(Не)поздно

«Блядь», - думает Саша, когда впервые жмёт Баярунасу руку: «Вот же блядь!». Только этого ему сейчас и не хватало. Сейчас, когда после вереницы бесплодных кастингов наконец-то появились какие-то предложения. Когда нужно работать на износ и доказывать всем вокруг и самому себе в первую очередь, что он не зря сорвался с насиженного места, что он - серьёзный артист! - Нет, - строго наказывает себе Саша, разглядывая новый контакт в записной книге, - даже не думай. Разумеется, он пишет Баярунасу первым. Кто бы сомневался? За окном... Питер, детка. Низкое серое небо и извечная морось. Обманчиво безобидное «привет», написанное в общем-то со скуки, быстро улетает адресату и становится - без лишнего драматизма - началом конца. Уже в ночи, отложив телефон, Саша решает, что они могут стать хорошими друзьями, и этого будет достаточно. Должно быть. - Слууууушай... - тянет Баярунас, и по затылку заблаговременно разливается острая пульсирующая боль. С этого возбуждённого «слууууушай...» уже давно начинается все самое дикое, самое постыдное и, разумеется, задокументированное для потомков заботливой фанатской рукой. Баярунас фонтанирует идеями двадцать четыре на семь, даже во сне. Причём, такими идеями, которые не придут в голову нормальному, психически здоровому человеку. С ним рядом попросту не получается быть взрослым состоявшимся артистом. Максимум - не особо сознательным старшим братом. И то не всегда. Они дурачатся на камеры, как малые дети. Несут абсолютную дичь и к вящей радости фанатов перебрасываются многозначительными комментариями и ещё более многозначительными взглядами. И все подозрения, все крамольные мысли обходят их по широкой дуге. Они же, блядь, лучшие друзья. И этого совершенно не достаточно. Иногда Саше нестерпимо хочется на всё наплевать. Вжать Баярунаса в ближайшую стену и... для начала, наконец, поцеловать. Обстоятельно. До тумана в голове и пожара в крови. Он знает, что Яр ему позволит. Он видит, как тот на него смотрит. Но по крайней мере один из них должен хоть иногда думать о последствиях. Перешагнув эту черту, они походя разрушат все, ради чего так упорно работали последние годы. И по крайней мере один из них слишком талантлив, чтобы проебать своё будущее. Ему бы покончить со всем. Раз и навсегда. Перестать издеваться над собой, сосредоточиться на театре, найти наконец девушку. Тонкую, звонкую, синеглазую. Но это все равно, что выбирать меньшее из двух зол. И чёрт его знает, какое из них меньшее. Озарение прикладывает Сашу, как и положено, внезапно. Они отдыхают после репетиций, как отдыхали уже сотню-другую раз. С неизменным чаем и сладостями, с бесконечным трёпом и ленивой борьбой за плейлист. С уютным ощущением дома в чужом городе. И до одури простая мысль: «Ради чего тогда вообще стоит рисковать, если ни ради этого?» внезапно выбивает весь воздух из лёгких. - Ты чего застыл? - удивляется Баярунас, не подозревая, в какой важный момент вваливается со своим беспокойством. И Саша... Саша наконец позволяет себе. Стремительно подаётся вперёд и, обхватив Яра ладонью за шею, с упоением целует. Воскрешает в памяти годы фантазий. И, слушая заполошный стук собственного сердца, даже не сразу понимает, что ему не отвечают. Осознание подступает в горлу тошнотворно горьким комом. Слишком поздно. - Я всё проебал, да? Быть может, именно этот тоскливый шёпот все же выводит Баярунаса из транса. В синеве широко распахнутых глаз удивление сменяется вспышкой озарения, затем - злостью и... надеждой? - Ты!.. - яростно шипит он, хватая Сашу за грудки, - ты!.. И целует уже сам. Жадно и нетерпеливо. Словно боясь, что Казьмин может опомниться в любую минуту и пытаясь урвать у этого мгновения все, что только можно. - ...ты только... только не передумай, хорошо? - выдыхает он в чужие губы. И всё, что годами сдавливало грудь, вся тоска и нежность, вся страсть и все страхи, наконец вырываются на волю в одном простом слове: - Никогда.