vin rouge sec

Пробка с тихим хлопком выходит из горлышка стеклянной бутылки. Чарли аккуратно разливает по бокалам изысканное красное сухое и осторожно ставит их на изящный мраморный кофейный столик. Мягкий ворс тёмно-бордового ковра, похожего на огромную лужу пролитой крови, приятно щекочет босые ступни. Спальня светлая, даже несмотря на обилие красных оттенков и приглушённого, для создания интимной атмосферы, света бронзовых ламп; обставленная в викторианском стиле. Большую часть комнаты занимает роскошная кровать с вельветовым узорчатым балдахином. Окна занавешены тяжёлыми бархатными шторами. В углу — напольные большие часы с маятником, рядом массивный комод и винтажный туалетный столик из тёмного дерева, заставленный стеклянными разноцветными флакончиками разных форм и размеров, с зеркалом-трюмо в тяжёлой, украшенной причудливыми вензелями раме. На стенах в позолоченных оправах висят репродукции известных картин и семейные портреты. Чарли — истинная принцесса, любящая роскошь и изящный блеск, поэтому и свою комнату в отеле, аргументируя словами, что должна быть ближе к своим клиентам она оформила соответствующе. — Это лучший день в моей жизни! — восторженно пищит Чарли, плюхаясь на кресло и подгибая под себя ноги. Сегодня произошло наиважнейшее событие в истории счастливого отеля — меньше чем через полгода программы реабилитации один из первых постояльцев действительно отправился в Рай. А значит, она была права, а значит, искупление грехов для демонов действительно возможно, а значит, если продолжать в том же духе — ежегодные чистки могут (обязаны) прекратиться. Чарли думает, что это невероятно: её мечты становятся реальностью. — Спасибо-спасибо-спасибо! Без твоей помощи мы бы не скоро добились такого результата! Аластор усмехается и качает головой. Принцесса глубоко ошибается на его счёт и перехваливает его старания. Но знать ей об этом совершенно не обязательно. Он рассматривал помощь принцессе как способ избавления от скуки и замедленное оружие массового поражения, и не ожидал, что у девчонки что-то получится. Благодаря его поддержке спрос в самом деле вырос, рейтинги отеля заметно поднялись и зачастую от новых клиентов не было отбоя, но что точно не входило в его чётко продуманный, с учётом возможных накладок план — что разработанный Чарли, до святости наивный сюрреалистичный проект про реабилитацию демонов действительно может работать. Их постоялец, в прошлой жизни бывший искусным вором, грабившим ювелирные магазины искупил свои грехи и получил билетик в Рай. Звучит как сюжет дешёвого второсортного фильма с претензией на глубокий смысл, а на деле не имеющего ничего общего с реальной жизнью. Аластор откидывается назад, элегантно берётся за узкую ножку высокого бокала и вкрадчиво произносит: — За тебя и отель, моя дорогая! — За отель и реабилитацию грешников! — Чарли широко солнечно улыбается, обнажая острые клычки и салютует ему бокалом, растерянно ойкая, когда на ткань одежды из-за слишком резкого взмаха рукой падает пара светло-красных капель. Изящно отпивает маленький глоток; на чистом стекле остаётся яркий перламутровый отпечаток её блеска. Аластор выглядит расслабленным, улыбается, как и всегда, игриво-насмешливо, но в по-кошачьи сощуренных глазах отражается острый колючий лёд. Чарли этого не замечает. Прикрывает рот тонкой ладонью, хмельно заливисто смеётся, запрокинув голову, щебечет о чём-то воодушевленно и звонко. Он смотрит на неё: такую беззащитную и уязвимую сейчас. Любуется. Чарли выглядит как самый настоящий ангел. Свернуть тонкую шею, расцарапать белую кожу, оставить на ней тёмные кляксы гематом, увидеть страх в красивых больших глазах хочется как никогда раньше. Аластор раздражённо скрипит зубами и отводит взгляд. Пустые фантазии так и останутся бесплотными, никогда не воплотившись в жизнь. Он никогда не причинит девчонке физический вред. Просто не сможет. Гораздо интереснее будет ломать Чарли эмоционально, с интересом наблюдая, как гаснет в ней луч веры в своё дело, как она теряет надежду, как отчаяние волной захлёстывает её и постепенно сменяется ядовитым, отравляющим душу и мысли унынием. Наблюдать, как в милой дружелюбной принцессе пробуждается дремлющее зло — Аластор не сомневается, что в ней есть тёмная сторона. Падение Чарли обещает быть крайне интересным зрелищем и упускать такую возможность развлечься Аластор не намерен. Даже несмотря на погрешность в виде в самом деле работающего проекта по исправлению грешников и собственные ломающие к чертям весь план чувства к девчонке. Он так долго играл перед ней роль галантного джентльмена, что это перестало быть ролью. Это сбивает с толку. Это заставляет по-звериному рычать сквозь плотно сжатые зубы, внушая ужас каждому. Это разгорает и без того не затихающую чудовищную жажду убийства и навязчивое желание вновь превратить ПентаграммСити в полыхающий кошмар наяву, как много лет назад в тысяча девятьсот тридцать третьем. Это, без сомнений, ещё одна причина, по которой крушение мечтаний и разбивание надежд Чарли принесёт ему небывалое удовольствие. В Аду любви нет и быть не может, поэтому совершенно идиотские эмоции, которые он испытывает к этой нелепой доверчивой принцессе не должны помешать его планам. Не должны превратиться в слабость. Ведь слабость для демона — смертный приговор. Следовательно, лучше устранить источник его возможной погибели, вырезать доброкачественную раковую опухоль сейчас, пока она не успела метастазами распространиться по всему организму, проникнуть и отравить каждую его клеточку. Чарли пьяно улыбается, в три глотка осушая свой бокал и бесцеремонно тянется к блестящему чёрному стеклу бутылки, чтобы наполнить повторно. Рядом нет Вэгги, которая отнимет вино, со словами "дорогая, думаю, тебе уже хватит", а Аластор её не останавливает. Алкоголь раскрепощает, стирает грань между желаемым и дозволенным и ему интересно, к чему это приведёт. — Эй, Аластор, — тянет Чарли, болтая в бокале тёмную жидкость и как-то задумчиво накручивая на палец вьющуюся светлую прядь. — Да, принцесса? — он отвлекается от своих мыслей и заинтересованно поднимает взгляд. Голос у девчонки звонкий, почти детский, невероятно мелодичный, а на виске лежит тонкий медовый завиток. Чарли мнётся с десять секунд, снимает с юбки несуществующие пылинки, а затем резко встряхивает волосами и взбудораженно спрашивает: — А я тебе нравлюсь? — кажется, она действительно перебрала, раз интересуется подобным, но алкоголь всегда затуманивает рациональность и, в следствии, развязывает язык. — Думаю, для нас обоих ответ на этот вопрос очевиден. Чарли улыбается широко-широко, совсем не так, как должна улыбаться наследница престола и будущая правительница Ада. Она не переспрашивает, что Аластор имеет в виду, видимо, сделав собственные выводы. Залпом допивает остатки вина, прикусывает губу и поднимается с кресла. Аластор с интересом склоняет голову к плечу и вопросительно приподнимает брови. Пьяная принцесса выглядит забавно. Она не колеблясь и не испытывая сомнений, одним плавным движением опускается на его колени. Уверенно, легко, будучи полностью убеждённой в том, что её не оттолкнут. На Чарли довольно короткое платье с пышной многослойной юбкой, и оно явно не предназначено для таких поз. Ткань задирается, оголяя алебастрово-белую кожу бёдер, но она не обращает на это внимание. Заливисто хохочет и смотрит так невинно, что даже неудобно. — Что ты делаешь? Девчонка не отвечает. Только неопределённо пожимает плечами и медленно отводит прядь волос Аластора за его ухо, с поистине детским любопытством трогая жёсткую чёрно-бурую шерсть и фыркая от смеха, когда он недовольно им дёргает. О, Сатана, и эта девчонка вправду дочь своего отца и будущая адская королева? У Чарли глаза — отполированные до блеска золотые монеты, в которых горит огонь преисподней, а губы растянуты в совершенно безбожной улыбке. Она вдруг становится серьёзной, откидывает тяжёлые локоны за спину и кладёт хрупкие ладони ему на плечи. Аластору любопытно что произойдёт дальше, на что решится, а что не рискнёт сделать маленькая принцесса, поэтому он только улыбается шире и откидывается назад, предоставляя ей свободу действий. Чарли сомневается с пару секунд, в нерешительности отводя взгляд, а после со вздохом прикрывает глаза, прижимается к нему грудью и накрывает его губы своими. Целует легко и непринуждённо, почти невинно. Прихватывает верхнюю губу, проводя по ней языком и выдыхает ему в рот. Аластор широко распахивает глаза, чувствуя кисловатый вкус красного сухого, её горячее сбившееся дыхание, горький привкус липкого блеска и чёртов аромат яблок, присущий всем в королевской семье. Он предполагал, но не думал, что девчонка решится — кажется, она совсем без тормозов. Кажется, он тоже. Аластор проводит когтистыми ладонями вдоль её спины, очерчивает выпирающие лопатки, напоминающие сейчас обрубки ангельских крыльев, путается пальцами в густых кудрях. Жар чужого, доверчиво ластящегося тела передаётся и ему. Аластор знает, что это плохо закончится. Знает, что какой бы совершенной не была Шарлотта Магнэ, от своего он не отступится. Но почему бы не позволить себе насладится моментом, пока это возможно.