истина

верховенского гложет. гложет чувство отвращения, которое он видит в глазах остальных по отношению к себе. ему отвратно это. чёртовы бесы, которых никто не мог принять. даже ставрогин не смог. ох, ставрогин, идол, оставил его. подходя мимо церкви, петр замечает на входе икону – немного потрепанную, местами были видны трещины, но взгляд иисуса христа пробирает мужчину и гипнотизирует. он чувствует, как взгляд пробирается под кожу и давит на лёгкие, не давая возможности вздохнуть. он, словно мышь перед змеёй, смотрит и двинуться не может, лишь смотрит своими неверующими глазами на лик святого – и видит в его святых и чистых глазах насмешку над его темною душою. открыто смеётся над ним, неверующим змеем, словно над самим люцифером. а петеньке страшно. страшно от того, что сам разобраться в себе не может – способен ли он уверовать? по его щекам текут бриллиантовые слезы, падая на грешную землю, на которой стоит запутавшийся (ещё) человек и выходя из транса, срывается со своего места, оставляя позади своего идола, который лишь удаленно и с насмешкой на него смотрел. смотрел так же, как и христос с чертовой иконы. он смотрит на себя в зеркало и видит лишь бледного мужчину с прекрасными пшеничными волосами, его холодные голубые глаза выглядели блекло и устало, его губы изогнуты в отвращении к самому себе, а под глазами – мешки от недосыпа, ибо закрывая глаза он видит чертову икону и ставрогина. и оба смеются так, что до самых костей пробирает мороз и тьма сильнее хватается за душу, стараясь захватить и покорить ее, сделать своею. – кириллов, – сходу начинает верховенский, прижимаясь плечом к косяку и чувствует на себе взгляд, полный отвращения. все так смотрят на него, кроме эркеля. лишь эркель видит в нем человека и смотрит на него так же, как сам верховенский смотрит на ставрогина. его демоны не отпускают, лишь сильнее проникаясь чувствами к его «ивану царевичу». тяжёлой поступью он шагает по скрипучим доскам и все же поднимает взгляд, встречаясь взглядом с кирилловым, бессильно ухмыляясь. – почитайте мне апокалипсис, алексей нилыч. в комнате повисает затяжная тишина, с которой так привык жить верховенский и так же ее боится, старается всячески убежать от неё, да не выходит, она везде его находит и давит, словно дворянин червя своим зловонным башмаком, по этом мерзко гогоча, как юродивый. – чаю? – лишь предлагает собеседник, на что петр кивает, согласившись. – чаю. верховенский приходит каждый вечер к кириллову, слушая новую главу за новой, попивая чай. он закрывает глаза и сердцем ищет бога, ищет в нем хоть маленькое место – перед глазами не бог, а серые глаза ставрогина. мужчина не видел николая уж свыше пары недель – не искал сам встреч. хотелось вычеркнуть из сердца, вычеркнуть из памяти и свободно задышать. вот только больно – не может он разлюбить. каждое утро он просыпается в мастерской алексея нилыча – каждый раз они до самой ночи зачитываются апокалипсисом и домой идти в ночь не лучшая идея. его будят голоса – шатова, кириллова и ставрогина. слышит как на фоне чашка цокается с блюдцем, как кулак бьётся о стол, как меряет шагами комнату кто-то и слышится улыбка в голосе инженера. – к вам же каждый вечер зашагивает верховенский? – голос злого ставрогина он узнает всегда. нотки металла и январской вьюги просачиваются в этой фразе, стараясь надавить и обескуражить собеседника, но кириллов не сдается. – зашагивает! а лишь рано утром убегает, словно мышь – стараясь остаться незаметным. – поддакивает шатов и ритм шагов ускорился. – клевета! я верховенского не видел с собрания, на котором вы повздорили с петром степановичем. – голос спокойно льется из уст алексея, ложь даётся ему легко и непринужденно, в то время как верховенского всего трясёт. – чего же в вас такого усмотрел верховенский? – игнорируя фразу товарища, спрашивает риторически николай. в голосе обида. в голосе зависть. в голосе яд. ставрогин пытается ударить побольнее словом, стараясь не распускать руки, ведь друзей не бьют. не обижают. – да брешете вы, алексей нилыч, у эркеля спросите и он подтвердит визиты петра степановича! – эркеля? – а вы то не знали? в неведении, – глумится шатов, наконец останавливаясь почти у самой двери в мастерскую, заставляя петра забыть как дышать. – они ведь не разлей вода! видели ли как эркель смотрит на него? как преданный щенок, которого приголубили и сытно накормили. воцаряется тишина, в которой верховенский слышит биение своего сердца в самих перепонках, боясь вздохнуть спокойно. но длится все это не долго – трость грубо бьётся о деревянный пол, а дверью громко хлопают. ставрогин в бешенстве и чертовски страшен в таком состоянии. – не ваш больше верховенский! – зачем-то кричит шатов и остаётся в комнате с кирилловым, молчит. словно, молчание лечит. словно, через молчание можно понять. революционеру хочется плакать, ибо покидает иван комнату с аурой презрения и улыбка пропадает с лица алексея. в этот же вечер петр встречает эркеля и, замечает его разбитый нос и пару ссадин на скуле. в тот же вечер он понимает, что не может поверить в бога или в бесов, не может одурачить себя верой. не может побороть чувства. ставрогин откровенно скучает по нему. по вечно говорливому, вездесущему и назойливому жуку, который все время что-то болтает и заливисто смеётся. верховенский похож на вино – такой же сладкий с особенной кислинкой. лиза смотрит на него так доверчиво своими голубыми глазами, которые раньше заставляли подгибаться его ноги. но теперь вместо глаз прекрасной лизы он видит глаза петра степановича, чёрт бы его побрал! они кажутся николаю чище водной глади – хочется с головой окунуться в них и утонуть. он хочет, чтобы эта самая вода защитила его от бесов, которые паразитируют в его душе, стараясь затуманить сердце и разум. после разговора с кирилловым, ставрогин быстро шагает по улице, крепко сжимая свою трость. крепко стиснув челюсть с такой силой, что вены в районе висков пульсируют и от злости краснеет лицо. он чувствует, что упускает кого-то важного и осознает, что это верховенский. он чувствует, что верховенский словно утекает сквозь пальцы и он не знает, что с этим делать. у николая ломка по петру, как бы не было горько это осознавать. на встречу ему идёт белокурый юноша – эркель. эти зеркальные глаза, которые хочется так и выдавить, лишь бы тот на верховенского ими не смотрел. потому что нельзя. эркель отчего–то заводит с ним разговор и на мгновение гаденько улыбается, смотря на мужчину, и произносит фразу, которая решает всё: – неужто покаяться решили, николай всеволодович? уверены, что зная про это петр степанович вам ручку поцелует? в голосе издёвка, а спустя пару секунд – на лице красуется разбитая губы и сбитая скула. рука у ставрогина оказалось тяжёлой, а удар – сильным. прямо как и его любовь. гуляя у реки, верховенский останавливается и наблюдает за водной гладью – как блики солнца её красят, оставляя на ней свои поцелуи, которые переливаются разными бликами. позади слышатся шаги и петр лишь сглатывает, спиной чувствуя кто стоит позади него и чей взгляд прожигает пшеничный затылок. – петр степанович, какая неожиданность! – наигранность в голосе не скрывают, так же как и улыбки. и верховенский принимает правила игры – оборачивается к мужчине, слегка хлопая ладонями и улыбается своей привычной улыбкой. – ох, николай всеволодович! приятно вас встретить. – в голосе нет ни лжи, ни притворства, ни фальши. ясно серые глаза безбожно рассматривают лицо петра, цепляясь за каждую деталь, словно ища за что прицепиться взглядом и находит – голубые глаза. они краше самой морской глади – в них плескается то, по чему так скучал ставрогин и то, что пытался постигнуть. – гуляете сами, ко мне перестали захаживать, – верховенский слышит с трудом скрывающую обиду и не перестает смотреть на мужчину, наблюдая за его маской, которую он выбрал. вот только глаза за маской не спрятать, в них видны эмоции и чувства ставрогина. – неужто, эркелем так всерьез заинтересованы? – ревнуете вы, николай всеволодович, – буквально мурчит петр, его губы расплываются в довольной улыбке и снимая с руки перчатку, накрывает ладонь собеседника, обводя пальцем костяшки. кожа мужчины пускай и на взгляд кажется жутко грубой и сухой, но на деле – нежнее шелковой простыни, на которой любил нежиться верховенский. – не зря я вам ручку целовал, помните? но, беда, мои губы заинтересованы только в ваших кистях. и отходя назад, вновь натягивает перчатку на руку, переводя взгляд на воду. все ее любят, все ею восхищаются, все жаждут её. петр завидует ей. – я пытался уверовать, ставрогин, кирилов мне читал апокалипсис – тихо говорит мужчина, осознавая, как молчание затянулось и снимает с головы свой любимый котелок, сжимая ребро шляпы в руках. прохладный ветерок приятно обдувает волосы, освежая свои мысли, стараясь взять себя в руки и не растерять самообладание, но рядом со ставрогиным – это невозможная миссия, которую петр медленно, но проваливает. – но не смог. где-то слышен всплеск воды, хруст веток и пение птиц, но собеседник верховенского молчит и стоит на своем месте, заставляя напрячься. – зачем вы мне это рассказываете? – я решил быть с вами честным и откровенными. и вновь молчание. мужчина смотрит на свое отражение и слышит, как под ботинками ставрогина хрустят веточки и шуршат жёлтые листья под ногами мужчины, заставляя громко сглотнуть и все же повернуться лицом к темноволосому, поднимая взгляд на его глаза. – и подушку небось крестили? – крестил, – соглашается петруша, не выдерживая зрительного контакта, но шершавая ладонь крепко хватает его за подбородок, возвращая обратно. николай хочет узнать – зачем же конченный атеист занимался этим. – крестил, чтобы ваши глаза холодные, но такие родные, перестали на меня насмешливо и с отвращением смотреть в снах моих. верховенский откровенный как никогда – он прекрасно понимает, что это может быть последняя встреча, что сейчас его ударят или вовсе высмеят в обществе, которое захлёбывается в собственных пороках и навозе. петр хочет из гадкого утёнка превратиться в прекрасного лебедя, но не в силах этого сделать. как может получится лебедь, когда его отец настоящий гусь? он боится спокойствия николая. боится, что следом за искренностью последует жуткий смех и очередные колкие слова, способные ранить и разбить несчастное сердце. после предательства отца верховенскому сложно кому-то открыться и стать собой. с самого детства он был один, в окружении навязанных нянечек и учителей, которые были рядом лишь из-за денег. они не испытывали никаких чувств к парнише – наигранно улыбались, получая хорошую зарплату. у него не было ни друзей, ни подруг – все детство и юношество они был сам. в руках его часто можно было увидеть какой-то роман или же библию, в которую он перестал верить. он молился господу, разбивая хрупкие колени о кривые половые доски. складывал руки бледные вместе и закрывая глаза, просил простой любви, простую семью – просил отца и мать, и просто внимания. вот только бог смеялся над ним и всеми его пожелания, и наплевать ему было на маленького болезненного петрушу, который плакал в подушку от человеческого безразличия. но руки ставрогина опустились на талию светловолосого, крепче прижимая к себе. носом утыкается в чистейшие волосы и вдыхает шумно их аромат – пахнут волосы чабрецом. – я скучал, петр степанович. – шепчет ставрогин, вызывая мурашки у мужчины. шепот въелся под кожу, а руки на талии – вовсе мешают думать. верховенскому кажется, что ему все это снится – очередной с ума сводящий сон, который не отпустит его. за что это все ему на судьбу выпало? за что весь этот мир так его пытается раздавить и сломать? – я скучал и завидовал каждому, кто имеет право к вам прикоснуться или просто находиться рядом, – продолжал шепот, а его обладатель, упирается своим лбом о лоб верховенского, рассматривая глаза того. – поэтому вы разбили лицо эркелю? – не могу я вас отпустить, ведь вы – моя половина, понимаете? – мужчину пробивает эта фраза, ведь нечто похожее он говорил не так давно ставрогину, на что услышал презренное «помешанный». верховенский делает шаг навстречу, оказываясь в плотную в николаю. петр укладывает свои руки на его грудь, ладонью чувствуя сердцебиение мужчины – такое быстрое, но до чёртиков мелодичное. – в кого вы сейчас веруете, верховенский? – я не верую ни в бога, ни в бесов. я верую в людей, – тихо говорит буквально в губы мужчины, а его руки – уложены на плечи темноволосого. облизывая пересохшие губы, запрокинув голову чуть назад, тем самым смотря на ставрогина. – я верую в чистоту и доброту кириллова, в простоту и честность шатова, в преданность и искренности эркеля. и верую в вас, николай всеволодович. – отчего же в меня? – оттого, что вы чувствуете тоже самое, что и я. ставрогину плевать – увидит ли кто-то, кто будет обсуждать их позорно, кто будет смеяться за углом. он всегда делает, что хочет и на данный момент хочет он губы верховенского. хочет почувствовать эйфорию от мягких мужских губ, которые ранее только то и дело, что расплывались в усмешке шута. бороться с собой больше нет сил. николая накрывает не желание, а чувства, которые он так долго пытался скрыть. верховенский поддаётся ближе, прыгая с разбега в круговорот чувств, которые накрывают его с головой. это все так правильно, ведь сложились две части мозаики, создавая целостную картину. любовь – не грех, а награда. награда за принятие и покаяние. награда за веру.