Вечность

      Отсюда открывается великолепный вид на карамельные реки... Высокий берег, пушистая сахарная травка, над головой — бесконечное розоватое небо с облаками сахарной ваты, последние лучи заката падают на карамельную реку, и кажется ей, будто река светится, так волшебно. Высокая фигура девушки в темной шляпе поворачивается на звук — недалеко послышался шум в кустах ежевики. Марселин, вампирша в недлинном черном платье, с по-своему привлекательной черной шляпой с широкими полями и перчатками на руках, эдакая средневековая дама, как в книжках, которые она читала в далёком детстве, не боится встретить незнакомца, что прячется в колючих кустах ежевики, боится не встретить ее... Бубльгум.       Иногда кажется, что все, будто сон, и это примирение после вражды в несколько веков, частые свидания, чаще ночью, под луной, когда только Глоб единый видит их, мимолётные поцелуи, хотя бы в щёчку, пока не видят друзья (Марселин ещё думает, а стоит ли кому говорить), — всё — мечта, сон, не иначе. Потому что настолько счастливой, защищённой и нужной вампирша чувствует себя впервые за тысячу лет нелегкой жизни, во тьме, где единственным лучиком солнца была Бубльгум, ее принцесса, нежная, лёгкая и сладкая, как жвачка, девушка. Девушка... После стольких лет мучений, недопониманий, ссор, горьких предательств Марселин позволяет себе называть ее своей девушкой и надеется в будущем — женой.       Лёгкая и воздушная, словно бабочка, Бубльгум порхнула, как с цветка на цветок, из удушающего заботами и ответственностью замка к простому, началу ее многовековой истории — берегу карамельной реки, ныне — полюбившемуся потаянному месту для свиданий, и бледное, словно безжизненное лицо Марселин украсила робкая улыбка. Принцесса, чутка ругаясь на дурацкие кусты, которых, вроде бы, никогда и не было здесь, отрывая колючки от нежно-розового, лёгкого, как она сама, платья, проходит к Марселин и не сдерживает эмоций, бросаясь на шею, крепко обнимая, пока Марселин вдыхает дурманящий и приторно-сладкий запах жвачки. От нее, Бубльгум, веет добротой, счастьем и радугой, такая милая принцесска, владеющая конфетной страной. Милая... Но далеко не такая хрупкая, как может показаться. «Да ты Валькирия, принцесса!..», — вспоминаются слова Рикардо, парня-сердца Ледяного короля.       — Я так скучала, Марселин, — прошептала Бубльгум, опаляя шею девушки горячим безудержным дыханием.       Вампирша, поглаживая длинные, неестественно розовые жвачные волосы, прошептала в ответ желанное «я тоже, сладкая». Отпрянув ненадолго от Марси, принцесса глядит на закат, солнце вот-вот зайдет, а пока карамель кажется такой яркой и завораживающей, что Бубльгум не сразу отводит взгляд. Выдохнув, окутанная блаженным чувством, она заявляет, что ей давно требовалось бросить работу, все дела, присмотр за конфетными жителями и пост принцессы хоть на минуточку и насладиться игрой света на местных водах.       Эта ночь для них двоих. Эти звёзды, что по-немногу зажигаются над головами влюбленных, лениво проплывающая луна, показавшая лишь один бок и почти неслышимые чудеса природы: тянущаяся полосой конфетная река, проклятые кусты ежевики, последние милые насекомые, вроде бабочек, жучков и светлячков, вот-вот, застрекочут в травах кузнечики.       Марселин с удовольствием бросает черный зонт, что порядком ей надоел, рядом Бубльгум расстилает колючий в клетку плед поверх сахарной травы. Здесь будет их маленький ночной пикник, только для них двоих, и больше никого, только река, берег, точки-звездочки и их бесконечная, вечная любовь.       — Я принесла пару яблок. Уверяю тебя, это лучшие яблоки Конфетного королевства, — Бубльгум протягивает возлюбленной спелый, сочный фрукт, алого-алого цвета, алее, чем сама кровь.       Марселин с любовью тянет бледную и тонкую руку за яблоком, касаясь нежной сахарной кожи Бонни, ее ладони мягкие теплые, как у младенца, идеальные. Вампирша впивается в фрукт, выпивая красный цвет медленно, смакуя, постепенно яблоко становится уныло-серым.       Бубльгум завороженно глядит, как волшебно блестят смольные волосы Марселин под свет серебристого диска луны. Ее манящие рубиновые глаза глядят с нежностью и любовью, как не посмотрит на принцессу ни одно живое существо. Она создание тьмы, существо, которое вынужденно скрываться при солнечном свете, нечесть. Ей далеко до румяной принцессы с живыми океанами-глазами, с теплотой внутри, которую Марселин ощущает, едва прикасаясь губами к не менее тонкой руки Бубльгум, целуя кисть, притягивая к себе все ее хрупкое тело, окутанное лишь в тонкое, но пышное розовое платье. Принцесса не сопротивляется, прижимается к холодной груди, ледяное мертвое тело вампирши греет получше лучей солнца.       Они такие разные, совершенные противоположности. Внешний вид, раса, увлечения и принципы — их многое отличает, но вечность, что они живут, их наказание и благословение, ответственность перед народом, — у них полно и схожих черт. Их отличия приводили к ссорам, даже предательству, но теперь, главное — теперь они вместе, рука об руку, с полными искренней любви и теплоты глазами, жаркими поцелуями и объятьями.       Марселин берет инициативу на себя и первая целует Бубльгум, сначала в предплечье, затем, поднимаясь к плечу, ключицам. Румяная совсем не от смущения Бубльгум касается в ответ губами ее шеи легко, совсем немного, обвивая руками ровную спину, опускаясь чуть-чуть ниже. Оторвавшись ненадолго, шумно дыша, девушки — принцесса и королева — смотрят друг на друга, глаза в глаза, а в них плещется буйный океан любви и страсти, желания и мечты, и самое главное — счастья.       Одинокое серое яблоко покоится у края пледа, на котором сидят девушки, молча, не решаясь отвести взгляд от любимых и родных глаз. Целая ночь для них... Холодный ветер обдувает, кажется, сильнее, и длинные волосы Бубльгум и Марселин так и норовят закрыть алые и разгоряченные лица. От лучей солнца не осталось и следа, сумерки поглотили Ууу, и в тишине, наблюдаемые одними только звёздами и луной, девушки произносят такие нужные слова, что не решались сказать очень долгое время: «Я люблю тебя», — синхронно произносят и мило улыбаются, удивленные приятной неожиданностью. «Что, правда?», — от смущения не глянув на Бубльгум, спросит Марселин. Одинокая слеза оставит мокрую дорожку на щеке. Слеза счастья, один только Глоб знает, что ей пришлось пережить ради этих слов. «Правда», — ответит принцесса, двумя пальцами приподняв подбородок вампирши, легко целуя.       — Загляни мне в глаза, — попросит Бонни, и возлюбленная снова бросится в плещуйщийся, бурный океан. — Разве эти глаза способны тебя обмануть? Тогда — да, не сейчас, дорогая. Я могу обвести вокруг пальца, предать любого, но тебя — никогда больше. Ты веришь мне?       Вместо ответа Марселин горячо целует Бубльгум, впивается в сладкие губы так, словно больше никогда не прикоснется, прижимается ещё плотнее, а дурманящий запах жвачки, кажется, въелся на всю оставшуюся жизнь. Вечность.       Они целуются рвано и страстно, сминая, кусая чужие губы, как в последний раз. Вокруг них одна бесконечность. Это и небесное пространство над головами с крапинками-звёздами, карамельная река, убегающая вечным потоком прочь, их жизнь и любовь, которые никогда не прекратятся.       Последний нежный поцелуй от Марселин в уголок губ, и девушки немного отстраняются, рвано дыша, аллея ещё больше. Королеве вампиров кажется, что с ее сахарной принцессой стоило быть и понежнее.       — Бубльгум, — прошептала она, почти у самого уха, опаляя горячим дыханием, — я так счастлива.       А большего и не нужно.