в таком прикиде — вы поймете меня. — Драко! Беда! — заголосила моя подруга, хватаясь за меня негнущимися пальцами. — Какая еще беда, дай поспать! — проворчал я, закутываясь обратно в одеяло. После ночных проверок Волдеморта, когда он жил в нашем поместье, любая беда могла подождать до утра, если это только не было связано с… — Пожиратели в Хогвартсе! — вопль Пэнси вытряхнул из меня остатки сна, а меня — из кровати. — Чего? Пэнси, тебе что, кошмар приснился? Откуда в Хогвартсе взялись Пожиратели? Мой папа был из последних, да и тот открестился от всего! Мне было все равно, что меня слушает еще и Поттер, ну, что нового он услышит? Я еще не верил Пэнси, нервно хватающейся за воротник своего халатика, но на всякий случай начал одеваться потеплее — мало ли, куда нелегкая забросит? — Я сама не в курсе. Меня разбудили эльфы, которых Министерство конфисковало у родителей после Победы. Они сказали, что на территорию Хогвартса проникли люди в масках, черных мантиях с палочками наготове. Они даже узнали парочку министерских недобитков. Так что срочно дуй в Больничное крыло, хватай Поттера и прячьтесь в Выручай-Комнате. Эльфы уже приготовили для вас запас провизии на пару дней. — А зачем мне Поттер? Он всегда при мне. Эй, карманный герой, отзовись! «Я тебе потом ласково выскажусь по поводу твоих прозвищ» — ожидаемо отозвался мой мозговой нахлебник. — «А сейчас послушай девушку, она явно поумнее тебя будет, хватай ноги в руки, бегом в Больничное крыло, потом хватай меня и в Выручай-Комнату, живо!» — А чего это ты раскомандовался? — обиделся я. Командуют тут мною все, кому не лень! Мне, может, тоже охота! — На фига мне твою тушку прихватывать, куда ты оттуда денешься? «Малфой, ты совсем тупой или удачно притворяешься? Как ты думаешь, что будет, если некоторые особо фанатеющие от вашей змеерылой мумии придурки дознаются, что я в полной отключке валяюсь? Попытаются они меня пришибить или подождут, пока я от старости загнусь?» — Ну, по твоему лицу я вижу, что Гарри тебе популярно разъяснил, в чем проблема, да? — съехидничала Пэнси. — Так что ты тут ресничками не хлопай, меня таким ветром не сдует, а бери Поттера и марш в укрытие, а я за директором по-тихому сбегаю. Не хватало еще панику поднимать. Сидите в Комнате, пока я эльфа не пришлю, а то, мало ли! Ух, и повезло же вам со мной, сил нет! И Пэнси упорхнула из спальни, оставив меня в полурасстегнутой толстовке и с не до конца обутым ботинком. В углу, как ни в чем не бывало, храпел Гойл. Я пожал плечами, быстро завершил туалет и вышел из комнаты. В углу, у дотлевающего камина, стоял домовик, испуганно тараща глазищи и прижимая в страхе уши. — Прошу вас, господин Малфой, пойдемте с Долли. Долли проводит господина Малфоя, чтобы с ним ничего не случилось, — домовик едва не писался от страха, но поклонился мне так, что кувыркнулся на пол. Это придало мне немного уверенности в себе и чуточку оптимизма. Мы бежали по пустынным гулким переходам замка. Пока вокруг было тихо, но мне ли не знать, какой канонадой может обернуться самая мертвая тишина! Поттер сосредоточенно молчал, мне казалось, что я слышу шуршание его несмазанных шестеренок в моем мозгу, но это, конечно, мне только казалось — еще не хватало поттеровские мыслишки слышать! Хотя… Додумать, я не успел — мы прибежали в Больничное крыло. Свет в комнате Помфри не горел, она даже не подозревала, что Драко Малфой сейчас будет, рискуя жизнью, спасать нашу национальную достопримечательность! «Поменьше патетики, Малфой, а то сам разревешься от своих же выдумок!» — Поттер, как обычно, был готов оборвать мои самые приятные мысли. Я прокрался в помещение, где до сих пор валялся безучастный почти что трупик Поттера. Тот ожидаемо дрых, не подозревая, что сейчас снова окажется в моих умелых объятиях… «О, Мерлин, Малфой! Сколько же в тебе самолюбования! Была бы колдокамера, я бы тебя щелкнул для потомков! Но с чего ты решил, что я ничего не подозреваю? Я же в тебе сейчас нахожусь, и вижу все, до последней, твои грязные мыслишки» Ну, вот как после такого его спасать? Кто бы меня уже от него спас! Но я не стал опускаться до перепалки с Потти и схватил его тело в охапку. «А ты тяжелый!» Кряхтя, я устроил нашу героическую личность поудобнее в своих объятиях. Потти висел на мне, как обморочная барышня, увидевшая голого Темного Лорда. Немного пригибаясь под тяжестью его немаленького веса, я потащил Поттера к выходу. Кстати, при этом не сработала никакая сигнализация. Вот так у нас берегут народное достояние! Придуши я Потти подушкой, никто бы и не почесался! Прямо обидно, как после Победы все потеряли бдительность! Ну, ничего, визит недобитых Пожирателей быстро приведет всех в тонус! Вот тогда-то они и забегают в поисках своего карманного любимчика, а его-то и нет! Умыкнули, злодеи! А потом я, такой весь спаситель спасителя, выберусь на свет божий, и станут все мне почести воздавать, как я давно этого заслуживаю… «Мерлин мой, тебя в детстве на пол не роняли?» — Поттер в моей голове явно был подавлен обилием и красочностью моих фантазий. — «И, кстати, мне, конечно, дико льстит, что ты так нежно меня к себе прижимаешь, но, если бы ты вспомнил про Мобиликорпус, всем стало бы поспокойнее» Я остановился как вкопанный. Этот неблагодарный меня еще учить будет? Так где же он раньше был, такой умный, пока я из сил выбивался, таща на своих хрупких плечах эту неподъемную тушу?! Я разжал руки, и Поттер бесформенным мешком брякнулся к моим ногам. «Ну, ты и сволочь, Малфой!» — прошипел Потти, наглядно представив, что испытал бы сейчас, будь он в себе. Я невозмутимо достал палочку. Руки от недавних усилий чуточку дрожали. Прошептал «Мобиликорпус», и мы без особых проблем двинулись дальше. Эльф семенил впереди, забегая и разведывая, нет ли опасности за углом. Я, изящно держа палочку тремя пальцами, транспортировал тело Поттера. Поттер, в свою очередь, стукался головой обо все выступающие поверхности, издавая гулкий звук. А вот Поттер, сидевший уже даже не в моей голове, а в моих печёнках, сжав зубы, матерился после каждого неудачного виража. А что я могу сделать, если он такой неуклюжий, даже, когда я его левитирую? В общем, добрались мы весело, но не так быстро — в Хогвартсе было слишком много разных углов, где еще не отметилась голова нашего героя. Не мог же я допустить такой несправедливости? Наконец эльф пискнул что-то неразборчивое и исчез. Я трижды прошел мимо стены, таща за собой, как собачку на поводке, летающего Потти, и проговаривая про себя, какую я хочу комнату для нас обоих. Комнату я хотел безопасную, уютную, нескучную, пожалуй, немного романтичную, и чтоб обязательно камин! «На фига тебе романтичная комната?» — устало проговорил Потти, когда мы открывали проявившуюся дверь. Я бы тоже был таким усталым, если бы, не закрывая рот, матерился на протяжении всего пути. Какой же он все-таки неблагодарный, этот Поттер! Для него же старался! — А вдруг я заскучаю, а рядом ты, такой беззаботно-неподвижный. Или ты сам слишком начнешь язык распускать, а тут все под рукой: и свечи, и вино, и огонь в камине. Даже ты не устоишь, поверь! Мы вошли в комнату, и я остолбенел. Дар мысли потерял даже Потти. Его тело, оставленное без моего внимания, тихо спланировало на пол, немного стукнувшись многострадальной головой. Комната была обставлена в стиле борделя позапрошлого века. Причем, весьма пошленького борделя! — А откуда ты знаешь, как бордель выглядит? — влез Потти со своими «умными» замечаниями. — По крайней мере, я теперь знаю, как выглядит твое понимание романтики. — Нет, это не я! Вот честно! — я пытался оправдаться, придавленный роскошью вульгарной пошлости. — Хотя, может, это Комната еще не до конца отремонтировалась после пожара. — Угу, скажи спасибо, что после того, что вы с дружками тут устроили, она вообще тебя на порог пустила! — Ну, пустила же. Чего прошлое ворошить? Наверное, это она на тебя так реагирует. — Так, пока ты не изошел слюнями от счастья, опусти меня на вон те подушечки, — скомандовал Потти. — С удовольствием! — радостно пропел я и со всего размаху плюхнулся в ворох крохотных подушек, разбросанных у камина. Я вздохнул и блаженно вытянулся во весь рост. — Эй-эй, я себя просил переместить, а не тебя! — А по-моему, все на своих местах. — Это ты считаешь местом для меня — коврик у порога?! — По-моему, тебе там самое место! Будешь изображать моего домашнего пса. — Эх, я бы сейчас полжизни отдал только за возможность съездить тебе по уху! — Потти, Потти, ну, ничему тебя жизнь не учит! Я снова достал свою палочку и подлеветировал тело Поттера к себе в подушки. Аккуратно уложил его конечности, чтобы не валялись, как попало, и, томно вздохнув, сложил на грудь Поттера руки, уперевшись в них подбородком. Поттер ошеломленно замолчал, чувствуя, что снова начинает проигрывать мне в споре. Как хорошо иметь такой весомый, во всех смыслах, аргумент! Я разглядывал бледного, какого-то даже нездорово полупрозрачного Поттера, и мне стало не по себе. Интересно, а что будет, если он никогда не сможет вернуться обратно в свое тело? В последний раз, когда я его видел, Поттер был гораздо румянее и выглядел здоровее, несмотря на многочисленные синяки и ссадины. — Тебе не кажется, что я вдали от себя умираю? — сумбурно высказался Поттер, и я вздрогнул от того, что он высказал именно то, о чем я пока и подумать не успел. Я понял, о чем говорил Потти. Его душа слишком долго находится вне его тела, и оно начинает забывать, что такое — жить. Он сейчас, словно поцелованный Дементором — пустая оболочка, без искры души. А ведь все знают, что после Поцелуя Дементора люди умирают в считанные месяцы. Не может марионетка существовать без ниточек кукловода — без души. — Что будем делать? — без надежды на ответ спросил Поттер. — А я откуда знаю. Тебе бы в Мунго лечиться… — Эй! — Я в хорошем смысле слова, не хорохорься! Тут нужен специалист. Что я могу знать о таком? Я всего лишь ученик Хогвартса, у меня еще даже диплома нет. — Малфой… — Что? — Мне страшно. — Мне тоже. — А тебе-то чего? — Ну, если ты умрешь, то я уже никогда не избавлюсь от тебя. Придется жить с этим надоедливым раздвоением личности. — Ну, ты и скотина, Малфой! — засмеялся Поттер, поняв, что я попытался разрядить обстановку. — Может, если ты подольше пробудешь рядом со своим телом, тебе станет лучше? — Что это ты хочешь предложить? — подозрительно проговорил Поттер. — Да я уже не предлагаю. Я делаю. Я пододвинулся поближе и притянул безвольное тело Поттера к себе. Закинул на его бедро ногу, обнял и уткнулся носом в плечо. — Малфой, даже не думай… — Слушай, заткнись уже, пожалуйста, — оборвал его я. — Дай поспать, в конце концов! Из-за тебя же меня подняли ни свет, ни заря. Так что, имей совесть, помолчи. Не буду я на твою девственность покушаться, успокойся! — А с чего ты взял… — Поттер явно хотел что-то сказал, но осекся. Мне уже было все равно. Я засыпал, обнимая своего лучшего врага. * * * Пробуждение было более чем странным. За несколько последних дней я привык просыпаться с мыслями в Поттере, а теперь я открыл глаза и увидел его рядом во плоти. В очень симпатичной, что греха таить, плоти, к тому же, за ночь, проведенную вместе (Мерлин, как звучит-то!) щеки Поттера порозовели. Он уже ничем не напоминал ту полупрозрачную мумию, которой был еще вчера. — Вот видишь, а мы боялись! Даже брюки не помялись! — пропел я и с наслаждением потянулся. — Ничего я не боялся, — буркнул всегда готовый поспорить Поттер. — Ну, мне-то не рассказывай. Небось, всю ночь в оба глядел, чтобы мне всякие приятности про тебя не приснились. Да ладно, не красней, не трону. — Да пошел ты! — Да, я бы и пошел, да только где тут туалет? — напомнили о себе утренние надобности. Туалет оказался за ширмой. Я взглянул на него и покраснел. Он представлял собой миленький ночной горшочек в голубую незабудку. Делать было нечего и, проклиная того призрачного архитектора, что выдал мне именно такую вариацию Комнаты, я справил нужду. Умывальник в виде медного кувшина, таз и белоснежное полотенце находились за следующим изгибом ширмы. Приведя себя в порядок, я посетовал только на то, что тут не было бритвы или, хотя бы, самого дешевенького Бреющего Зелья. Пришлось делать вид, что собираюсь отращивать бородку. Поттер подозрительно долго молчал, не прокомментировав даже мое сражение с ночным горшком. — Ты там не умер в моей голове? А то мне только трупа в мозгах не хватало для полного счастья. — Мне очень неудобно… — Ладно, чего неудобного? Вот мне было неудобно моститься на том горшочке, словно я двухлетка какой. Так что, все относительно. Что ты хотел? — Ты не мог бы снова лечь со мной? — Вау, Потти! В тебе проснулся похотливый зверек? — Да иди ты! Просто мне действительно стало лучше, когда ты был рядом. Может, ты был и прав. — Я всегда прав. Только я сначала позавтракать хочу. Эй, кто-нибудь хочет нас покормить? — крикнул я в пустоту Комнаты. Ответ не замедлил прибыть в виде подноса с холодным соком, горячим кофе, тостами, маслом и мармеладом. Перекусив, я был готов обнять весь мир, не то, что бессознательного Поттера! — Ты только не увлекайся там! — предостерег меня наш святой девственник. Я решил, что мне надоело прижимать к себе тушку Поттера, и произвел маленькую перепланировку: подложил ему под спину как можно больше валиков и подушек, раздвинул его ноги и улегся прямо на него, облокотившись на мягкое тело спиной. Поттер в моей голове, наверное, уже ногти по локти сгрыз от беспокойства за свою бесценную невинность, но я только удобнее устроился и приготовился вкушать целый день безделья в компании с Поттерами: один, своей безропотностью и сговорчивостью, мне нравился больше другого, но без этого другого было бы скучновато. Тут я почувствовал, что лежать стало как-то неудобно: что-то твердое впивалось мне в спину. — Не льсти себе, Малфой, это не я, — ехидно прокомментировал Поттер мои подозрения в природе этого неудобства. Я привстал и рукой нащупал мешающий мне предмет. Им оказалась небольшая книжка в мягком кожаном переплете, но с металлическими уголками. Улегшись обратно на уже не сопротивляющегося Поттера, я раскрыл книжку, предвкушая увлекательное чтение. Из-за всех этих забот и тревог я уже почти неделю книгу в руки не брал, а читать я люблю не меньше, чем эта зазнайка Грейнджер! Я бы сейчас даже Нумерологию с удовольствием почитал — лишь бы были буквы! Но книжка оказалась пустой. Ни одной, даже дневниковой, записи! — Знал я одну похожую книжонку, — подозрительно встрял в мои огорчения Поттер. — Она тоже сначала ничего не показывала. Зато потом… Да ты про нее в курсе, Малфой. Это же твой папик подсунул тогда дневник Волдеморта в котел Джинни. — Так, кто старое помянет — того взасос поцелую! Так что, бойся меня, Поттер. Кстати, это идея! — Какая еще идея? — растерялся Потти. — Поцеловаться? — Ага, сейчас, разбежался! Что с тобой происходит, Поттер? С чего такая озабоченность? Я закрыл книжку, подумал, что бы я хотел прочитать и открыл первую страницу. На форзаце красовались веселые жизнеописания Мерлина в прочтении для детишек. Я обожал эти истории в детстве! Приготовившись погрузится в любимый беззаботный мир старого доброго волшебника, я перевернул следующую страничку, как вдруг: — Слушай, Малфой, а если у нее загадать заклинание или, хотя бы, возможный способ, как меня вернуть обратно, она сможет предоставить такую информацию? — Она все может. Это огромная редкость. Таких книг в мире почти не осталось. Надо же, и как только эта уцелела при пожаре, ума не приложу! — А что такого редкого? Любой Интернет тебе и побольше информации выдаст. — Я ничего не знаю про твой интернет, так что, не ругайся на меня незнакомыми словами. А книга… Ты же в курсе, что представляет из себя Выручай-Комната? — Ну, в общих чертах… — Тогда ты можешь называть эту книгу Выручай-Книгой! Все книги, написанные до сего дня, будут предоставлены по одному твоему требованию. Даже те, которые утеряны насовсем. Все, что когда-либо было написано пером, найдется здесь. Это великая Книга, но она может и натворить великих бед в неправильных руках. — Ну, тогда ты ее мне отдашь. Мои руки поправильнее твоих будут. — Это еще Трелони надвое сказала! — Так ты поищешь способ моего возвращения, или мне организовать тебе мигрень? — Ладно, сейчас посмотрю, что сразу-то угрожать? — проворчал я. Признаться, я был уверен, что после того, как мы найдем нужный способ возвращения Потти в себя — а в этой книге мы его точно найдем! — наше шаткое перемирие на грани фола прекратится. Странно, но за эти дни я даже привык к тому, что у моего сознания появился такой сосед, заменяющий мне совесть. Как бы то ни было, я вдруг со странной грустью понял, что, когда все закончится, мне будет не хватать общения с Поттером. Я вздохнул, сосредоточился на нашей проблеме и открыл книжку. Исписанной там была только одна страничка. И та не целиком, а всего лишь наполовину. Для верности пролистав всю книгу до конца, я снова открыл первую страничку. — Ну, что там? — нетерпеливо попискивал Поттер. Я прочитал инструкцию, написанную ровным красивым почерком на латыни, и не поверил своим глазам. Перечитал еще раз, тщательно разбирая и проговаривая про себя все возможные толкования слов с латыни на английский. Вариантов того, что я что-то недопонял, не оставалось. — Ты все понял? — спросил я у Поттера убитым голосом. — Все, — так же убито ответил он мне. Мы помолчали минут пятнадцать, тщательно обдумывая все варианты, но их было всего два: или мы делаем то, что написано в книге, или Поттер остается вечным спутником на орбите моего сияющего разума. И, если верить книге, то времени на исполнение инструкции у нас почти не оставалось: следовало завершить все до истечения недели после происшествия, иначе душа Поттера никогда уже не вернется в свое тело. Некуда будет возвращаться. Трупы не оживают сами по себе. — Я не хочу, — пискнул Поттер. — Я тоже, — нехотя признался я. То, что нам предстояло сделать, пугало меня до чертиков. Я прекрасно помнил, чем все обернулось, когда мы целовались в прошлый раз… а тут… — Мы должны решить сейчас, Поттер. Если мы этого не сделаем за эти сутки, ты погибнешь. — Я не верю! Это какой-то дурной сон! Не может быть все так пошло и примитивно! — Может. Судя по стилю и почерку, этот способ придумали задолго до того, как латынь вошла в моду по всей Европе, и на ней заговорили все, кому не лень. Раньше это был язык магов, но после того, как магглы его обесценили, он умер. — Слушай, давай короче, без этих твоих лирических отступлений! — А если короче, то подставляй ладошки: раньше вся магия была завязана на материи. На природе, на еде, на воде, но больше всего — на самом человеке. Ты еще скажи спасибо, что от нас только это требуется! Бывали такие заклятия, которые требовали последней капли крови творившего их. Так что, мы еще относительно легко отделались. — Тебе-то просто говорить! Это не тебя сейчас… унижать будут! Я, честно говоря, оскорбился в лучших своих чувствах! Я тут ношусь с ним, как Хвосторога с яйцом, пылинки с него сдуваю, а он меня считает унижающим его достоинство! — Да пошел ты, Поттер! Мне-то не больно это все надо! Можно подумать, что быть с тобой — великое счастье! Не льсти себе! Тоже мне, принцесса! Я ногой отпихнул от себя тело Поттера, сгреб себе несколько подушек помягче и улегся у камина. Огонь, играющий на поленьях, отвлекал меня от раздумий о жестокой мести. В конце концов, я чуток пришел в себя от оскорбления Поттера. — Ладно… ты это… Малфой, извини, — выдавил из себя Поттер, почувствовав, что я смягчился настолько, что не стану посылать его сразу. Но я гордо молчал. Никто никогда еще не смел отвергать Драко Малфоя! А этот лохматый придурок умудрился сделать это дважды! Причем, второй раз это ударило гораздо больнее! Ладно еще, в детстве, тогда он был мелким, ничего не знающим о мире волшебников маггловским выкормышем, но теперь-то он стал умнее, должен же понимать, что к чему на этом свете! Хотя, это же Поттер — вечное недоразумение и заноза в ж… попе! Постепенно Поттер меня разговорил так, что я перестал отмалчиваться, а просто ехидно комментировал все, что бы он ни говорил. Поттер терпел, понимая, что сам виноват. Вдоволь натешив свое ущемленное самолюбие, я, наконец, согласился рассмотреть возможность вероятной помощи недругу по несчастью. — Я в сотый раз извиняюсь, Малфой, — выдавил из себя Поттер. После девяносто девятого раза у него это получалось почти искренне и даже немного убедительно. — Мне очень нужна твоя помощь. Если ты не согласишься… Сам, в общем, понимаешь, что тогда… Прошу тебя, как человека, которого знаю много лет, — помоги мне. — Ладно, уговорил, — милостиво согласился я. Поттер вздохнул с таким облегчением и надеждой, что мне даже стало стыдно, но всего на полсекундочки! Мы вдвоем перечитали каждое слово, написанное в Выручай-Книге, и я приступил к ритуалу. Я отодвинул все подушки, оставив Поттера лежать на ковре. Снял с него и с себя рубашки, стянул наши брюки (Поттер был в пижаме, поэтому трусов на нем не было, и я мысленно позлорадствовал над его явным смущением). Набрав в рот холодной воды, я улегся сверху на совсем голого Поттера. По коже побежали взволнованные мурашки. Наши тела стало тянуть друг к другу. В моей голове начали путаться мысли, и, чтобы совсем не растеряться, я быстро наклонился и поцеловал Поттера. Мысленно я твердил заклинание отказа от нежданного дара, Поттер вторил мне древними словами благодарности за приют. Вода из моего рта перешла в рот Поттера, и он глотнул! У нас получалось! Я продолжил целовать его, чувствуя, как безвольное тело начинает оживать подо мной. Я с восторгом ощущал, как наливаются его мышцы, как неровно стучит сердце, как дрожат его ресницы, щекоча мои скулы. Я не останавливался, продолжая проговаривать слова отказа, не замечая, как меня самого затягивает в водоворот. То, что я испытал, поцеловав Поттера в первый раз в Больничном крыле, стократно усилилось под воздействием древней магии. Ничего вокруг больше не существовало. Единственным центром Вселенной оставались губы Поттера, начинающие отвечать мне. Ощущение податливости ушло, и теперь мои губы встречались с жаждущим ртом моего самого преданного и лучшего врага. Мы впервые стали единым целым. Мы были всем миром, и весь мир был в нас! Бурный оргазм потряс нас обоих одновременно, и мы смогли открыть глаза. То, что я увидел, заставило меня закричать от ужаса. Поорав дурным голосом, я отключился. * * * Я пришел в себя не сразу. Кто-то очень настойчиво пытался докричаться до меня, но я, плывя на волнах спокойствия и блаженного неведения, не понимал, зачем мне нужно возвращаться. Голос казался смутно знакомым, очень назойливым и тревожным. Чтобы отделаться от него, мне пришлось прийти в себя. — Слава Мерлину! Ну, и напугал же ты меня, приятель! Чувствовал я себя как-то очень странно. Комната закружилась перед глазами, и я инстинктивно вытянул руки, чтобы затормозить свое падение, но меня ждало страшное открытие: рук не было! Как и тела в целом! Ни в целом, ни в частном, ни в разобранном, ни в разорванном виде! Не было ничего, чем я так привык бездумно пользоваться. Оставалось только одна способность — мыслить. Уговоры, что я мыслю, значит — существую, не действовали! Возможность мыслить, но без возможности хоть как-то двигаться, ввергла меня в ступор. Если бы я был в своем теле или, хотя бы, в каком-то подобии тела, я бы сейчас сжался в клубочек и, обхватив ноги, бездумно раскачивался из стороны в сторону, изображая душевнобольного. Но и этой малости я был лишен. Первобытный ужас сковал меня, я хотел забиться в самый темный угол, заснуть, проснуться — и чтобы все вернулось, как было! — Ну, как ты? — Мерлин, кто это? — Это всего лишь я, Гарри. — Какой, твою мать, Гарри? — Который Поттер, — терпеливо, словно маленькому, объяснял мне невидимый собеседник. — Тот самый, на которого ты сверзился на матче по квиддичу. Тот самый, который почти неделю жил в твоей голове, доводя тебя до белого каления. Тот Гарри, которого ты спас, — тут Поттер, а это был точно он, я узнал его голос, запнулся, — поцеловав в древнем ритуале отказа от непрошеного дара. Вспомнил? — Мерлин, да, — застонал я. — Но лучше бы я просто умер. Что, на хер, произошло? — Во время ритуала что-то пошло не так, и ты оказался втянут в мое тело, как когда-то я — в твое. — А где мое тело? — забеспокоился я. — Вон лежит. Поттер повернул голову, комната снова закружилась, но уже не так неприятно, и я увидел себя. Я лежал на мягких подушках, прикрытый легкой шелковой простыней, стройный, красивый и невинный — просто спящий ангел! Самолюбование в какой-то мере помогло мне понять, что я прихожу в норму. Только что-то все еще было не так. Спустя мгновение напряженного мыслительного процесса, я понял: не было ехидных замечаний со стороны Потти. Он бы не пропустил такой подкол! — А чего это я не слышу остроумных комментариев на свою мысль? — осторожно осведомился я. — Я не могу слышать твои мысли, не произнесенные тобой вслух. То, что ты думаешь, для меня скрыто, как раньше мои мысли были скрыты для тебя. А что ты подумал? — Что ты дурак, — буркнул я, немного приободрившись. Видимо, мне придется теперь проводить много времени наедине с собой. За то время, что Потти был во мне, я как-то отвык от мысленного одиночества. — И что теперь делать? — спросил я. — Что пошло не так в этом простейшем ритуале? — Это ты меня спрашиваешь? Ты же на меня навалился всем весом, я там был как наблюдатель, не больше. — Доставай эту книжонку, сейчас мы ей зададим! Я по привычке сделал попытку протянуть руку и, только удивившись, что ничего не получилось, вспомнил, что тела у меня больше нет… Я чуть не расплакался, честное слово! Одно дело — понимать, что с тобой произошло, а совсем другое — ощутить на себе последствия происшествия. — Так, посмотрим. Комната привычно уже закружилась, и я увидел перед собой Выручай-Книгу. Поттер старательно задумался о способе разрешения возникших побочных эффектов, а я обалдевал от осознания того, как четко я могу слышать его мысли! Неужели и у него так было? Это что-то потрясающее, куда там Легилименции! Закончив думать (Мерлин, это, и правда, было удивительно: наблюдать ход мысленных процессов другого человека!), Поттер открыл книжку. Ну, конечно! Как его проблему решать — так там полстранички было исписано, а как мою — так добрая половина книги! Я разозлился и загорелся желанием кого-нибудь хорошенько пнуть. Ах, если бы я мог напинать Поттеру по мозгам! Но это так и останется в моих самых тайных эротических фантазиях… — Я латынь плохо разбираю, так что, давай, включайся в процесс, — проговорил Поттер вслух. Его «внешний» голос казался гулким и грубым. Я снова удивился тому, сколько нового я узнал за последние полчаса! Шрифт прыгал и расплывался перед глазами. Я никак не мог сосредоточиться. — Слушай, Поттер, — разозлился я, в очередной раз сбившись и вернувшись к началу страницы, — сядь уже ровно на свою задницу и не шевелись! Не дыши даже! И очки надень, я же ничего не вижу твоим зрением! — Мои очки остались в Больничном Крыле, на тумбочке возле кровати, — огрызнулся Поттер. — Ну, извини, я же не знал, что ты так скоро начнешь своими ногами ходить, — отпарировал я. И с наслаждением добавил: — Знал бы, я бы тебе и трусы прихватил. Поттер покраснел. Это было удивительно! Я чувствовал все его эмоции, как если бы они были моими собственными, но усиленными в тысячу раз! Теперь понятно, почему его так расплющило, когда мы в первый раз поцеловались! Как он там не обкончался в моей голове — уму непостижимо! Надо будет поработать с этим благодатным подопытным материалом, пока есть возможность. Теперь от меня не скроется ни малейшая из его эмоций! Придя таким образом в прекрасное расположение духа, я приступил к чтению. Конечно, читать было трудно из-за близорукости Поттера, но, постепенно продираясь через расплывающуюся латынь, я смог понять, в чем была наша ошибка, но делиться своим открытием с Поттером не спешил. Мне требовалось немного времени на обдумывание. — Ну, что там? — заторопил меня Поттер, почувствовав, что молчание затянулось. — Не мешай, дай подумать. А пока, чтобы я не стал остывать, как недавно ты, — марш ко мне и начинай обниматься. Массаж, так и быть, можешь не делать, я все равно не почувствую. — Перебьешься, — проворчал Поттер. Но все же он присел рядом с моим прекрасным телом. Обниматься не стал, но сел так, чтобы касаться меня бедром. Я чувствовал волнение, раздирающее Поттера. Моя близость очень сильно волновала его. Я взял это на заметку, но пока решил обдумать то, что прочитал в книге. По всему выходило, что напортачили в ритуале мы оба. Когда ритуал проводился между людьми, не испытывающими друг к другу ничего, кроме желания вернуть все на свои места, заклятие срабатывало, как надо: все рассасывались по своим телам и расходились в разные стороны. Но если между людьми, оказавшимися в таком положении, существовала сильная связь, то ритуал срабатывал абсолютно непредсказуемо! Мне еще повезло, что Поттер, поняв, что случилось нечто непредвиденное, не отпустил меня! А ведь мою душу вообще могло выбросить вон из этого мира! Я бы стофунтово умер, если бы Поттер не держал меня, зовя обратно! Это открытие взволновало меня, но еще больше смутил другой факт, рассказанный книгой: оказывается, я настолько хотел раствориться в Поттере, что добровольно отказался от дара жизни, лишь бы он был жив. Это напугало меня до маленьких зеленых гиппогрифчиков! Разве мог я настолько хотеть Поттеру добра? Это же Потти, над которым я изгалялся, как только мог, и который в этом отвечал мне полной и абсолютной взаимностью! Мне стало казаться, что мир во второй раз встал с ног на голову. Более того, выяснилось, что, когда мы падали на том проклятом всеми богами матче, именно я, успев подумать, что Поттер, оказавшийся подо мной, вряд ли выживет после падения с такой высоты, да со мной на хребте, втянул его вытряхнувшуюся душонку в себя, уберегая от смерти! Кто бы мог подумать: я — и спаситель своей же занозы в заднице! Кто еще в здравом уме будет так делать? Получается, что мы с Поттером связаны порочным кругом должников по жизни. Сначала он мне спас жизнь, когда горела Выручай-Комната, потом его спас я, потом снова он — меня, и так будет всю жизнь! Мы так прочно повязаны, что никуда не сможем деться друг от друга. Это не то, чтобы огорчило меня, но точно привело в уныние. Знать, что человек, с которым тебя связывает взаимная неприязнь, — твой спутник по Судьбе… Я нарочно, как мог, долго мусолил тему наших с Поттером нелегких отношений, потому что боялся думать о том, что нам еще только предстоит сделать. Процедура обратного перемещения меня в мое же собственное тело не будет такой простой и невинной, как это было с Поттером. Что там Потти ныл про унижение? Вот теперь-то он поймет, как ему повезло, потому что настоящее унижение придется на мою долю. — Поттер, — мрачно позвал я, понимая, что нельзя тянуть книзла за яйца бесконечно. — Что? — вздрогнул Поттер. — Ты чего шарахаешься так? — удивился я. И тут до меня дошло: пока я был в мрачных раздумьях о своей жизни, Поттеру надоело сидеть, и он лег рядом со мной. И, конечно, само собой случайно получилось, что его рука начала поглаживать мою голую грудь, вырисовывая на ней всякие романтичные узоры. Кто бы смог его осуждать? Держать руки при себе, когда рядом лежит такое совершенство? Я с удовольствием озвучил эту мысль, чувствуя, как водоворот поттеровского смущения и замешательства уносит меня. Когда Поттер успокоился настолько, что перестал краснеть, аки девица, я продолжил, мрачнея с каждым произнесенным мною звуком: — В общем, так, Поттер. Когда мы перемещали тебя, очень многое пошло не так. Да ты и сам заметил, наверное. Сразу скажу: виноваты тут мы оба, но больше всего — ты (не мог же я ему правду сказать!), так что расхлебывать тоже будешь ты. — Ты меня пугаешь, Малфой. Мне что, придется Черную Мессу проводить? — Хуже, — совсем мертвым голосом сказал я. — Нам нужно трахнуться. — А? — Ты меня слышал. Не заставляй повторять это снова, иначе меня вырвет прямо на твой девственно-гладкий мозг без признаков второй извилины. Воцарилось молчание. Поттер молчал, потому что переваривал эту новость. Я молчал, потому что захлебывался в шторме поттеровских эмоций. Когда я уже решил, что не выплыву и так и буду вечно дрейфовать по разуму несдержанного Поттера, он, наконец, стал успокаиваться. Но молчали мы еще очень долго. Часа три, не меньше. Когда адреналин, вызванный шоком, рассосался, Поттер смог думать связно и более конкретно. Я узнал много интересного: от того, что я, наверное, шучу и издеваюсь, до робких попыток представить, а как оно на самом деле будет, если вдруг окажется правдой? И тут тоже было странное открытие: Поттер размышлял о возможности секса со мной так целомудренно и смущенно, что я чуть не расплакался. От ужаса. Если этот нескладеха, толком ни разу не целовавшийся, попробует заняться сексом со мной, таким нежным и беспомощным… Мама, роди меня обратно! Мысли о том, что у меня, вообще-то, в таких делах опыта было не больше, чем у Потти, я не допускал. Она просто не доходила до моего сознания, отсеиваясь, как слишком болезненная и несовместимая с жизнью. Представлять, что в свой первый раз с мужчиной сверху буду не я… нет уж, увольте! По ходу дела как-нибудь разберемся. А когда я окажусь в своем теле, тут же зааважу себя от стыда и унижения. — Ладно, Малфой, я согласен. Роковые слова были произнесены, и смутные надежды на то, что, может, мне еще удастся отсидеться в уже казавшемся таким уютным черепе Поттера, стали таять, как мороженое в летнюю жару. Обратного пути не было. — А что делать-то надо? Этот вопрос поверг меня в дикую неконтролируемую истерику. Если бы я мог, я бы бегал сейчас кругами в черепе Поттера, пиная все его чувствительные нервные центры и убиваясь о его высохшие на хер мозги! * * * Мы с Поттером стояли и смотрели на мое неподвижное и прекрасное тело. Я был похож на Очарованного принца из сказки. Вот бы и тут можно было обойтись поцелуем, чтобы пробудить меня от заколдованного сна! — Ты похож на Белоснежку, — сказал Поттер. — На кого? — Это старая маггловская сказка про то, как злая мачеха отравила из зависти свою падчерицу, и как нашелся прекрасный принц, который поцелуем пробудил девушку ото сна. — Не наш случай, — мрачно сказал я. — Ты не прекрасный принц, и меня не отравили. Я сам втравил себя в это, ну, и ты тоже. — А еще в той сказке говорилось, что девушка год прожила с семью гномами, всячески угождая им, — вкрадчиво произнес Поттер, явно на что-то намекая. — Давай уже скорее покончим с этим? — С чего мне начинать? — Ты что, правда, хочешь, чтобы я давал тебе советы по ходу дела? — Нет уж, обойдусь! При мысли о том, что мне придется это сделать, у меня начинается паника, а если я стану слушать твои злорадные комментарии, то точно ничего не получится, — Поттер помолчал и выдал: — Слушай, Малфой, а если у меня на тебя не встанет? Я же не могу притворяться, что ты мне настолько нравишься… — Как это не встанет? — я даже обиделся. — Как у кого-то может не встать на такое совершенство? Да у меня у самого встал бы от одной мысли о себе! Так что, не валяй дурака, а принимайся за работу. Скорее начнем — скорее кончим, если ты понимаешь, о чем я. Поттер так несчастно вздохнул, словно я его на эшафот конвоировал. Я даже разозлился на него за такие глупости. Отвлекаясь на эмоции, было легче пережить то, что мне сейчас предстояло. Свет в комнате, хвала Мерлину, погас. Остался только один источник света — огонь в камине. Он отбрасывал повсюду неровные пляшущие тени, заставляя оживать неживые предметы. Комната сразу наполнилась какой-то таинственностью и предвкушением. Я понял по состоянию Потти, что он тоже ощутил эту магию. Поттер смущенно разделся, словно я мог его видеть, и скользнул ко мне под легкое покрывало. Испуганно замер. Я слышал, как оглушительно колотится его сердце. Не ровен час, он так инфаркт схватит. И я запел древнюю венчальную песенку. Не знаю, почему именно ее, может, потому, что ее напевали своим напуганным суженным в первую брачную ночь все мужчины рода Малфой? В простых и нежных словах таилась древняя вербальная магия, успокаивающая и разжигающая желание даже в самых строптивых невестах. Моя песня успокоила и Поттера, он стал дышать чуть ровнее, пульс уже не бил набатом мне по ушам. Я продолжал петь, отрешившись от всего. Я не хотел видеть того, что он будет делать, но не мог не чувствовать отклика самого Поттера на свои действия. Я будто бы стал чувствовать его руками, видеть его глазами, ощущать то же, что и он. Взвинченными до предела рецепторами я воспринимал касание своей кожи о ладони Поттера. Он гладил меня так осторожно и нежно, словно я был эфемерным, словно одно неловкое движение — и я растаю. Поттер не стал бросаться на меня, лишь бы скорее расправиться с делом, он изучал мое тело с таким интересом, что я стал смущаться. Где-то в глубинах разума Поттера я изо всех сил жмурился, чтобы только не видеть происходящее, но не мог отрешиться от ощущений самого Поттера, которые стали переполнять его. Я продолжал петь, цепляясь за древнюю венчальную магию, как за единственный маяк в темноте гормонального шторма, что окружал сейчас меня. Дыхание Поттера стало немного легким и поверхностным, но уже не из-за испуга, а по другой, более приятной причине. Он продолжал ласкать мое тело, словно надеясь, что вызовет хоть какую-то реакцию. Сказать по правде, той частью эмоций, что я еще считал своими собственными, я стал чувствовать его прикосновения, как легкий прохладный ветерок, ласкающийся к коже. Я боялся этих ощущений, которые явно говорили мне, что действия Поттера находят во мне отклик. Все то, что разъединяло нас, делало нас врагами, сейчас стремительно таяло под чуткими и ласковыми пальцами Поттера. Я перестал сопротивляться своим желаниям, я просто полетел к ним навстречу, с каждой секундой все больше погружаясь в мир чувственных наслаждений. Ощущение единения, которое я испытал, целуя Поттера, повторялось, только на более высоком уровне восприятия. Я уже не отличал свое наслаждение от чувств Поттера, мы слились в одно целое и испытывали равное удовольствие. Его руки были деликатными и настойчивыми одновременно, его губы осмелились исследовать мою шею и грудь. Его дыхание обжигало мою кожу, и я с радостью принимал это. Он стал целовать меня так нежно, что я потерялся в наших общих ощущениях, отражающихся от наших душ, возвращающихся с утроенной силой. Я чувствовал его пальцы на моем члене. Чувствовал его восторг и одновременно смущение от прикосновения к моей плоти и ощущал собственный взрыв наслаждения, вызванного его действиями. Это было что-то необыкновенное! Я перестал бояться провала и унизительного, как мне раньше казалось, соития. Я сам подался бы навстречу все более решительным пальцам Поттера, если бы смог. Но мне оставалось только безвольно принимать его страсть, не имея возможности хоть что-то подарить ему взамен. Но, видимо, ему хватало и тех ощущений, что он испытывал, лаская меня. Он спустился еще ниже и робко прикоснулся губами к моему члену. Неловко и неумело, но со все возрастающей страстью, он целовал его. Единственным моим огорчением было то, что мое тело никак не реагировало на его прикосновения. То есть, я-то чувствовал все, но мое тело, лишенное души, оставалось равнодушным. Кажется, Поттер немного расстроился, что не смог вызвать у меня эрекцию. Подожди, Потти, вот вернусь в свое тело, и мы еще раз все это повторим! — Не смущайся, — осмелился шепнуть ему я. — Я чувствую все, что ты делаешь. Ты очень нежен, Поттер. — Я не знаю, что делать дальше, — его растерянность накатила на меня ледяной волной. — Видишь вон ту баночку справа от тебя? Если мне не изменяют твои близорукие глаза, то это любрикант. — А откуда он тут? — А откуда тут все по заказу? Не тупи, Поттер! — Ну, и что дальше? — Мерлин, ты что, никогда порножурналы не листал? — Нет, я такими глупостями не занимаюсь! — Такими глупостями занимаются все, горе мое! Открой баночку, зачерпни любрикант и начни подготавливать меня к сексу. Если ты не забыл, у меня это тоже впервые. В трех словах я описал Поттеру, как правильно это нужно делать, гоня от себя смущение. Одного робкого девственника нам хватит с головой. Он краснел, смущался, но слушал внимательно, проговаривая про себя все этапы подготовки. Вот если бы он так рецепты зелий учил, давно бы у Снейпа в любимчики выбился! Пальцы Поттера, скользкие от смазки, робко погладили мой анус. От этого прикосновения, будь я в своем теле, у меня наверняка перехватило бы дыхание. Мне уже было все равно, лишь бы продолжать то, на чем мы прервались. Словно прочитав мои мысли, Поттер снова начал меня целовать, продолжая готовить меня к первому в моей жизни сексу с мужчиной. Мое тело было податливым и покорным, и спустя короткое время Поттер снова щедро зачерпнул смазку и нанес ее на свой член. — Подожди, — вдруг испугался я. — Что? Я делаю тебе больно? — Нет, мне страшно. Это как прыгнуть в пропасть без надежды на страховку. — Мне тоже страшно, Малфой. Я боюсь сделать тебе больно, мне страшно, что ты возненавидишь меня за это. Мне страшно от того, что я начинаю чувствовать к тебе. Он говорил о своих чувствах и страхах, продолжая мягко ласкать меня влажными от смазки пальцами. Я открыл глаза и посмотрел на свое тело, распростертое под ним. Сейчас я видел себя его глазами. Я видел, с какой нежностью он рассматривает мое лицо, чувствовал одну его руку на своей щеке, а другую там, где, казалось, собрались все самые чувствительные окончания. — Смотри на меня, Поттер, — шепнул я. — Не закрывай глаза. Я хочу все видеть сам. Он кивнул и пошире раздвинул мои ноги. Я вздохнул и замер. И тут все смешалось в необыкновенный, сводящий с ума полярностью ощущений водоворот. Я чувствовал, как болезненно раздвигаются стенки моего ануса, я чувствовал, как что-то чужеродное проникает в мое тело, причиняя неизбежную и неприятную боль. Но я так же чувствовал восторг Поттера, который держался из последних сил, чтобы не причинить мне большей боли. Он задыхался и дрожал, приподнимаясь на руках. Его ощущения с лихвой перекрыли мою боль. Я застонал. Он принял это как сигнал к продолжению и двинулся чуть дальше. Я сходил с ума от его чувств, усиленных многократно для меня. Я плавился в его ощущениях от тесноты и жара моего тела. Я чувствовал, как он проникает в меня и одновременно его ощущения, я знал, как ему хорошо. Мы снова становились одним целым, даря друг другу невероятные переживания! То, что Поттер на грани оргазма, я почувствовал одновременно с ним. Я хотел этого еще больше, чем он! — Давай! — крикнул ему я. — Отдаю обратно непрошенный дар! — выкрикнул Поттер ритуальную фразу. Я едва не забыл, увлеченный переживанием его подкатывающего оргазма о главной цели, из-за которой мы и оказались в одной койке! — С благодарностью принимаю! — наскоро успел выкрикнуть я. И тут нас обоих подхватило вихрем оргазма Поттера. Я кричал, пронзенный миллионом игл сладчайшего наслаждения. Поттер выгнулся дугой, стремясь как можно дальше войти в меня. Он стонал, до хруста стиснув зубы. Я чувствовал, как его горячая сперма толчками выливается в меня, и одновременно чувствовал его экстаз! Все снова смешалось и взорвалось разноцветными осколками наслаждения! Я потерял себя, я потерял Поттера, я потерял сознание… * * * Когда я смог открыть глаза, то почувствовал удивительную негу. Хотелось свернуться калачиком и мурлыкать, не переставая. Я шевельнулся, ощутив некую боль пониже поясницы, резко сел на нашей импровизированной кровати и тут же охнул: зад саднило немилосердно. Поттер лежал на боку и странно смотрел на меня. — О, Мерлин! Я снова чувствую свое тело! — радостно закричал я, вскочив на ноги. Даже легкая тянущая боль не охладила моей радости от того, что я снова сам себе господин. Ощущения были немного странными: будто все тело затекло, а теперь колкими иголочками разбегалась по венам застоявшаяся кровь. Я пошатнулся. — Ты привыкнешь, — ровным голосом сказал Поттер. — Я тоже не сразу смог скоординировать движения, а ведь пробыл вне себя гораздо дольше, чем ты. Он продолжал изучать меня, словно ожидая, что я отмочу какой-нибудь номер. Я смутился. — Наверное, мне лучше прилечь. Я опустился на подушки и завернулся в покрывало. Поттер сделал попытку приобнять меня, но я шарахнулся от него. Еще мне тут телячьих нежностей не хватало! — Понятно, — сразу поскучнел Поттер. — Ладно, мне пора. В Хогвартсе, наверное, все уже на ушах стоят из-за моего исчезновения. — Им Пэнси все рассказала, — буркнул я, глядя, как Поттер начинает одеваться. Одевался он недолго — пижама не оставляла возможности собираться подольше, да он и не стремился остаться, отчего-то дрожащими руками натягивая штаны и застегивая рубашку. Я смотрел на его сборы и не мог шевельнуться. Я боялся его эмоций, я боялся своих ответных чувств. Теперь, когда я больше не знал, о чем он думает, все стало гораздо сложнее и запутаннее. Я не смел сделать первый шаг и не мог принять тот жест заботы от него — а вдруг это все в насмешку? Вдруг, стоит мне открыться, как он посмеется надо мной? Если он от меня отвернется и в третий раз, этого я, после всего пережитого, скорее всего, не вынесу. Лучше я буду сейчас один, чем позже, опять же, в одиночестве, но с разбитым сердцем. Поттер ушел, не обернувшись, тихо притворив за собой дверь. Я остался. И это одиночество — мысленное, духовное — оказалось гораздо более тяжким, чем я мог себе представить. Сердце скрутило странной судорогой. Оно словно рвалось обратно, поближе к тому, с кем я пережил самое странное, кошмарное и, в тоже время, самое лучшее приключение в жизни. Ощущение странного предательства охватило меня: я только что предал себя самого, ту часть себя, которая еще недавно была единым целым с моим невыносимым Поттером. Я зарылся в подушки, предпочитая не замечать горячую влагу, текущую по щекам. * * * — Нет, ты точно идиот, Малфой! — прошипела мне на ухо Пэнси. — После всего, что я для вас сделала, ты вот так просто отпустил его? — А что еще я мог сделать? — Да что угодно! Схватить его за ноги и опрокинуть обратно! Поцеловать его взасос так, чтобы у него ум за разум зашел! Трахнуть, в конце концов, в ответ, чтобы он сидеть неделю не смог! Ты понимаешь, что своими руками угробил свое, его и мое счастье?! — А ты-то тут при чем? — я озадаченно посмотрел на Пэнси. — Ни при чем, — огрызнулась она, злая, как стая голодных волкулаков в полнолуние. — Я потом тебе расскажу, если ты этого заслужишь! Подумать только! — воскликнула она, привлекая к себе внимание половины Большого зала. — Я пошла на страшный риск, — Пэнси понизила голос, когда на нас стали оборачиваться. — Я заставила вас поверить, что на школу нападают Пожиратели! Я договорилась с эльфами! Я подсунула вам редчайший раритет — книгу, передававшуюся по наследству в нашей семье уже Мерлин знает, сколько поколений! Я отмазала тебя перед учителями, сказав, что ты все еще нездоров после травмы! Я заставила Долли пить Оборотное Зелье с волосами Поттера, чтобы Помфри не подняла панику! Бедный домовик едва не свихнулся от безделья! Я потратила туеву хучу денег, чтобы организовать вам лучшее свидание в мире! Я рисковала всем, если бы меня услышали посторонние! Тут такое бы началось, меня могли бы посадить в Азкабан! — Ну, никто же не услышал, — слабо отбивался от нее я. — Это потому, что я подмешала всем в гостиной сонного зелья в сливочное пиво. Иначе с чего бы тогда все разбрелись по своим спальням до полуночи? — Не знаю, я еще раньше спать ушел. — А если бы кто-то все же подслушал меня? Статью за подстрекательство и сочувствие Пожирателям еще не отменили. Никто бы не стал разбираться, что я еще девчонка! — Что ты от меня-то хочешь? Медаль тебе на грудь, что ли, повесить? — Да пошел ты со своей медалью, идиот! Никогда раньше Пэнси не позволяла себе так со мной разговаривать. Наверное, я действительно сильно ее разозлил. Я вздохнул, глядя, как она быстро, словно бешеная комета, удаляется из Большого зала. Я перевел взгляд на стол Гриффиндора и вздрогнул. Поттер смотрел прямо на меня. Его взгляд ничего не выражал, кроме холодного любопытства, а потом он и вовсе отвернулся к своей рыжей прилипале Уизлетте. Видеть, как она цепляется за его руку, как по-хозяйски гладит его щеку, было выше моих сил. Я вскочил и побежал вслед за Пэнси, надеясь догнать ее. И пусть я наслушаюсь от нее много нелестного, но она в курсе моей тайны, она причастна к самому удивительному событию в моей жизни, и говорить с ней — словно снова прикасаться к тому чуду, что я пережил. Только рядом с ней я был уверен, что все произошедшее со мной не было сном, потому что в обратном меня убеждало все вокруг, и в первую очередь — Поттер. Наши стычки с ним прекратились раз и навсегда. Он перестал замечать меня. Я для него умер. Я читал это в его взгляде, который ловил случайно. Я видел это в его заново вспыхнувшем романе с девицей Уизли. Я знал это по счастливому виду его друзей. Их герой снова вернулся и никто, кроме троих человек в этом мире, не знал, кому он обязан своим спасением. И впервые в жизни я не хотел подобной огласки. Я повсюду ходил с Пэнси. Она, когда успокоилась, опять стала поддерживать меня во всем. Мы часами сидели у крохотной заводи на берегу озера под раскидистыми плакучими ивами. Она вслух читала мне какие-то стихи и рассказы о любви. Я не слушал, погруженный в свои воспоминания, но мне было хорошо от ее присутствия в моей жизни. Если бы не она, я бы точно свихнулся от одиночества и чувства безвозвратной потери. Но вскоре Пэнси стала уделять мне гораздо меньше времени. Она все чаще убегала от меня, отговариваясь смешными предлогами. Поговорить теперь мы могли только поздно ночью, когда она возвращалась с очередного свидания с таинственным поклонником. Мы говорили обо всем, кроме него. Я так и не узнал бы, кто он, если бы не одно происшествие. Утром к Пэнси прилетела сова с письмом. Она быстро развернула и прочитала его. Я успел заметить только неровный прыгающий почерк и фразу: «Сегодня в десять вечера, в Выручай-Комнате». Фраза запечатлелась в моей памяти как-то сама собой, но не успел я осознать прочитанное, как письмо скрылось в кармане мантии Пэнси. Я сделал вид, что ничего не заметил и ничего не видел. Весь день я мучился от любопытства и нетерпения. Не то, чтобы я ревновал Пэнси к кому-то, но ее скрытность разбудила во мне инстинкт охотника. Мне захотелось узнать, кто же этот таинственный мистер Икс. Это немного оживило мою жизнь. Было приятно почувствовать что-то, кроме тоски и боли. К Выручай-Комнате я прибежал раньше Пэнси — та еще прихорашивалась перед свиданием. Но ее кавалер уже был на месте — дверь Комнаты была приоткрыта, и оттуда доносились приятные звуки музыки. Я осторожно заглянул в Комнату. Для того, чтобы что-то увидеть, мне пришлось пройти вглубь комнаты и отодвинуть легкие газовые занавески. И тут одновременно случились два события, и я даже не понял, какое из них шокировало меня больше: за мной с громким стуком захлопнулась дверь, и человек, ожидающий Пэнси, повернулся ко мне лицом. — Ты?! — только и смог проговорить я. Мои колени задрожали, в горле пересохло. Я смотрел прямо в пораженно распахнувшиеся глаза Поттера. Он рассматривал меня так, словно я ревнивый муж, невовремя вернувшийся из поездки. Я смотрел на него, и мое сердце заходилось от боли и предательства двух самых близких мне людей. Я повернулся и дернул дверь на себя. Но она не поддавалась ни на толчки, ни на Аллохомору, ни на мои маты. Мы оказались заперты в Комнате с моим бывшим любовником, который, как оказалось, стал встречаться с моей подругой. Какое предательство было хуже, я не знал. — Что ты тут делаешь, Малфой? У меня здесь встреча с моей девушкой. — Знаю я эту твою девушку, — взъярился я. Он даже не оправдывался. Он сухо и спокойно констатировал тот факт, что начал новую жизнь с моей подругой, и я в этом треугольнике явно лишний! Мне захотелось ударить его. Что я и сделал в следующий момент. Я со всей силы вмазал кулаком по его наглой гриффиндорской бесстыжей морде! Руку обожгло резкой болью, но это не охладило мой пыл. Я снова врезал ему, поправив свернутую набок физиономию обратно. Поттер упал, удивленно тараща глаза. Ах, ты еще и удивляешься, гад?! Я навалился на него всем телом, нанося удары, как придется. Мне хотелось избить до синяков это лицо, разбить в кашу нос, порвать эти губы до крови! Мне хотелось, чтобы он кричал от боли, и одновременно я умирал от желания поцеловать его… Но злость и обида говорили громче, и я продолжал вслепую (глаза я закрыл, чтобы не видеть его наглую морду) наносить ему удары. — Да уймись ты наконец, придурок! Поттер почему-то не спешил отвечать на мои побои. Он, как мог, уворачивался, но, лежа на полу, да со мною сверху, у него это плохо получалось. Явно не собираясь безответно терпеть мою злость, Поттер небрежно стряхнул меня с себя и сам навалился сверху, крепко обхватив мои запястья руками и прижимая их к полу. Я рычал и извивался, как зверь, пойманный в ловушку, но не мог вывернуться из надежной хватки Поттера. — Отпусти меня, гад! — Да что с тобой? — Что со мной? Он еще спрашивает! Как ты мог, после всего, что… Как вы оба могли так предать меня! Ненавижу! Ненавижу вас обоих! Я едва сдержался, чтобы не плюнуть в его удивленную рожу. Может, и зря, что сдержался. — Да о чем ты вообще говоришь? — захлопал ресницами Поттер. Я невольно вспомнил, как эти ресницы щекотали мою щеку, я вспомнил, как эти безразличные губы целовали меня с такой нежностью, что я едва не плавился от счастья… Сердце болезненно екнуло, и я не смог сдержаться. Боль, страх, предательство нашли выход в моих слезах. Я не мог пошевелиться, силы совсем оставили меня. Я отвернулся, чтобы зло вытереть плечом эти дурацкие непрошенные слезы, недостойные отпрыска Малфоев. Мне было так хреново, что я молил в тот момент о смерти. Поттер изумленно смотрел на меня сверху вниз. Его хватка ослабла, он растерялся. Я не замедлил этим воспользоваться и, извернувшись, как уж, рванулся из-под него. Мне было больно даже дышать с ним одним воздухом, не говоря уже о близости его тяжелого тела. Но он не дал мне ускользнуть. Поттер снова схватил меня и развернул к себе. Он ищуще всматривался в мое лицо, пытаясь найти что-то, так необходимое ему. Я перестал сопротивляться, все равно он уже стал свидетелем моего унижения, так зачем доставлять ему еще большее удовольствие? Я лежал на спине, невидяще смотря сквозь него. Проклятые слезы все никак не останавливались. Я чувствовал, как они скатываются по щекам, заставляя зудеть мою нежную кожу. И тут что-то дрогнуло в лице у Потти, он сгреб меня в охапку, сел, держа меня в объятиях, и прижал к себе. Я брыкнулся было, но он не отпустил меня, укачивая, словно ребенка. Я затих, понимая, что проще пересидеть, чем пробовать вырваться. Когда ему надоест, он сам отпустит меня. Но будь я проклят, если бы хотел, чтобы он сделал это! Я прижался к нему, осторожно, украдкой втянув его запах. Воспоминания нахлынули на меня, но боль почему-то начала отступать. За долгие дни ее присутствия в моей жизни, я так свыкся с нею, что перестал замечать. Но сейчас я будто бы смог снова вздохнуть полной грудью, будто я смог бы взлететь, ведь колодки, удерживающие меня на земле, оказались сброшенными! Мне было так спокойно рядом с ним… Его руки, поглаживающие мои волосы, стали более настойчивыми. Я вдруг почувствовал, что он дрожит, и замер, как мышонок под метлой. Но когда его ладонь спустилась на мою спину, а другой рукой он приподнял мое лицо, чтобы вопросительно заглянуть в глаза, я все понял. Он так же, как и я, мучился все эти дни, разрываясь между реальностью и воспоминаниями. Может, поэтому он и потянулся к Пэнси? Воспоминание об их предательстве снова больно кольнуло меня. — Почему ты стал встречаться с Пэнси? — спросил я напрямик. Я бы не смог снова взвалить на себя эту ношу. Пусть уж лучше сам расставит все точки над «i». — Пэнси? — удивленно заморгал Поттер. — А при чем тут Пэнси? — Но ты же с ней тут встречаешься? — С чего ты взял? — Я увидел записку и пришел сюда, чтобы подкараулить ее ухажера, так и увидел тебя. — Я сюда пришел, чтобы объясниться с Джинни. — С Уизлеттой? А она тут при чем? — Я не мог больше обманывать ее ожиданий и решил разорвать нашу помолвку. — Что? Вы были помолвлены? — Еще с прошлого года. — А почему… — Что «почему»? — Почему ты рвешь с ней? — А тебе будто бы еще не ясно? — Просвети. — Не одному тебе было хреново после произошедшего. — Кому это было хреново? Мне? — Нет, Мерлину! Кто тут устроил истерику и целое побоище? Сиди уже, горе ты мое луковое. Я надулся. А Поттер тем временем продолжал наглаживать мою спину, на что я предпочитал не обращать внимания. — Ты мне должен, — шепнул мой мучитель, когда я немного расслабился от непринужденной ласки. — Ничего подобного! — Ты сам мне пообещал повторить, когда мы… ну, ты помнишь? — Нет, не помню! — буркнул было я, холодея от мысли, что мог тогда все же сказать это вслух. Но договорить и додумать я не успел — Поттер подмял меня под себя и поцеловал. Я, как мог, сопротивлялся — секунды две — но он был слишком убедителен, и я милостиво позволил ему доставить мне удовольствие. — Вот, теперь совсем другое дело, — жарко прошептал мне на ухо Поттер. — Теперь я вижу, что тебе нравится, — его рука по-хозяйски гладила мой член через брюки. Его движения становились все более страстными и настойчивыми. Я подавался ему навстречу, всей душой желая ощутить то чувство единения, что и прошлый раз. Я добровольно и навсегда сдавался ему в плен, и будь, что будет! * * * Спустя несколько часов, мы решили вернуться в мир. С большой неохотой расцепив объятия, мы начали одеваться. Тело жаловалось приятной болью и таяло при взгляде на Поттера. Мы не могли оторваться друг от друга, поминутно целуясь и стараясь не раздеться снова. Получалось не очень, и мы принимались одеваться заново. После пяти неудачных попыток, Поттер, смеясь, отстранился от меня, и мы смогли, наконец, выйти из Выручай-Комнаты. Дверь бесшумно открылась, и мы остолбенели: в свете факелов я увидел, как Пэнси прижимает к стене какую-то девчонку. Рука Пэнси была у нее где-то под юбочкой. Девушка стонала и прятала лицо на плече у моей подруги. От них исходила такая первобытная страсть, что мы с Поттером потеряли дар речи. Вдруг девчонка в предчувствии экстаза выгнулась, и мы увидели… — Джинни? — растерянность Поттера можно было понять, если даже у меня челюсть отвисла. — Ой! Девчонки быстро привели себя в порядок. Уизлетта смущенно спряталась за плечом Пэнси, а та воинственно зыркнула в нашу сторону. — Я же говорила тебе, что борюсь не только за твое счастье, — с бравадой произнесла Пэнси, и все сразу встало на свои места. — Гарри, — произнесла виновато Джинни, — ты же не против, правда? После того, как мы ждали вас полночи, чтобы все объяснить, я не думаю, что у нас возникнут проблемы с расставанием? Я согнулся от смеха. Поттер смотрел на нас непонимающе, что еще больше веселило меня. — Пойдем, Потти, — ослабевшими пальцами схватился я за него. — Надо же освободить Комнату, которая действительно выручает всех! И мы разошлись, каждый в свою сторону: мальчики — направо, девочки — налево.