***
На паре урока истории социологии, кстати Чимин учился на социального антрополога, второй паре по счету, он привычно сидел себе в аудитории на дальнем ряду у стенки, примерно пятая парта. И всегда один. Аудитория большая, поэтому многие часто садятся по одному на парту. Но, всё же, большинство любило скапливаться на последних партах побездельничать. Темные глаза бегали по всем ученикам, кажется, он насчитывал количество. Обычно именно Чимин насчитывал учеников и отправлял списки учителям, завучам и заместителям. Кто первый попросит. А ещё он всегда избегал конфликтов, потому его легко уговорить отметить себя как «присутствующего», а самому уйти с пар подальше. Этим иногда пользовались. Пак делал как просили, потому что первоначально настроен обойтись без эмоций.«Пак-оппа, вы какие-то грустные…»
«Тебе кажется, я всегда такой.»
Звенит звонок на пару, а брюнет замечает какого-то парня у входа в аудиторию, прикрытым учебником прямо поверх головы. Тут ни макушки, ни лица не видно. Незнакомец вваливается в класс и бежит на средний ряд, парта шестая и специально за головы однокурсниц Чимина. Что бы никто не узнал, да? Его выбивает из колеи наблюдений голос этого парня. — Со Канхён? — Я! — Как раз это и кричит блондин, он просто опустил с своей головы учебник и прячется за ним. Он явно не Канхён! Этот студент вообще не со второго курса. — Пак Чимин? — Присутствую, — Спокойно отвечает брюнет, отводя наконец взгляд, утыкаясь обратно взглядом в списке учащихся, и даже не знает, что писать рядом с пустым окошком у Со Канхёна. Но тяжелый взгляд в затылок не дает даже сосредоточиться. Что там сосредоточиться, у Чима мурашки по шее побежали! Закатав широкий рукав выше, парень выдыхает, судорожно продолжая писать, а потом чувствует рядом с собой какую-то возню, и выкидывает мысль, что это Чон Хосок подсел рядом — тот самый Чон Хосок из одной старшей школы в Пусане. Его давно нет рядом, какой к черту Хосок?—Эй, тёмный.
— «Боже только не тот голос, пожалуйста, нет, нет, » — тёмноволосый выдыхает воздух вслух, поворачиваясь на голос и замирает: тот блондин сидит опасно близко, его дыхание слышно будто сквозь прислоненное ухо к груди, а его специфичный и гадкий запах табака оседает в горле. Пак, опомнившись, вздрагивает и отодвигается, захлопав глазами. До него доходит жуткое смущение в щеках, потому что едва не начал с интересном разглядывать чужое лицо. Он моментально перекрывает руками лицо, оставляя только удивлённые глаза. — Бля, вы чё, тихони, все такие шуганные, ну, — блондин закатывает глаза и наклоняется в противоположную сторону, под парту, ещё немного злостно кряхтя, выныривает и протягивает ручку брюнету. Чимин охает, хватая из чужих рук свою ручку, и снова опускает голову быстрее в тетрадь. — «Пожалуйста, нет…» — он ощущает на своих щеках ту необычную розовую краску. Её нужно сдерживать, на данный момент не показывать, любым способом, ибо не хватало только в институте стать блестящим известностью, которой никто бы не позавидовал, на весь институт. Парень рядом очень громко фыркает и очень раздражённо. — Не за что. — Что ты хочешь? — Тихо выдыхая, темноволосый все же подаёт голос. — Ничего. Я просто прогуливаю свои пары. — И поэтому ты здесь как Со? — И поэтому ты здесь а-ка самый умный? — Он язвит, он дразнит Чимина. Пак только поднимает голову и смотрит, смотрит недовольно, хмуря темные брови, на этого реального нахала. Ну что еще взять с таких прогульщиков как этот? — Шуга. Этот Шуга тянет свою ладонь (она нереально большая и изящная) к соседу по парте, а вот черноволосый даже не тянет свою, странно косясь на чужую руку. — Шуга? — Все еще недоверчиво повторяет Чимин. — Да Мин Юнги я, блять, приятно, — блондин даже скалится, уже поднося ладонь к своему лицу, и указательным потирает переносицу носа, уже переключая свой взгляд куда-то на электронную доску. — Пак Чимин, взаимно. Мин Юнги — это один из тех парней из американских сериалах, которых называли «грозой вуза». А ему это только по нраву. Мин Юнги — несильно высокий парень крашенными в пепельный блонд волосами, но давно отросшими темными родными корнями, чаще одевается «куда проще» и всегда во что-то тёмное, будто из седьмого года двадцатого века вылез, независимый гот или эмо. Зато уши завешаны серьгами. Если в одном ухе было два прокола на мочке уха, то следующее забито чуть ли не семью сразу: его хрящи тащили сразу три колечка и один гвоздик-бусину. А еще ниже висела булавка через дырку в мочке. Она настоящая, это даже не серьга. Но Мин Юнги сильно граничил с Шугой. Шуга — прозвище Мина, а если сказать замысловатее, то он являлся личностью, занимающую большую часть Юнги. Шуга, потому что максимально милый на вид, но характером вышел совсем не сахар. Этот человек любит потешить кулаки в уличных драках очередной ночью в Сеуле, скурить пачку сигарет за вечер, крыть трёхэтажным матом всё живое-неживое, пользоваться людьми как ему нужно и удобно. Шуга — гопота с криминального района. Он перевёлся в этот институт в прошлом году, весной — но он еще даже года не пребывает здесь — и наслышался о каждом популярном слуху этого гадкого вуза. Здесь нашлись и его люди с такими же потехами в жизни, а этой бандой все и стали самым большим слушком. — «Понятно, я вспомнил, — Чимин хоть и слушает лекцию преподавателя, на самом деле эту тему рассказывали уже трижды, у Чимина хоть и записан весь конспект урока, в его тетради красовались сине-зеленые маркеры и много наводящих на тему схем, Чимин хоть и делает вид той «независимой загадки класса», сохраняя спокойствие, но нихера это не так! Забудьте того Чимина, сейчас настоящий Чимин проклинает рядом сидящего блондина чуть ли не матом. Просто кроет, как самого затупившего человека на свете, мысленно, естественно. Потому что он знает этого Шугу, как звезду слухов этого учебного заведения. Надо было этому бандиту связаться с невидимкой-Пак-Чимином. Уйдя в свои мысли, всегда нейтральный студент будто взрывается из-за еще давно подавленных эмоций, которые сейчас кипят в дважды круче. — Эй-я, ты жив? — Шуга снова интересуется Паком, только уже более-менее тихим, приятно-шепелявым голосом. Кажется, его невероятный голос вытягивает парня из себя.«Невероятный?»
— Ты человек? Твои пальцы синеют, бляяя… Мин смотрит прямо на пальцы Чимина. У него правда кончики пальцем посинели. Мин правда охуел. Он испугался за Чимина. У Пака срывается с уст немой вздох, потому-то воздух заблудился где-то в горле, осев комом в глотке. Сейчас этот парень — у него невероятные глаза, невероятные черты лица — накрыл той самой, бледной-бледной, как сахар, большой ладонью поверх руки темноволосого. Он смотрел теперь в глаза брюнету, улавливая чужое смятение и дрожь пальцев под своей рукой. Юнги так спокойно смотрел на него.если честно юнги знает чимина до боли в груди давно
Он не способен объяснить, почему руки наливаются кровью и двигаются сами, почему сердце так взволнованно бьётся, почему голос преподавателя на фоне не слышно, почему на фоне никого не видно кроме Чимина. Почему Юнги так сильно ощущает чужой страх и больше не хочет казаться тем гопорём с сеульского переулка. Почему хочется успокоить этого парня… Пак находится в самой страшной прострации — вообще, он просто в жестком ступоре. Его током в рёбрах пробрало с чужих рук на своих. Дыхание участилось из-за ощущения чужого тепла, даже если руки Мина были холоднее его собственных. В ушах сразу забило глухим, но громким пульсом от чужого взгляда. Но было невозможно отвести глаз. Чимин не понимал, почему не хотелось скинуть его руки и отвергнуть чужое сострадание, в холодных и серьезных глазах он видел лишь это чувство, а в этих действиях лишь проявление заботы. Это был абсолютно незнакомый человек для Пака (чего не скажешь обратное об Юнги). — Пак Чими— Он вздрагивает. Потому что лицо давно горит, а чувство смущения никуда не пропало. Чимин видит чужой взгляд на себе. Такой взгляд… Раньше все так смотрели на Чимина, точнее даже не на него, а его лицо, когда эмоции красились в самые яркие краски. В самом прямом смысле этого предложения. Потому что у брюнета и правда розовая краска покрыла середину лица, особенно ярко на скулах. Не дослушивая, тот поспешно встаёт со стула, конечно же отдёргивая руку, хватает судорожно вещи в охапку и уходит из класса. Он ничего не слышит. Слова учителя глухо отображаются эхом на фоне, сознание темнеет, руки дрожат. На глазах выступают слёзы… Возможно, Шуга мог стать хорошим человеком в его жизни, но Чимин конкретно проебался пару мгновений назад. Он проебался еще с начала появления этих грёбанных красок на теле. Юнги перебивает резкий подъём со стула брюнета. Тёмные глаза-бусинки следят за чужими действиями, как парень хватает рюкзак ванс, ручки, тетрадки и поспешно удаляется из аудитории, не прикрыв двери. Блондина пробивает исчезновение Пака с поля зрения.«Чёрт!»
Мин бьет ладонью о парту, рыча, а потом хватает свой рюкзак и, шумно шагая, выбегает из класса следом. — Пак ёбанный тебя Чимин! — Кричит в горло блондин, через какой-то рык, вылетая на крыльцо корпуса института, видя идущего впереди того мальчика. На улице прохладно из-за поздней осени, что в горле сохнет. Шуга думает орать во второй раз еще сильнее, но парень правда останавливается. Чимин бы не остановился, он ожидал слышать что-то вроде «Ты гуашь на себя пролил, дэбилушка?», но сам голос, эта интонация не предвещали грубых обзывательств. Юнги подбегает ближе, остановившись у чужой спины, не рискуя подойти ближе. — Чимин-а, — Если Юнги непривычно так говорить, что сам Чимин уже готов падать. — Чимин-а, ты почем.. Почему ты убежал? Тебя так...агрхх, — Он еще раз рычит сквозь стиснутые зубы, нервно подрагивая рукой и смотря по сторонам, пытается собрать адекватно мысли и слова, связать их и внятно говорить. Причём так торопливо и низко (интонацией голоса). — Тебя смутила рука? Тебя так бесит моя рожа, или само присутствие? Чимин-а! Его дёргает. Его очень дёргает всего из-за одного упоминания своего имени с чужих уст. Этого не был слишком давно. Слишком непривычно и страшно. А еще так неприятно от таких гадостей из слов Юнги в его же адрес. — Нет, нет, боже, нет, — Брюнет говорит негромко по сравнению с Мином. — Не говори о себе так плохо, пожалуйста. Я тебя не знаю, но ты правда хороший человек… Нет, Шуга, это из-за меня, — Даже сквозь его усмешку слышно, как дрогнул голос. Чимин наконец оборачивается, своими руками касаясь лишь пальцами в областях висков. — Шуга, это всё я и моя ненормальная особенность, посмотри… Посмотри ещё раз, на мои синие руки, — Он тянет свои руки вперёд. Тянет и отводит свой взгляд виновно вниз. Так виновно, будто этими же руками убил человека. Только в ответ на свой жест, его лишь снова так же аккуратно берут уже за обе руки и подходят ближе. — Эй… я думал, что ты околел, — Шуга немного трясёт за руки, пытаясь переключить внимание на себя, — я хотел помочь… Меня не отталкивают ни твои синие руки, ни розовые щеки и нос. Меня просто притянул ты. Такой противоположный мне человек. Чимин правда удивился. Удивился, подняв голову и смотря в чужие глаза, полные доброты. Приятно удивляясь чужому интересу к себе. — Чимин, твоя особенность на меня блядски странно влияет, потому что мне нравится, и я люблю Пак Чимина. Бля, я… Я просто тебя люблю. Люблю за россыпь красок, — Шуга улыбнулся. Он редко улыбается, лишь строит ухмылки и оскалы. Но он улыбнулся своему розовеющему счастью напротив. Черноволосый ощущает приятную дрожь в руках и щекочущее чувство в животе. Он плавится под чужой улыбкой и не может не выдать свою в ответ. Широкая улыбка и прикрытые глазки-щёлочки. От одной счастливой улыбки — и ушедшей одной слезинки — насыщается розовая краска от уха до уха. Розовая-наливная краска на несильно видных скулах, на изящной переносице носа. А в ту самую изящную переносицу коснулись губами. Запах сигарет в близких, чувственных объятьях снова застревает комом в горле. Те холодные руки приятно ощущаются через тонкую рубашку на талии.а розовая россыпь всё никак не исчезнет с лица самого счастливого мальчика, в объятьях самого лучшего бандита его жизни