Мертвым нет нужды спасаться

Исхода нет. Умрешь – начнёшь опять сначала, И повторится все, как встарь: Ночь ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь. А.А. Блок.

Ледяные ветра Нордскола всегда дуют одинаково. Кусочки льда, которые ошибочно зовутся снежинками, болезненно царапают лицо, даря некое подобие ощущения того, что еще вроде как даже живой. Хотя бы отчасти. В Нордсколе всегда так. Словно бы сама природа не желает видеть на этом континенте чужаков и стремится всеми доступными ей способами прогнать пришельцев. Вот только пришельцев все это мало трогает. У ног Тассариана негромко стонет раненая женщина. От одного ее вида ему становится тошно: старое полинявшее платье с изодранным подолом, посеревшая рубаха, на рукавах которой уже с трудом, но все же угадываются вышитые узоры. Руки испещрены мелкими шрамами, на кистях рук кривыми линиями выступают вены, а переломанные пальцы с обкусанными грязными ногтями отчаянно сжимают яркий хайратник – последнюю память о ее покойном и горячо любимом муже. Из-под чепца выбилась прядь рыжих волос. От возраста ее некогда огненно-рыжие волосы приобрели отвратительный цвет грязной старой ржавчины, что часто бывает на оружии, о котором плохо заботится его владелец. И эта прядь волос так безобразно смотрится на белоснежном снеге, что невольно хочется воскликнуть: «Женщина, посмотри, на что ты похожа! Немедленно приведи себя в порядок!». Но, увы, сейчас это будет выглядеть более, чем неуместно. Тассариан молча наблюдает за ее попытками хотя бы немного отползти в сторону – даже невзирая на свое состояние, женщина стремится убраться от рыцаря смерти как можно дальше, ибо невыносимо живым находиться рядом с теми, чье место уже давно в могиле. - В доме еще кто-то есть? - Пощади… - Отвечай! – сильный удар ногой под ребра и из груди женщины вырывается не то крик, не то хрип – все же, поломал ребра… Какая жалость. - Пощади… Кэрри… Пощади, молю! – одним резким движением Тассариан вгоняет в тело несчастной свой меч, наконец, прекращая ее мучения. С чавкающим звуком выдернув оружие из трупа, рыцарь смерти с раздражением отмечает про себя, что и кровь этой женщины такая же неприятная по цвету, как и ее волосы. Словно бы она вся насквозь прогнила. Не желая, чтобы на мече оставалась хоть капля этой дряни, что должна зваться кровью, рыцарь неторопливо, аккуратно и тщательно вытирает лезвие о подол убитой. Несколько раз, чтобы наверняка. Наконец, Тассариан обращает внимание, как во дворе в истеричном лае захлебывается собака, привязанная к своей конуре и потому вынужденная все еще находиться в деревне. Ну что же… неплохой обед для нежити, что находилась недалеко от рыцаря. Одним ударом вынеся дверь в дом, Тассариан входит внутрь и осматривается. Небогато жили хозяева, если не сказать еще больше. Две небольшие комнаты и судя по всему, спали они в дальней. Внимательно обведя взглядом дом и не найдя ничего интересного, рыцарь смерти уже разворачивается, чтобы уйти, как из дальней комнаты раздается сдавленный кашель. - Ну и кто же там прячется? – усмехнувшись, Тассариан неторопливо проходит вглубь дома. У самой дальней стены на кровати лежит девушка. Бледная и тонкая настолько, что, кажется, будто бы она вот-вот растворится. При всей этой ее бледности невероятным образом контрастируют растрепанные длинные черные волосы, раскиданные по подушке вокруг головы девушки. Она судорожно прижимает к белым, растрескавшимся губам кусок тонкой тряпки, которая, по всей видимости, должна служить ей платком. На этом обрывке материи виднеются пятна крови: некоторые уже старые и засохшие, а некоторые еще совсем свежие. - Что же ты даже не пытаешься сбежать и спасти свою бесполезную жизнь? Людям же свойственно цепляться за их мнимую надежду до самого конца. Или уже нет? – рыцарь с интересом рассматривает девушку, глядя на нее сверху вниз и поудобнее перехватывает свой меч. - Мертвым нет нужды спасаться, разве ты не знал? – с трудом выдавив из себя эти слова, она начинает задыхаться в кашле, зажимая рот импровизированным платком, на котором появляются новые пятна крови. Спустя время дыхание ее вновь выравнивается, насколько это возможно в ее состоянии, и она смотрит на Тассариана – тот же в свою очередь наблюдает за ней. - Мертвым? С каких пор живые стали мертвыми? Девушка криво усмехается, с нескрываемым интересом рассматривая гостя, если, конечно, рыцаря смерти можно так назвать. Затем неторопливо откидывает со лба длинную челку, которая упорно лезет в глаза, и хрипло выдыхает: - Скажи, а я тебе нравлюсь? - Как твое имя? - Нравлюсь?! - Я спросил, как твое имя? – рыцарь начинает терять терпение и хватает девушку за волосы, чуть приподнимая над подушкой и слегка встряхивая – даже самому Тассариану кажется, что сделай он это чуть сильнее, и она просто рассыплется, словно пепел от костра. - Кэрри… - Что? Я не слышу, что ты там шепчешь. - Кэрри! Мое имя Кэрри! – девушка начинает извиваться и шипеть, насколько ей позволяют силы, и невероятным образом извернувшись, совершенно неожиданно для рыцаря залепляет ему пощечину. Тассариан разжимает руку и Кэрри падает, судорожно сжимает пальцами подушку, утыкается в нее лицом и старается подавить кашель. Получается плохо. - Дура! Совсем жить не хочешь?! – рыцарь с плохо скрываемой злобой смотрит на нахальную девицу и уже внутренне начинает задаваться вопросом, почему же он вообще беседует с ней, вместо того, чтобы убить. Приказ то был вполне четкий и понятный, гласивший о том, что ему, Тассариану, должно зачистить эту маленькую деревушку от всего живого и по окончании задания вернуться назад для получения дальнейших распоряжений. Раздраженно фыркнув, рыцарь смерти поднимает свой клинок, на котором уже вовсю разгораются руны в предвкушении свежей крови и заносит над девушкой, но Кэрри вдруг улыбается ему – безмятежно, легко, чуть ли не весело: - А я и не живу. Посмотри на меня! Я молода, красива, интересна… не смей смеяться надо мной! Я знаю это! – девушка делает глубокий вдох, подавляя кашель и набравшись сил, продолжает: – А где я? В крохотной деревушке на самом краю мира. Всю свою жизнь я не жила, а существовала. Теперь и вовсе медленно умираю от этой проклятой сухотной болезни… Так что я давно мертва и не боюсь твоего меча. Да и ты мертв давно… Нет-нет, я не о теле… я о твоей душе. Опустив меч, Тассариан угрюмо смотрит на Кэрри в упор: - Да что ты знаешь обо мне? - Все, что ты сам показываешь… посмотри на себя – бездумный исполнитель приказов сверху. Скажешь, что все не так? Что только так может существовать армия? Не трать слов… отец мой был солдатом и погиб, сознательно идя на смерть, ибо таков был приказ. Ты мертв куда глубже, чем тебе хотелось бы думать. - Сама сдохнешь. – убрав меч в ножны, рыцарь смерти быстрым шагом покидает дом. «Ты мертв куда глубже, чем тебе хотелось бы думать» - Дура… да что ты знаешь… - вскочив на своего верного, мертвого коня, рыцарь смерти Тассариан возвращается в место, которое с большой натяжкой можно даже бы назвать домом. Возвращается, чтобы доложить о неукоснительном выполнении приказа. Как и положено солдату. Вот только что это за неприятное давящее ощущение в груди?