Всё стереть из памяти, забыть обещания, выплюнуть яд со вкусом предательства. Сколько дней и ночей понадобится на этот раз, чтобы рана затянулась? Марк Леви
***
2.6.1944 Ха-ха. Федя, ты снова заставляешь меня задуматься. — Лейтенант Кокорин, — офицер резко захлопнул собственный блокнот и перевёл взгляд на солдата, — Вас ротный к себе вызывает. Дело срочное. — Ну, раз срочное, то иду, — Саша встал с ещё холодной земли, отдернул вниз гимнастерку и, приведя себя в порядок, бодро зашагал в сторону земляки. — Вызывали? — на него сразу же посмотрели несколько пар незнакомых глаз. — Разрешите представить, лейтенант Кокорин, лучший разведчик нашей армии, — один из гостей удивлённо вскинул бровь и усмехнулся. Саша стоял на одном месте и молчал, иногда кивал головой в знак согласия с начальством. Вдруг к нему подошёл офицер, что был на голову выше Кокорина. Он долго смотрел в глаза парня, затем повернулся и, что-то сказав капитану, ушёл восвояси. Гости ушли вслед за ним, а ротный спокойно выдохнул и присел за стол. Тканевый платок в руках помогал справиться со стрессом. — Знаешь кто они? — карандаш вырисовывал на карте жирные линии. — Особисты, пришли по мою душу, — по коже пробежал холод, — а что за шпала с ними? — он вспомнил голубые глаза офицера. — Новый разведчик…***
2.6.1944 Представьте себе, они говорят, что Федя — предатель. Да этого быть не может! Я с ним прошёл и огонь, и воду, и медные трубы… А тут заявляются особисты и странной бумажкой с немецкими печатями в лицо тычут. А ещё этот офицер новый. Странный очень, он долго смотрел на меня в упор, испытывал на прочность, я в ответ мило улыбался, тем самым ещё больше раздражал его. Но могу признать, что у него были очень красивые глаза. Светлые, голубые, как небо ранним утром. — Здесь, здесь, ну и возможно тут, — ротный пальцем водил по изрисованной карте, указывая на укрепленные посты противника. В эти места соваться было категорически запрещено. Саша молча слушал и вникал в дело. Новенький наоборот часто перебивал и задавал вопросы. — А что нам нужно? — Артём смотрел на ротного и словно маленькое дите мило хлопал глазками. — Дзюба, ты как первый раз в разведку идёшь. Нам нужна ин-фор-ма-ци-я, — карту сложили в несколько раз и убрали в планшет. — Коко — старший группы. — Я? Обычно же Смол… — напарник сидел в углу напротив и с таким же удивлением смотрел на командира. — Сегодня будет необычно, — процедил сквозь зубы. Парни вышли от ротного. Федя по натуре своей был дерзким, хотя командирам перечил редко, чаще всего по делу. Смолов смотрел на Сашу и слабо улыбался. Нет, он был не против назначения, даже за. Сашку считал хорошим разведчиком. Но странное поведение ротного сильно напрягало его, было ясно сразу: их отношения ухудшились. А с приходом нового разведчика Дзюбы, ближайшей перспективой лейтенанта Смолова являлась местная гауптвахта.***
3.6.1944 Мы выдвинулись, когда ещё было темно, около двух часов ночи. На улице было непривычно тихо и тепло, в воздухе не было привычного запаха гари, и я наконец вздохнул полной грудью. Сзади меня послышались странные щелчки, повернувшись, увидел Дзюбу, который пытался поджечь сигарету. Внутри все сжалось, в горле встал ком. Мой первый напарник был заядлым курильщиком и часто держал при себе готовые самокрутки. После успешного (не очень) дела, когда мы едва удрали от немцев и спрятались в воронке от взрыва мина. Ему приспичило покурить. На улице только смеркалось, верно, он посчитал, что не видно будет ни дыма, ни его. Я не стал вмешиваться, отошёл по своей нужде. Вот только когда вернулся, самокрутка медленно тлела возле убитого напарника. Снайпер выстрелил точно в глаз. Пуля насквозь не прошла, застряла. Умер он от болевого шока, а я с тех пор терпеть не мог сигареты. — Ты что делаешь? — Федя слабым ударом выбил сигарету из рук Дзюбы. Тот надменно посмотрел сверху вниз и ухмыльнулся. — Не твоего ума дела, крысёныш, хочу — курю, — он сплюнул под ноги. Из нагрудного кармана вытащил новую самокрутку и с удовольствием затянулся. Федя крепко сжал кулаки, от чего даже костяшки побелели. Саша придержал того за локоть и потянул к себе. Смолов выдохнул и вроде как расслабился, с благодарностью кивнул Кокорину и уселся на землю, вытащив карту местности.***
4.6.1944 Они не могут поладить друг с другом, мне становится сложно работать с ними и удерживать пылкость каждого. Дзюба будто специально провоцирует Федю. Буквально в нескольких метрах от нас находится пункт, что охраняют не больше пяти солдат. Его мы первым и возьмём. — Сверим часы. Артём — дежурный, будишь в три ночи. Фрицы в это время пятый сон видеть будут, — Кокорин посмотрел на часы и лёг на землю, поджав ноги под себя. Рассвет начался раньше, чем думал лейтенант. Дзюба, позабыв обо всем мирно посапывал. Солнце медленно подымалось. Его диск вначале небольшой, потом больше и больше появлялся на горизонте. Встало солнце. Вот появился маленький его язычок. И небо начало изменяться. Ещё минута и лучи начали играть в облаках, но не на всех. Ещё минута… Смолов сладко потянулся и приоткрыл глаза. — Саша, Саня, — он толкнул Кокорина в бок. — Товарищ лейтенант! — Что? Немцы? Пора? — офицер подскочил на месте. — Твою мать, Дзюба! — он ударил кулаком оземь. Тот даже проснулся не сразу. Артём спокойно встал, в его глазах не чувствовалась даже вина. — Виноват, — сухой ответ.***
5.6.1944 Мы проспали, точнее Артём. Только вот у нас нет времени ждать до следующей ночи, придётся идти после обеда и действовать очень аккуратно. — Дзюба здесь, Смол со мной идёшь, — заправил штаны в сапоги и оглянулся. — Что? Да я разведчик! Не положено мне сидеть в яме какой-то. Пусть Смолов сидит, задницу протирает. — Приказы не обсуждаются, — Кокорин сильно злился. Они обошли пост с правового фланга и наблюдали за часовыми. Федя смотрел в бинокль, что-то прикидывая и высчитывая. Вдруг он заметил знакомую фигуру, что подползает к немцам. Лейтенант толкнул Кокорина, указав на шевелящиеся кусты. Саша сразу распознал двухметрового Дзюбу. Времени медлить не было, ещё одно движение и Артёма пристрелят как щенка. Кокорин кивнул головой в сторону, зарядил автомат и медленно вылез из укрытия. Смолов прицелился и снял предохранитель. В кустах что-то зашевелилось, и часовой подошёл посмотреть, ноги едва удержали его и тот свалился в яму, оставшись там с перерезанным горлом. Кокорин вытер кровь о китель немецкого солдата. Другие почувствовали неладное. Со стороны немцев раздался тихий хлопок, послышался мерзкий свист падающей мины. Повезло, что снаряд упал далеко за спинами советских разведчиков. Кокорин быстро оправился от оглушительного взрыва. Между тем к нему, словно в замедленном фильме приближались фашисты. Саша завел винтовку за голову. Удар. Еще один. Двоих как не бывало. Сзади налетел упитанный немец, зажавший горло лейтенанта между своим телом и автоматом. Вдруг хватка ослабела, а враг и вовсе замертво упал. Офицер повернулся и увидел Смолова, тяжело дышащего, с жаждой мести на лице. Они двинулись в разные стороны, пытались обойти пост с разных сторон. Наполненная тротилом металлическая банка прочно сидела на длинной деревянной ручке. В следующий миг Дзюба взметнул эту гранату вверх, и та, с огромной силой обрушилась на голову противника многочисленными осколками. Немецкий автомат задёргался и выплюнул очередь. Несколько пуль впились в советского солдата, упавшего на холодную землю. Саша смотрел на это как в кино с замедленной съемкой. Пока сердце пропустило несколько ударов, Смолов замертво упал навзничь. Кокорин поджал губы, честно старался сохранять хладнокровие. Неожиданно из-за спины вырос Артём, который совершенно не был расстроен смертью товарища. Дзюба утянул Сашу в другую сторону. Кокорин очнулся, когда рядом с ним разведчик копался в полученных документах. — Артём? — он перевёл пустой взгляд на нового друга и сморгнул несколько слезинок. — Смолов — крыса и предатель. Он сливал немцам важные документы и прочее. Мне его не жаль. Прости, — он сложил в сапог бумаги и протянул лейтенанту горячий чай.***
6.6.1944 Ты не мог просто так меня бросить. Травой зарастают могилы, — давностью зарастает боль. Ветер зализал следы ушедших, — время залижет и кровяную боль, и память тех, кто не дождался родимых и не дождётся, потому что коротка человеческая жизнь и не много всем нам суждено истоптать травы… Артём ещё долго успокаивал и приводил в себя Кокорина. Для него Смолов никто, но для Саши он был настоящим другом, если не братом. Через неделю, уже вместе с советской армией Кокорин вернулся в это место. Здесь было слишком тихо. Лейтенант осторожно спустился в тот овраг, где погиб Федя. Саша коснулся зелёных травинок подушечками своих шершавых пальцев. Он часто твердил себе что-то под нос. «Не оборачивайся. Там больше ничего нет. Запомни. Там пусто… Не поворачивайся, ведь это пройденный этап. Нельзя смотреть и жить прошлым.» Он не читал такого в книгах и не видел в фильмах. Его подсознание диктовало эти строчки, только сердце твердило обратное.***
17.7.1944 Сегодня мы продвинулись ещё больше на запад. Заняли какой-то форпост и полностью укрепились в этой местности. Дни тянутся скучно и монотонно. Теперь Артём стал моим лучшим другом. Он хороший разведчик, правда ему мешает его рост. Редко найдёшь на него хороший немецкий костюм. Язык противника Дзюба знал лучше меня, при первой встрече я даже подумал, что он — немец. Правда дурацкие русские привычки выдавали его с головой. Я часто шутил по этому поводу, Артём никогда не обижался.***
19.7.1944 Разведка боем — последнее, что я хотел слышать. Да, это эффективно, но слишком затратно и иногда… страшно. Ты вроде как наблюдаешь за фрицами. Твоё положение выигрышное. А враг — вот он. Приближается прямо к тебе. На лице его вымученная улыбка, усталость от войны, а взгляд холодный, настороженный, изучающий. Ты не знаешь, чего ожидать. Можешь только слегка вздрогнуть, но так чтобы никто не заметил и плечом прижаться к своему боевому товарищу.***
23.8.1944 Столько времени прошло…***
31.8.1944 Последний день лета. Война близится к завершению, как же я хочу домой. — Саш, на задание, харе рисовать в своём потрепанном блокнотике, — Дзюба пытался заглянуть и увидеть, о чем писал офицер. — Да, идём. Разведчики выдвинулись ранним вечером, им предстоял путь примерно в пять километров. По доносам фашисты хранили очень важные документы, которые предстояло забрать. С боем, стрельбой, потерями со стороны противников Артём и Саша смогли забрать документы. Теперь им предстояло вернуться назад. Ночной привал. Романтика, но только в книгах. Дзюба развёл слабый костерок и смотрел на Сашу, что клевал носом. В кустах послышался шорох, Артём передернул затвор и насторожился. Их никто не должен был тревожить. Щупленький парнишка бежал со всех ног прямо к ним. Был одет в гражданское и опасности вроде как не представлял. — Документы… не те, — он пытался отдышаться. — Герр унтерштурмфюрер, Вы забрали не ту папку. — Швайзе, — выругался Дзюба и тут же закрыл рот рукой. — Подыграй. Кокорин потёр глаза и увидел рядом с Артёмом незнакомого человека. — Кто это? — Местный егерь, — Дзюба отвечал за него. Конечно, лейтенант кивнул головой и сделал вид, что поверил. Саша нащупал папку с документами и лишь крепче сжал её. Артём мило улыбался, пытался не вызывать подозрений и успокоить офицера. Кокорин отодвинулся назад и достал стопку перевязанных бумаг. Он открыл первую страницу. Глазами бегал то по строчкам, то по лицу напарника. — Мы взяли не те документы. Отдай их, будь паинькой, — Дзюба взвел курок на своём пистолете. — Это был ты, а не Федя. Ты… — он отползал, зная, что скорее всего не выживет. Лейтенант полез в кобуру, оружие отсутствовало. Подготовился, гад. — Сюда кто-то идёт, — парнишка спрятался за спину. Вдалеке вырисовывались знакомые черты мужского тела. Он стремительно направлялся к ним, держа в руках оружие. — Gib auf, Genosse Dzyuba. Obwohl was für ein Kamerad bist du mir (Сдавайтесь, товарищ Дзюба. Хотя какой ты мне товарищ). — Hast du überlebt? Wie? (Ты выжил? Как?) — К чему эта фамильярность? Ты прекрасно понимаешь по-нашему. Считай, что ты промахнулся, а мне повезло. Я получил лёгкое ранение, но сильно приложился головой и потерял сознание. Когда очнулся было тихо, вышел на вторую роту, они меня знали, помогли, я просил не докладывать о том, что жив. Ты мне не понравился с первой встречи. И, как видишь, интуиция не обманула меня. — Тебе дорога жизнь друга? — Что? Саша, нет! Выстрел. Свинцовая пуля вылетела из железного дула пистолета, мгновенно вспорола солдатскую гимнастерку и кусок кожи. Ещё один. Навылет. Парнишка упал замертво, но он был не интересен Смолову. Дзюба лежал на полу, корчась от боли…***
31.12.1944 И все же я плохо разбираюсь в людях. А чем закончилась та история? Я получил пулю в руку, от чего долгое время не смог писать. Дзюба навсегда остался хромым. Ну, как навсегда. Его больше месяца допрашивали, пытались выяснить личность. А когда получили информацию — расстреляли. Он оказался важной шишкой, один чуть ли не из лучших разведчиков третьего рейха. Артём должен был обманом привести меня или Смолова в плен. Смол не понравился сразу, поэтому его пришлось «устранить». Не думал, что он живучий парень. Втерся ко мне в доверие, а я дурак повелся. Называл лучшим другом. А Федьку к ордену представили. Он у нас теперь герой. Меня в госпиталь хотели, но я отказался. Война скоро закончится. Чего попусту валяться? Фрица дожмём, а потом на все четыре стороны. Завтра наступит Новый год. Я непременно загадаю победу. — Сань, пойдём, потом свою летопись допишешь, — Федя улыбнулся и взял блокнот из чужих рук. Кокорин доверял только ему, даже такую личную вещь как блокнот. — Там старшина спирт вытащил. — Да прям! Вы поди сперли, — лейтенант усмехнулся. — Сейчас, соберусь. — Пошли, красавчик наш, — Смолов взвалил разведчика на плечо и под возмущение пошёл в сторону палатки, где уже давным-давно собрались ребята. Но тогда еще был снегопад, снегопад И свобода писать на снегу, И большие снежинки, и град, и град Он губами хватал на бегу.