Карл боится грозы

Карл боится грозы. Конечно, никто об этом не знает. И не узнает. Он ведь знает, что этим живым нельзя ничего доверить. Они поднимут его на смех, начнут осуждать. Они и так его не любят. Для них он странный. Отшельник. Мальчик, который боится общества. Мальчик, который не ценит заботу Эмили — пожалуй, единственного человека, проявляющего к нему хоть какое-то внимание. Что они скажут, если его странный, иррациональный страх раскроется? Они станут смеяться над ним. Считать ещё более странным. Ещё более чудаковатым. А как жаль, что его куклы, его любимые куклы, на которых он практикует своё мастерство, не могут его успокоить. Этой ночью он не заснёт, ведь за окном бушует настоящий шторм. Особняк Олетус разговаривает тысячей голосов. Он скрипит ставнями, шумит листвой растущих во дворе деревьев, шепчет порывами ветра, гуляющего в стенах. Где-то вдалеке появляются яркие жёлтые вспышки. Вот одна, вторая, третья. А вслед за ними и громкие раскаты рёва небесного зверя. Он вздрагивает каждый раз, сильнее прячась под тёплым пуховым одеялом. Как стыдно! Как глупо! Но с каждым новым раскатом грома его сердце стремится выскочить из груди, мечется в рёбрах, словно раненая птица. Он такой слабый, такой жалкий сейчас. Но как жаль, что он ничего не может с собой поделать. Этот страх у него с детства, и как бы он не старался с ним бороться, ничего и никогда не помогало. В такие моменты Эзоп начинает жалеть, что всё ещё не подружился ни с кем из выживших. Сейчас не к кому было сбежать, не у кого просить защиты. А за окном бушует ветер, с силой ударяясь в хлипенькое окно комнаты. Он не хочет оставаться один. Как жаль, как же жаль, что его куклы не могут оживать вне игры! Ночь только вступает в свои права. Впереди ещё столько часов, а его нервы, кажется, уже не выдерживают. Он решает не оставаться в комнате. Раз уж его ждёт долгая, мучительная ночь, значит, можно и прогуляться по особняку. Почему бы и нет? Бальзамировщик выползает из-под одеяла очень нехотя. Кажется, словно только оно могло защитить его от страшной бури там, за стенами. Но стоило его ногам опуститься на холодные доски пола, как снова загремело, замелькало за окнами. Он сдавленно выдыхает, но с очередным ударом молнии, блеснувшей где-то вдалеке, тут же вылетает из комнаты, прислонившись спиной к своей двери. Наверное, даже хантер, неожиданно появившийся за спиной и начинающий дышать в затылок во время матча пугал его меньше, чем раскаты далёкого грома. Стараясь унять бешено бьющееся сердце, он глубоко дышит и закрывает глаза, пытаясь вспомнить всё самое хорошее, что с ним было. Но в голову лезут только мысли о поместье, об охотниках, раз за разом причиняющих столько боли, и о товарищах, умирающих на его глазах. Естественно, это никак не помогло прийти в себя. Сейчас его путь лежит только в одно место — в большой общий зал. Эзопу нравится находиться там, когда никого нет. Даже несмотря на мрачную атмосферу особняка, в целом, это место всегда веяло для него особым уютом. И куда же ему ещё направиться, кроме как в единственное место кроме своей комнаты, в котором ему спокойно? Под босыми ногами скрипит деревянный пол. Коридор, ведущий из жилого крыла в большой общий зал, он преодолевает быстрым шагом. Ненадолго замирает перед входной дверью, прислушиваясь. Но, только заслышав новый раскат грома и усиливающуюся барабанную дробь дождевых капель, гробовщик тут же залетает внутрь. А в комнате его уже поджидал небольшой сюрприз. Эзоп здесь не один. В дальнем углу комнаты, на большом диване, под зажжённой лампой сидит один из выживших. Признаться, он впервые видит пророка вне общества других выживших и вне игр. Несмотря на то, что Илай сейчас всё ещё в своей обычной, повседневной одежде, капюшона на нём нет, а короткие каштановые волосы немного растрёпаны. Повязки на глазах сейчас нет, а его верная сова сидит рядом, на подлокотнике. Кажется, Кларк был увлечён чтением какой-то книги, которая сейчас лежит у него на коленях в раскрытом виде, обложкой вверх, но появление товарища явно отвлекло его от этого занятия. — А, Эзоп, это ты, — голос пророка тихий и хриплый, — Почему не спишь? Некоторое время бальзамировщик размышляет над тем, стоит ли ему отвечать, но, судя по пытливому взгляду глаз, которых он раньше никогда не видел, понимает, что ответить придётся. И приходится максимально быстро подобрать отговорку. — Не спится, — бурчит он себе под нос, отводя взгляд. Интересная ночь получается, не правда ли? Даже не смотря на то, что он не был близко знаком ни с кем из выживших, он знает, что чаще всего пророк почти такой же отстранённый и отчуждённый, как и он сам, разве что не шугался чужого общества, а, чаще всего, просто молчал. И сейчас двое, наверное, самых скрытных жителей особняка посреди ночи совершенно случайно встретились в одной комнате, открывая друг другу небольшие тайны о себе. Карл впервые видит напарника без капюшона, да и без повязки на глазах, а он, в свою очередь, увидел бальзамировщика без маски. — У тебя завтра утром матч, ты знаешь? — Илай слегка наклоняет голову вбок, — Стоит выспаться, не считаешь? Эзоп замялся. Общение с кем-либо всегда приносило ему некий дискомфорт, а сейчас так сложно подбирать нужные слова для ответа! И, как назло, погода за окном снова ухудшается. В небе раз за разом мелькает жёлтая вспышка далёкой молнии, а гром оглушает. Парень вздрагивает, нервно сглатывая и зажмурившись, что не может не утаиться от его собеседника. — Ты боишься грозы? — Кларк вскидывает одну бровь. Казалось, что сильнее биться сердце не может, но сегодня гробовщик открывает для себя всё новое и новое. Его тайна раскрыта. Он, конечно, предполагал, что рано или поздно о его тайне может кто-то узнать, но никогда не думал, что это произойдёт так скоро, и что человеком, узнавшим о его боязни, станет именно этот выживший. Он готовится к тому, что сейчас пророк посмеётся над ним, что назовёт странным, начнёт отчитывать, мол, «не маленький уже, чтобы грозы бояться». Но его собеседник делает совершенно другое. Илай мягко хлопает по дивану возле себя рукой, приглашая бальзамировщика сесть рядом. Серовласого всё ещё бьёт лёгкая дрожь, но он садится рядом, стараясь не смотреть на пророка. И, насколько он успевает заметить, Кларк тоже не особо смотрит на него. Наверное, они оба сейчас чувствуют себя одинаково неловко. — Ложись. Эзоп вздрагивает. Он непонимающе оборачивается на Илая и понимает, что не ослышался. Второй находящийся в комнате недвусмысленно хлопает по своим коленям, уже успев убрать всё ещё не закрытую книгу на подоконник. Гробовщик тут же отводит взгляд и начинает ощущать себя более неловко, чем до этого. — Я, лучше, пойду, — пытается отмазаться он, но его останавливает голос собеседника. — Ложись, — с лёгким нажимом, уже более твёрдо повторяет пророк, снова слегка постукивая по своим коленям. Остаётся только подчиниться. Карл, покраснев, немного ёрзает на диване в нерешительности, но новый раскат грома и блеснувшая за большими окнами общей залы молния заставляют его быстро выполнить просьбу товарища по несчастью. Он укладывает голову на колени пророку, ощущая, как щёки всё сильнее и сильнее заливаются краской, а сердце начинает биться как-то неровно. Он уже очень давно не контактировал с другими людьми настолько близко. Действия Илая кажутся рваными, неумелыми. Видимо, он тоже не знает, как вести себя в подобной ситуации, так что импровизирует на ходу, надеясь, что тому, кто потревожил его в столь поздний час, это поможет уснуть. — Закрой глаза и вслушивайся в мой голос. И Кларк начинает читать вслух. Эзоп послушно прикрывает глаза и старается абстрагироваться от шумящей за окнами бури, сконцентрировавшись только лишь на голосе товарища. Сначала он внимательно слушает то, что читает пророк. И с удивлением для себя отмечает, что этот хриплый, но очень приятный голос больше заставляет его нервничать ещё сильнее. Постепенно монотонное зачитывание содержания какой-то скучной, абсолютно неинтересной для бальзамировщика исторической книги, завораживает его. И он уже не вслушивается, что именно читает Илай. Он просто слушает его голос. Про себя отмечает, что слышит тихий шелест перьев, который быстро затихает — видимо, сова перебралась на плечо хозяина. Проходит какое-то время, и он начинает чувствовать что-то новое — знакомая рука в перчатке начинает ласково поглаживать его по голове, словно котёнка. Сначала это очень смущает парня, но он быстро привыкает и отмечает, что это ему даже нравится. И совсем скоро гроза перестаёт быть такой уж страшной, а сон начинает затягивать в свои крепкие объятия. — Илай, — еле слышно шепчет гробовщик сквозь подступающий сон. — А? — пророк тут же отрывается от книги. Наверное, он сейчас смотрит на сероволосую голову, лежащую у него на коленях. — У тебя красивые глаза.

Карл боится грозы. Но когда Илай рядом, он может спать спокойно.