Lux in tenebris

Стоит ночной мгле накрыть город, как с новыми силами из закоулков подсознания вырывается беспокойство. Каждая минута тянется мучительно долго, тиканье часов отдается шумным гулом и пульсацией в висках. Из памяти давно стёрлось, какой вид открывается с балкона, как выглядит пододеяльник, натянутый на махровое одеяло, какого цвета обои на кухне… Даже такие элементарные знания ныне – роскошь. Пару лет назад я попал в аварию, после которой утратил зрение. В автобус на полном ходу врезалась легковушка. Не смог не то что на ногах устоять, даже как-то сгруппироваться. Вот и ударился головой. При ударе что-то отвечающее за зрение пострадало и теперь перед моими глазами постоянная, беспросветная, всепоглощающая, холодная и бездонная тьма. Все остальные органы чувств обострились, чтобы компенсировать отсутствие зрения. И воображение с памятью, похоже, урвали приличную долю мозговой активности, что шла на обработку зрительной информации – в голове словно отложились координаты того, что, где и как лежит в квартире. С покупками помогают друзья, девушка ушла буквально через пару месяцев, когда стало понятно, что быстро зрение не вернется. Или вообще может не вернутся. И винить её за это уж точно не получится. В комнате с каждой минутой, с каждым гулким тиканьем часов становится всё более и более душно, даже с учетом того, что на мне легкие спортивные штаны и футболка. Нащупав на кровати плед, я укутываюсь в него и выхожу на балкон. Сейчас середина лета, но назвать ночи тёплыми язык не повернется – довольно прохладный ветерок ощущается кожей так, будто нет ни пледа, ни футболки... Но это ощущение можно и перетерпеть ради обилия запахов и звуков, из которых воображение формирует картину того, что могло бы предстать взору – деревья рядом с высокоэтажным домом, вереницы машин на дороге, пролетающий высоко в небе над городом самолёт... В последнее время всё чаще выхожу ночью на балкон. Не столько за тем, чтобы помечтать и попредполагать, сколько спастись от тиканья часов. Оно ночами угнетает, подстёгивает… Ведь каждую ночь я жду гостя. От размышлений отвлекает шорох и резкий порыв ветра откуда-то слева. Плеча мягко касается легкая рука с длинными пальцами, обоняние улавливает приятный аромат духов с нотками корицы и где-то в груди медленно начинает растекаться тепло. Она пришла. Наверное, в этот момент улыбка всё же тронула губы. - Ты снова предпочёл плед более теплой одежде. О, этот мягкий, проникновенный, звонкий, обволакивающий голос над самым ухом… Самый желанный, самый дорогой, бесценный голос. В такие моменты довольнотрудно удержать себя в руках, устоять на месте и не прильнуть к стоящей в считанных сантиметрах девушке. Но всякий раз тело сковывается волнением и нерешительностью, едва только оно начинает слегка клониться к ней. Она появилась в пару месяцев назад и, словно ураган, перевернула всё. Стыдно признать, мысли о суициде уже почти перестали быть только мыслями – продолжать работать в автомастерской не было никакой возможности. Никому ведь не нужен слепой автомеханик. Единственное спасение – часто захаживающие навестить лучшие друзья, коих не так много, музыка, вино и попытки написать хотя бы небольшой, но захватывающий, рассказ. Это было давней мечтой, да всё времени не было. Многое было перепробовано – голосовой ввод, клавиатура с более ощутимым рельефом клавиш… Как оказалось, проверять правильно ли написано каждое слово с помощью программ, что воспроизводили текст, было тем еще «удовольствием». Один знакомый программист, конечно, додумался до того, чтобы каждая буква при нажатии обозначалась с помощью звука, но и это не было идеальным вариантом – уже после сорока минут от произносимых компьютером букв начинала болеть голова, насколько бы тихим не был звук. Монотонность этих звуков убивала практически всё вдохновение и желание, потому довольно скоро пришлось смириться. Ровно до тех пор, пока не явила себя она. В ту ночь была произведена первая и последняя попытка суицида – она словно материализовалась где-то за спиной, даже не позволила встать на ограждение балкона, с нечеловеческой силой, легко, будто пушинку, одним движением прижала к стене и накричала, долго и ёмко ругалась, не позволяя произнести и слова, пресекала любые попытки освободиться. Когда же шторм ругательств и обвинений утих, девушка, что даже не соизволила назвать своё имя, завела меня в квартиру, усадила за стол на кухне, еще более ёмко высказалась насчет бардака, царящего повсюду и вопреки запретам что-либо трогать, мало того, что сделала чай и приготовила ужин, так еще и прибралась. С невероятной скоростью… С тех самых пор она появляется почти каждую ночь, помогает с квартирой, готовит и записывает под диктовку тексты. Записывает, всякий раз ссылаясь на то, что техника ненадёжна, а рукописи не горят. - Извини, мне было … - небольшая пауза, в сознании перебирается куча терминов, в тщетной попытке подобрать слово, наиболее точно выражающее причину прозябания на продуваемом ветром балконе. Её холодные руки медленно обнимают шею, сбивают с мысли, она едва прижимается и почти касается губами уха. От этого сердце невольно будто бы сбивается с ритма и пропускает один удар. - Одиноко? О, её губы точно изгибаются в легкой, игривой улыбке, после чего она отходит, плавно проводя кончиками пальцев по ключицам и плечам, заставляя еле заметно выгнуться, встрепенуться и кивнуть головой. С тихим смешком она мягко берет за руку, от чего вдоль всего позвоночника пробегает дрожь, и ведет обратно в комнату. Стоит сделать пару шагов в тёплое помещение, как за спиной сразу закрывается дверь. Скорость девушки всегда поражала. И её шаги были такими легкими, практически невесомыми. Порой кажется, что без её желания услышать её невозможно. Она легонько толкает в бок, после чего следует мягкое приземление в кресло. Обычно она садится на подлокотник, осторожно задевая ногой колено, чуть опирается о плечо и её мягкие, шелковистые, пахнущие корицей и апельсином волосы нежно касаются щеки. Затем она достает ручку, бумагу и начинает записывать… В процессе мы часто прерываемся, обсуждаем персонажей и ситуации, она подкидывает всё новые и новые идеи, мы спорим довольно редко, в основном – комбинируем свои идеи и в итоге рождается достойный, интересный и глубокий текст. Мечта постепенно, шаг за шагом претворяется в жизнь. Мы знаем, что за ней последует еще одна такая же. И еще одна. И еще одна. Ведь мы уже не можем друг без друга, даже несмотря на то, что принадлежим, по сути, к разным мирам. Так наше общение может продолжаться до раннего утра. Или до тех пор, пока её не одолеет голод. Она нежно усаживается на колени, мягко проводит руками по щекам, оглаживает аккуратную щетину, которую каждую неделю помогает поддерживать в опрятном виде, касается холодными губами висков, щек, век, уголков губ, нежно целует шею, и в тот же миг как можно осторожнее впивается бритвенно-острыми клыками в плоть, слегка сжимая руки на плечах. Боль пронзает тело лишь на миг, но этого хватает, чтобы оно выгнулось, словно к коже приложили раскалённую кочергу и одновременно пропустили через каждую клетку электрический разряд. Когда все не особо приятные ощущения утихают, мало с чем сравнимое наслаждение постепенно захватывает разум, заставляя слегка прижиматься к её холодному телу, осторожно, словно боясь спугнуть, оглаживать её спину и запускать пальцы в её длинные волосы. Насытившись, она медленно разжимает челюсти, невероятно мягко, будто бы извиняясь, зализывает рану и впивается ласковым поцелуем в губы. Она всегда так делает. Даже не в качестве извинения, нет. Потому что нам так хочется. Но сегодня она не ушла, как обычно. Наглухо задернула шторы, с смешком потрепала по волосам, явно втихаря упиваясь улыбкой понимания, что проступила на моих вымазанных в собственной крови губах, и увлекла уже в нашу кровать. Близился рассвет… Дневной свет не нужен нам. Для неё – верная гибель. Для меня – пустое, ненужное напоминание о том, что когда-то я видел что-то собственными глазами. Она заменила их. Её знания в разных областях науки, её поддержка и помощь – вот самое важное, что есть у меня. Самое дорогое. Самое бесценное. И если отказ от теплых лучей солнца и немного крови – плата за это, то мы уплатим сполна.