От твоей семьи, 15.10»
— красиво выведено маминой рукой, которая так старательно вырисовывала букву за буквой, и в дополнение добавив в конце сердечко. Оно будто и сейчас излучало родное тепло и любовь. Глаза пробегали по знакомым, почти зазубренным строчкам, но в голове всплывали мысли совершенно далёкие от книги: то старый друг из детства, то мягкая улыбка бабушки и её всегда удивляющие своей уникальностью подарки, то свеча в форме двойки, начинающая плавится от озорного огонька, слепящего глаза — всё, кроме книги и реальности, от которой Ун всеми силами старался убежать. Хотя бы на сегодняшний день. Пока это не кончится. И пока одиночество не перестанет быть таким явно выпирающим и колющим в бок острыми иглами. Спустя полчаса Ун не прочёл и двух страниц. Всё застрял на первом абзаце, жадно пробегая по словам и пытаясь вбить их в голову, заглушая резко прихлынувшие картинки из прошлого. А всё не выходит. Вспоминается что-то старое и такое греющее душу, отчего, вновь увидев реальность, начинает тошнить. «Хм, лучше бы дома посидел. Лишь промок зря» — зачёсывая рукой и пропуская между пальцами намокшие, слегка слипшиеся блондинистые волосы. — «Надо будет зайти в аптеку, купить что-нибудь от насморка… Снова заболел. И снова в день рождения...» — глаза вновь прошлись по первой строчке, а мысли опять не там. Надо заканчивать. Ничего путного из этого не выйдет. Допив последние два глотка, не оставив даже осадка на дне (Ун студент: у него нет лишних денег) парень нерешительно огляделся по сторонам, выискивая официанта. Взгляд Уна зацепляет брюнет (по мнению блондина такой таинственно красивый, словно с обложки). Его телосложение приковывает к себе сильнее. Подтянутый, в меру накаченный, словно спортсмен. «Повезло его девушке» — невольно пролетело в подсознании, но испарилось за долю секунды. Увидев рассеянный взгляд блондина и небрежно смятую купюру в руке, официант поспешил к столику. — Вам принести счёт? — заученная фраза на автомате вылетела с потрескавшихся вишнёвых губ (Ун никогда раньше не примечал такие детали). — Да… Пожалуйста, — неуверенно, словно маленькая смущённая девочка, которой только стукнуло 6 (а Уну уже 20 исполнилось). Сминая рукой край воротника, Ун неспокойно сидит, постоянно ворочаясь и переминаясь, будто нервничает или ждёт чего-то особенного (а чего, и сам не знает). Вот уже минуту никто не подходит, а Ун всё сидит также и озирается. — Вот ваша сдача. Приходите ещё, — брюнет появляется из неоткуда буквально на глазах. От него исходит очередная заученая фразочка и ничего больше. Ни приветливой улыбки, которую, на удивление, Ун так хотел увидеть, ни даже простой просьбы о чаевых. Уна и взглядом, пусть даже презренным, не удостоили, будто он пустое место. От этой мысли потемнело в глазах до неприятной тупой боли в затылке. По рукам прошлись противные, приносящие холод и зябкость мурашки. — Ага, спасибо, — из приличия буркнул он и рывком поднялся с диванчика. Обиженный на свои пустые ожидания. Ему ведь ничего не должны. Этот парень всего лишь незнакомец, который и знать не мог, что у Уна день рождения. Но Ун же всегда так: надеется, представляет себе всякого, а потом огорчение. Вот оно, самое чистое и насыщенное до такой степени, что сглотнуть не удаётся, глаза щиплет и кончик языка мечется, пытаясь выбросить все те слова, что с молниеносной скоростью появляются в голове. А на самом деле не срывается даже банального обзывательства, хотя столько вариантов было предложено. Ун хороший мальчик. Маленький, хоть и взрослый, но хороший и невинный. Плохого слова другому не скажет, потому что воспитан не так. Может, поэтому и использовали его все «друзья». «Агх, и так настроение ни к чёрту, ещё и сильнее его испортил! Напридумывал себе, что меня хоть кто-то поздравит, теперь хожу и мучаюсь из-за своих же мечтаний!» — мысли в голове так и калечили его. Сам себя не отругаешь, никто не сделает. Хотя в чём толк? Ун ведь по-другому не может, всегда мечтает и всегда чего-то ждёт, будто в сказке вырос.***
Квартира встретила Уна привычной тишиной с неприятным отголоском в виде одиночества и холодка по спине. Ун даже украшать в честь праздника ничего не стал. Всё равно не для кого, так чего стараться? Пройдя сразу на кухню, парень наливает воду и, открывая новую коробку, только что купленную в аптеке, закидывает таблетку в рот, запивая водой (кстати, тоже горькой на вкус). — Блин, — срывается недовольно с тонких персиковых губ. — Я оставил там книгу! — рука тут же по привычке зарывается в волосы, начиная их дёргать и оттягивать. — Ну какого чёрта, Ун? Почему даже уйти красиво у тебя не получается? Идиот!..***
Дождь противными мелкими каплями приземлялся прямо на лицо, попадая на глаза и замирая жемчужинами на ресницах. Попавшие на губы капли просачивались в рот. Вкус дождя ещё никогда не был настолько ненавистным и обременяющим. Вот знакомая вывеска начала виднеться за голыми ветками деревьев через дорогу. Осталось пройти через светофор и буквально ощутить шершавую обложку любимой и многозначащей книги. Звон колокольчика на древи, и Ун уже внутри. Весь промокший и злой. Взгляд такой хмурый и недовольный, а в глубине зрачка всё равно сверкает и обида, и грусть. Обойдя все столики и дойдя до нужного, горечь начинает расти быстрее и больше. Пусто. В надежде оглядываясь по сторонам, пробегая глазами по каждому столику, Ун окончательно теряет возможность увидеть книгу вновь. Смирение своими тяжёлыми канатными нитями обвивает грудь, что не вдохнуть, ни выдохнуть, сжимает всё внутри и заставляет даже органы остановить работу. А толстые иглы отчаяния окончательно прибивают сердце к деревянной стене из пожизненного огорчения и боли. Ун уже даже не злится. Просто разворачивается и неспешно выходит, взглянув напоследок на место, где час назад видел брюнета, которого сейчас, кажется, и не было вовсе. Может, и он был лишь его фантазией?.. — Эй, парень! — доносится откуда-то из-за спины. Ун даже не оборачивается, уверенный, что это не к нему. — Эй, белобрысый! Стой же! — до Уна наконец доходит. Он мгновенно оборачивается на голос и видит бармена. Волосы с рыжеватым отблеском на свету. Пухлые губы и выразительные глаза. Он будто тоже с обложки. — Вот, просили передать. Ты забыл это за столиком, — в руках виднеется знакомая кофейного цвета обложка книги. Огонёк мелькнувший во взгляде заставляет даже на мгновение подняться уголок, казалось бы, навсегда опущенных губ. Но только на секунду. — Спасибо большое, — принимая из рук книгу, Ун благодарно кивает. — Ах, не надо. Не я её нашёл. Уджину скажешь спасибо. Непонимающий и вопросительный взгляд глубоких карих упёрся прямо в лицо бармена. — Уджин. Он тут официантом работает, — лишь бросил рыжеволосый, оставляя Уна наедине со своими мыслями. «Так значит Уджин…» — и на лице снова мелькает улыбка, такая по-детски глупая и сверкающая, хоть и недолгая. — «Спасибо, Уджини~»***
Книга, на огромное счастье Уна, даже не промокла. Только кончик закладки, торчащей из книги, немного помялся. Несмотря на улыбку, недавно проскочившую на бледном лице, настроение всё равно также оставалось на грани отчаяния и безысходности. Только сейчас Ун мог отвлечься хоть на книгу, которую, может, теперь, будучи наконец дома, сможет прочесть без посторонних мыслей. Стоило только перевернуть первую страницу, как из книги на пол, немного кружась и левитируя в воздухе, вылетела салфетка. Слегка пожелтевшая с уголков. — Не помню, чтобы что-то оставлял… — рука моментально потянулась за салфеткой. Глаза сразу же зацепились за отпечаток вишнёвых губ на пожелтевшей бумаге. Что-то беспокоящее и волнующее кровь зашевелилось в груди. Осторожно, боясь слишком быстро прокрутить момент, Ун начал читать. А вместе с тем внутри что-то теплело и расцветало. «С днём рождения, Уни. Если бы я знал, что у тебя сегодня праздник, поздравил бы раньше. Ты же из-за этого такой хмурый ушёл? Обиделся? Не грусти на свой день рождения. Можешь прийти попить со мной кофе, если тебе сегодня одиноко (я работаю до 21:00)— Уджин»
Даже мамин аккуратно выведенный почерк ушёл куда-то на задний план. Буквы, такие небрежно и торопливо выведенные его рукой. Почему-то это заставляло щёки пылать обжигающим и покрывающим краской пламенем. Сердце билось у глотки, и звоном отдавалось в ушах. Приятным звоном. И приятными ощущениями. Одиночество, когда-то пульсирующее прямо у виска переродилось в нечто необъяснимое и порхающее в животе. Что-то до безумия приятное и греющее душу…