Животное чувство

Однажды на улицах Сейретея. - Эй, Ичиго, ну давай. - Пошел к черту со своей больной фантазией в воспаленном мозгу! - Рыжий парень и не думал останавливаться, рассекая ускоренной походкой воздух и еле удерживаясь, чтобы не сорваться на бег. От жары уже начинало казаться, что плиты плавятся под варадзи, мешая "побегу". За ним так же быстро, но ленивым шагом и с кровожадным оскалом, неустанно следовал капитан одиннадцатого отряда. - Да ладно тебе, чего ломаешься как целка? - Я бы на тебя посмотрел, если бы тебе предложили засунуть такую штуковину... - Временный шинигами так и застыл от невозможности произнести то, что собирался. Впрочем, этим удачно воспользовался преследователь, ладонью впечатывая парня в стену. - Не боись, не такой уж и большой. - Издеваешься?! Да мне месяц растягиваться надо будет, а потом еще месяц по три подушечки под задницу подкладывать! - Ичиго с искренним возмущением посмотрел Кенпачи в глаза и вцепился ему в плечи, не давая приблизиться. - Подушечки я тебе организую, - плотоядно облизнулся капитан и даже не попытался обратить внимание на жалкие потуги рыжего шинигами. - Да пошел ты! Я не позволю засунуть в себя эту штуковину! - Брось ты это неблагодарное дело - ломаться, Куросаки. Все дальнейшие возмущенные возгласы он пресек единственно действенным образом. От такой наглости риока чуть не задохнулся, но тут же сбился на несдержанный полустон, когда почувствовал как его мягкие губы сминаются обветренными и жесткими. Попытка укусить Зараки ничем хорошим для парня не закончилась - тот лишь игриво и довольно хмыкнул в поцелуй и засунул руку Ичиго под косодэ. - Отва... хаа.. ли... Извращенец! - Где-то между поцелуями и домогательствами стенал шинигами. - Заткнись. - Кенпачи весьма недвусмысленно потерся о бедро Куросаки, упираясь коленом в пах рыжему чуду. - Ты!.. - Театрально закатив глаза, капитан забросил брыкающуюся тушку на плечо и двинул к баракам одиннадцатого отряда, к своим покоям. В момент, когда Ичиго уже почти смирился со своей незавидной - ой ли? - участью и тем, что его оры и крики о помощи никто не услышит, из-за угла показались несколько хихикающих мордашек, среди которых он ясно различил лейтенантов тринадцатого, шестого, десятого и одиннадцатого отрядов и несколько офицеров. Силы на сопротивление, которые, казалось бы, были уже подавлены, снова вернулись. - Ах вы, ублюдки! - Кенпачи тоже заметил, но только то, что рыжий отвлекся, так что он без капли сожаления встряхнул брыкающуюся ношу на плече и ускорился. Уже лежа на футоне, Куросаки понял, что живым или, по крайней мере, целым и здоровым он отсюда не выйдет. Если вообще выйдет, а не выползет как Иккаку после бурной пьянки с Рангику и Ибой. Отвлекшись на жаление себя любимого, Ичиго не сразу понял, что Кенпачи уже полностью раздет. Ой. Мама. Глаза Ичиго округлились и он шумно сглотнул. - Это... Кенпачи... Ну, пошутили и хватит? - Зараки покачал головой и склонился над парнем, предварительно притянув его к себе за щиколотку при попытке побега. - Даже не думай, ягодка. - Он не влезет. Я тебе точно говорю! - Влезет-влезет. - Голос капитана стал напоминать хриплое рычание, что не прибавляло уверенности в возможной сохранности своей невинности. Парень уже успел проклясть весь Готей и Уэко вместе с их обитателями, а также любимого папашу и пустого, которому вздумалось прогуляться в ту злополучную ночь, когда рыжий пробудил в себе силы шинигами. А зверь все надвигался, и вместе с его приближением Ичиго чувствовал приближение своей кончины. "Какая глупая смерть!" - Он уже видел заголовки Сейретеевских газет, если таковые имелись. Зверь довольно рыкнул, заметив, что его жертва перестала рыпаться, и, не задумываясь на причинно-следственные связи, впился оскалом в мягкие искусанные губы, раздвигая их языком и врываясь в горячий плен. Грубые руки раздвинули худые жилистые ноги в стороны, и Кенпачи удобно устроился промеж них. Но на этом путешествие "шаловливых ручонок" не окончилось и они поползли дальше, выше, оглаживая острые бедра, проходя по кубикам пресса, очерчивая ореолы сосков... Но и этого зверю было мало. Он не мог насытиться лишь такими невинными ласками, он хотел большего. Взрыв эмоций в кофейных глазах. Чтобы это рыжее чудо выгибалось, стонало, кричало, извивалось. Чтобы этот мальчишка сжимался вокруг его члена от самого сладкого оргазма. Главное самому не свихнуться, касаясь шершавых участков кожи, где находились шрамы. Шрамы, оставленные собой, Зараки видел, чувствовал. Не обращал внимания на иные. Только свои. А Ичиго чувствовал руки капитана, губы, напрягшиеся мышцы. Чувствовал как горячий язык вырисовывает по его телу узоры, которые и узорами-то вовсе и не являлись, но по форме напоминали старые раны. И они будто снова открывались, извергая кровь с новой неодолимой силой. Куросаки было хорошо, с каждой минутой еще лучше и лучше, и, пока он не спятил, не сошел с ума от головокружительной страсти и желанных ощущений, он ослабевшей рукой схватил Кенпачи за мошонку. Потеребив ее, перешел на ствол, поглаживая, лаская головку, оттягивая кожицу и оголяя плоть. У него тоже стояло, и неслабо, благодаря ласкам зверя в человечьем обличии. Первый палец вошел неохотно, но Кенпачи знал что делать. Это было на уровне инстинктов. Это было в его крови. Это как будто он сам - инстинкт. Он не хотел порвать эту маленькую сладкую стонущую под ним рыжую ягодку, которая сейчас морщила лицо, даже и не скрывая своего недовольства по поводу инородного тела внутри. - Не будь бабой, Куросаки. Рано или поздно это случилось бы. - Гх.. Зат-ткнись, Кенпачи! Давай второй уже... - Несмотря на все недовольство своим положением пассива, временный шинигами все же успевал одновременно и получать удовольствие, которое дарила шершавая ладонь на его собственном члене. Зараки двигал ею медленно и так сладостно-мучительно, что рыжий всхлипывал, толкался навстречу руке, пальцам, губам. Черт возьми - чему угодно! - лишь бы пытка кончилась. В голове уже было пусто, не считая головокружительной спирали, которая сворачивалась в пружину где-то внизу живота. Но до развязки было еще далеко, как бы о ней не мечтал защитник всего живого, ползающего и бегающего. - Куда?! Рехнулся?! Этот-то еле влезает. - Судя по тону капитана, он был доволен. Конечно, такой сладкий, невинный - куда ему со всеми этими битвами, Айзенами и прочей херней - сейчас с ним. Под ним. И стонет, извивается, насаживается. Ичиго - брюнет был готов поклясться чем угодно - уже сам изнывал от желания. И к черту его недовольство по поводу размера. Второй палец пошел еще хуже. Куросаки всхлипнул так жалостливо, что оскал сам собой стерся с лица безжалостного убийцы. Однако парень внял словам любовника. Он же не баба. Бежать на Айзена, сломя голову, с мечом наперевес - вот это сумасшествие, а член в заду можно и потерпеть. Тем более когда владелец того самого члена так ласкает. Куросаки дернулся навстречу пальцам и замер. Тягучий, громкий стон волной пронесся по небольшой комнатушке. Ичиго неестественно прогнулся в спине, подаваясь губам, которые нещадно сминали кожу на шее, оставляя черт знает какую по счету метку. Кенпачи напрягся, а его плоть болезненно запульсировала. - Ну ты и нарвался, Куросаки. - Гха-аах!.. - Ичиго взвыл от нестерпимой боли, перекатывающегося, перекрещивающегося с острым наслаждением. Анус пульсировал, сжимался, причиняя боль своему хозяину и вторженцу. Привыкнуть к такому за пару секунд невозможно. Но большой налитый кровью член скользнул внутрь, и Зараки откинул голову назад и облизнул губы. Да, да, да! Все так и должно быть! Наконец-то он внутри этой огненной геенны. Кенпачи и не представлял, что в мальчишке будет так хорошо. Так горячо, узко, тесно и туго, а шелковистые стенки сжимают его плоть, не позволяя ни выйти, ни двинуться и можно кончить лишь от острой пульсации внутри. - Хор-рошо... Как же в тебе хорошо... - Большего он сказать не смог. А Ичиго не смог ответить. Рыжий всем своим естеством ощущал любовника. Снаружи он обжигал влажное от пота тело своими прикосновениями - казалось, кожа скоро порвется от бесчисленных засосов и укусов - и нежными пока еще ласками. Временный шинигами прислушался к ощущениям внутри: Кенпачи не двигался, слишком было тесно, но первоначальной боли уже не было. И было так странно и сладко ощущать полную заполненность. Он внутри, так почему, черт возьми, он не двигается?! Куросаки закинул колени на плечи капитану и дернул его на себя, хватая за волосы, вырывая звонкие и такие прохладные колокольчики. И Зараки поддался. Он не был нежным, лишь чуть осторожным. Следил, оглаживал ягодицы широкими ладонями, словно проверяя - не порвутся ли они на две половинки? Нет. А раз нет, то можно и не переживать за чью-то отмороженную вайзардскую задницу. Кенпачи полностью выскальзывал из тесного плена и тут же резко врывался обратно. Мальчишка под ним надсадно стонал и хрипел, как последняя портовая шлюха. Стонал и выгибался, по-блядски, да не совсем. Хрипел, рычал, дергал за волосы и сжимался. Сжимался так как нужно, сладко, неожиданно, словно вот-вот! А Зараки перешел на резкий, рваный ритм, то замедляясь и прикрывая глаза от ощущения жары и смазки, вытекающей из нерастраханной дырочки. Когда он успел кончить? Черт его знает, но рука тоже была в сперме, а значит кончил он не один. Значит, волноваться не о чем. Значит Ичиго хорошо. Да, ему очень хорошо. Он кончил уже дважды: первый раз, когда услышал первый полустон-полухрип Зараки, второй, от ощущения бьющей внутри спермы. Но останавливаться никто не собирался. Не было даже и мысли о том, чтобы прекратить. Пружина все еще держала крепко и, несмотря на излитие, короткий порхающий оргазм, разрядки не почувствовал ни один. Жадный голод все еще не был утолен. Кенпачи сорвался. Перевернул молодого любовника на живот, подтянул за бедра и снова резко вошел, приподнимая, насаживая парня на себя. Другой рукой заломил руки Куросаки за спину, не позволяя прикоснуться к покрасневшей головке, провести по всей длине и сжать аккуратные подтянутые яички, почти не скрытые за жестковато-мягкими волосками. - Давай, Куросаки Ичиго. Ты уже делал невозможное. Сегодня, ты кончаешь жопой, - рыкнул капитан и грубо, возможно даже слишком грубо, толкнул его на футон, втрахивая мальчишку в матрац, вцепляясь зубами в загривок и обводя языком выпирающие позвонки. Вбивался он резко, грубо, глубоко. Так как надо. Так как хотелось и ему, и Ичиго. И рыжий шинигами сдался. Он бы с удовольствием кончил и жопой, и членом, и даже ртом. Но сейчас он не мог думать ни о чем, кроме прикосновений такого мощного, взрослого тела позади себя. - К-кенпа.. аха... - Тяжелая ладонь легла на вздрагивающую плоть и прошлась по всей длине, чуть сдавливая, вытягивая легкопахнущую смазку. Они кончили почти одновременно и это был действительно самый настоящий оргазм. От которого темнеет в глазах, виски наливаются свинцом, а в груди отпускают тяжелые сдавливающие цепи. Это было так сильно, до звезд перед глазами и радужных точек, ярко вспыхивающих, когда опускаются веки. Уставшие, мокрые, удовлетворенные. Дотянуться мечом до окна и выбить его к чертовому Айзену. Приятный ветерок. А в голове все еще туман от прокатывающихся волн посторгазма. - Ну что, страшно, больно? - Мужчина подложил одну руку под голову, а второй шлепнул Куросаки по ягодице. Парень поморщился, вытер белесые капли с живота с помощью оби и перекатился на бок, спиной к капитану. - Отвали, я устал, - хриплым, еще не пережившим бесчисленные стоны голосом сообщил рыжий шинигами и закрыл глаза. Время близилось к рассвету. - Спи, ягодка. Однако в мой отряд ты через постель не попадешь, - так же хрипло, но рокочуще отозвался Зараки, притягивая к себе Ичиго. - За каждый чужой шрам будешь отрабатывать в двойном размере, усек, ягодка? - Спасибо за заботу, Зараки-тайчо. И спи уже наконец. У него странная забота, кровожадный взгляд, грубые и шершавые руки. Но Куросаки понимает - теперь, волей-неволей, придется вписать и себя в список тех, кого он должен защитить. С другой стороны с этим справится и новоявленный любовник. Вокруг парня все слишком яркое, живое, необузданное. От рыжих лохм и громкого голоса, до постоянно вьющихся вокруг него друзей и врагов, которых у молодого шинигами слишком много по-определению, заведомо. И Кенпачи тоже понимает - теперь у него новая, сладкая и желанная головная боль помимо его крошечного лейтенанта. И видеть, слышать, чувствовать это рыжее кричащее чудо - оно определенно стоит того, чтобы жить.