aromatically.

Джейсону очень сложно перестраиваться, а ещё сложнее — играть роль заботливого брата, заменять строгого отца и притворяться взбалмошным лучшим другом. Особенно для Дрейка. Но когда Тим позвонил и пьяным голосом попросил его забрать из какого-то бара у чёрта на куличках, Тодд без раздумий схватил кожанку, едва не сорвав крючок со стены, и захлопнул за собой дверь.       — Тебе всего семнадцать, а ты бухаешь, как последняя скотина, — добродушно ворчал Джейсон, перекинув руку Дрейка через своё плечо и ведя его к выходу. Посетители провожали парочку понимающими взглядами, видя в этих двоих себя когда-то там в молодости. — Повод хоть есть?       — Не-а, — еле ворочая языком, протянул Тим и едва не запнулся о свою собственную ногу. — Хотя-я-я… сегодня какой день недели?       — Понедельник.       — Вот и повод! Он так радостно улыбнулся и взмахнул рукой, что задел какого-то грузного мужика у самого входа. Тот медленно обернулся, оглядел мрачным взглядом обоих и уже открыл рот, чтобы доебаться, но Джейсон красноречиво указал взглядом на ствол, прикреплённый к его бедру. Тот только хмыкнул и махнул на них рукой, возвращаясь к прерванному разговору с официанткой.       — Мы ещё не вышли, а ты уже нажил на свою задницу приключений, — Джейсон остановился у своего байка, осторожно отпустил Тима, дав ему прислониться спиной к стене, чтобы тот не упал. — Постой, я вызову такси. Дрейк непонимающе хлопал ресницами, переводя взгляд с Джейсона на байк и обратно.       — Не утруждай себя, боже, — Тодд картинно закатил глаза, — естественно, мы поедем на такси. Ты даже стоять не можешь толком, куда тебе ехать?       — Я всё могу! С этими словами его стошнило. Джейсон едва не умилялся этой картине. «Убер» оповестил его, что водитель в пяти минутах езды, а Тим всё продолжал выплёвывать из себя остатки шотов и ещё бог весть чего.       — Волосы подержать, принцесса?       — На хуй иди, да?       — Только с тобой. Тим тупо уставился на парня; что-то в его ухмылке ему не понравилось, но мысли беспардонно путались в затуманенной голове.       — Наблюёшь в салоне — сам будешь оплачивать химчистку, — буркнул Джейсон, потянув парня за руку, видя, что к ним движется машина, приветливо моргая фарами.       — Да пошёл ты! — Тима почему-то это сильно задело. — Зачем ты вообще припёрся? Он со злостью одёрнул свою руку, освободившись от захвата Джейсона. С гордо поднятой головой Дрейк подошёл к «уберу», открыл заднюю дверцу и плюхнулся на сиденье. Тодд вздохнул и последовал его примеру.

***

«Джейсон, мне плохо: (»

Тодд вздыхает и бросает телефон на кровать. Снова срывает куртку с крючка и плотно закрывает за собой дверь.

Джейсон, мне грустно: (

Джейсон…

Джейсон, Джейсон, Джейсон, мать твою, Тодд! Он уже стал ненавидеть своё собственное имя. И Тима Дрейка в придачу. Джейсон находит его в одном баре недалеко от того, из которого забирал вчера. Причина? Сегодня среда, отличный повод, чтобы накидаться. Тим срывается на него каждый раз, как тот входит в бар и тянет его за руку к выходу, даже не помнит, что сам полчаса назад строчил эсэмэски, прося его увезти куда-нибудь подальше от алкоголя, пьяных драк и шумных компаний. И Джейсон держится до последнего, держится, как может, стискивает с силой кулаки и запястье Дрейка, а тот бьёт Тодда по спине или плечу неровными ударами, промахивается, ещё раз, снова бьёт со злостью, ожидая ответа от него; а по ночам, уже у себя в комнате, едва ли не ревёт в подушку или бездушными глазами смотрит в потолок, пока утреннее солнце не освещает ранними лучами его кровать. Джейсон запирается в комнате сразу, как только заводит Тима в его комнату. Он снова вешает кожанку на крючок, напоминая самому себе о том, что его следует подкрутить, чтобы не болтался; снимает майку, джинсы и устало садится в кресло. Там, на тумбе стоит аптечка: бинты, пластыри, антисептик. Тонкие медицинские щипцы и скальпель. Набор чемпиона. Он смотрит на свои руки, видит, как листья распускаются, оплетая вены, как яркие бутоны маскируются под синяками, оставленными Дрейком, и как острые шипы едва не рвут кожу. Он потуже перетягивает плечо собственным ремнём, смазывает его антисептиком, вдох-выдох. Боль. Он едва не кричит, потому что сквозь разрезанную кожу тут же проступают цветы, продираются, вьются около вен. Кроваво-красные бутоны роз, кажется, въелись настолько, что сколько Тодд их не вытаскивал, сжимая зубами деревянный брусочек, с каждым ударом Дрейка их становится всё больше. Розы красные, потому что питаются кровью. А ещё потому, что Красный Робин. Окровавленные бинты и бутоны летят в мусорное ведро, и он шатающейся походкой идёт к зеркалу. Потому что по спине Дрейк бьёт его чаще, чем по рукам. Боль жгучая и острая, она подкашивает его, что Тодд падает на колени, но продолжает щипцами тянуть колючие стебли роз, царапая мышцы, кожу. И своё сердце. Оказывается, любить это очень больно.

***

Джейсон, забери меня, пожалуйста: (

***

Джейсон несмело подходит к зеркалу. В отражении он видит парня в окровавленных бинтах и пластырях. Лицо осунувшееся и бледное, наверное, бледнее, чем у Тима, который наверняка сейчас листает мемы в новостной ленте, попивая минералку, или спит в обнимку с подушкой. Глаза цвета васильков давно выцвели, мешки от недосыпа и болезненности стали втрое больше; их всё труднее стало маскировать, чтобы никто другой в доме не задавал лишних вопросов. Тодд бьёт себя по лицу, это действует отрезвляюще. Под глазом синеет свежепоставленный фингал; под ним уже набухает первый красный бутон.