***
Утром я проснулся, как и всегда, рано — в шесть часов утра. Раздвинув темные шторы на своем окне я обнаружил, что день сегодня выдастся пасмурным, и, возможно, польет дождь. Вспомнив, как моя Усако не любит грозы, я громко вздохнул. Надеюсь, циклон не дойдет до горячих источников. Зайдя на кухню, первым делом я включил телевизор, по которому шли утренние новости. Включил и обомлел. Рассказывали про страшную аварию на выезде из Токио. "В страшном ДТП, которое произошло на южном выезде из столицы, легковой автомобиль вылетел в кювет. Водитель не справился с управлением. Экспертиза показывает, что тормоза машины были неисправны. Погибло четыре человека: супружеская пара Цукино, их четырнадцатилетняя дочь, Усаги, и также девятилетний сын по имени Шинго". Что? Я не сплю? Я словно в своем ночном кошмаре. Я в шоке осел на пол, и слезы сами собой покатились из моих глаз. Не понимаю. Как? Усако? Усако мертва? Такого быть не может! Нет... нет... Нет! Я вспомнил ее улыбку, ее глаза, наполненные непонятной печалью, которые лицезрел накануне. Мне не верилось в то, что за одну ночь я потерял самого дорогого для меня человека. Моя рука самопроизвольно потянулась за ножом, лежащем на столе. Умереть... Я не хочу больше жить... Умереть хочу... Умру и встречусь с Усако на том свете. Однако что-то остановило меня. В памяти снова нарисовалось ее лицо, ее искренняя улыбка и чистые, прекрасные глаза. Усако не хотела бы, чтоб я умер. Я продолжу жить. Я буду жить ради нее. Я буду жить ради тебя, Усако.Я буду жить ради тебя, Усако.
8 декабря 2019 г. в 18:03
Сегодня я встал, как и обычно — в шесть часов утра. Рассвет еще только разгорался на горизонте, когда я раздвинул темные шторы, закрывающие окно с видом на малую часть Токио — на район, в котором я жил с самого детства. Взглянув на ярко-красную полоску на краю неба, где вот-вот должны были появиться и засиять первые лучики солнца, я улыбнулся новому ясному дню, пожелав самому себе доброго утра.
Так уж вышло, что утром меня никто не разбудит, не накормит завтраком и не пожелает доброго утра или удачного дня. В свои семнадцать лет я живу один — мои родители погибли в страшной автокатастрофе, когда я был совсем еще ребенком. Я выжил, но иногда очень жалел, что не погиб вместе с ними, ведь их смерть повлекла для меня невыносимо тяжкий груз — одиночество. Однако, так было раньше. Сейчас я уже не жалею о том, что жив, ведь теперь мне есть, кого любить, и кому любить меня.
Она неповторима. Она не похожа на многих девушек этого времени: пафосных, развязных девиц, которым кроме как гулянок по парням ничего больше и не надо. Моя любимая совершенно отличается от них: в ее больших голубых глазах никогда не увидишь ни хитрости, ни лжи, ни гордыни. Эти глаза всегда живые и чистые — в них всегда можно прочесть эмоции, которые она испытывает, причем самые настоящие, искренние эмоции. Когда она говорит о чем-то интересном, ее глаза всегда сияют и горят живым, неподдельным пламенем. Когда ей грустно, эти глазки как будто бы пустеют, и так уж мне становится от этого не по себе, что я скорее обнимаю ее и крепко прижимаю к своей груди. Если же она радуется чему-нибудь, то в них прямо кипит буря различных положительных эмоций. В общем, я обожаю ее большие голубые глаза, в которые я могу смотреть хоть целую вечность.
Я люблю в ней все, особенно ее невинную, чистую душу. Она никогда не врет мне, никогда не смотрит в сторону других, зная, какую бурю эмоций разожгет во мне. Моя любимая очень активный и позитивный человек. С ее лица редко сходит прекрасная, счастливая улыбка, да если и сходит, то ненадолго. Эмоции ее резко меняются и тогда, когда я, кладя руки на ее плечи и притягивая к себе, хочу ее поцеловать. На ее щеках тут же образовывается приятный глазу румянец, а в ее глазах так и рисуется испытываемое смущение.
Задумавшись о ней, я замер у окна и очнулся только тогда, когда солнечный диск наполовину показался над горизонтом. Идиот! Если я не поспешу, то везде опоздаю, и на встречу с любимой в том числе. Я быстро принял душ, позавтракал, надел школьную форму и вышел на улицу. Несмотря на то, что был апрель, взошедшее только что солнце пригревало хоть и слабо, но очень приятно. Я поспешил в парк, где сел на скамейку и уткнулся в учебник, собираясь повторить материал к первому уроку.
— Мамо-чан! — вдруг услышал я громкий голос любимой. Подняв голову и посмотрев в ее сторону, я тепло улыбнулся. Вот она, прекрасная, как и всегда. Длинные светлые волосы забраны в два оданго, напоминавших булочки, на лице искренне счастливая улыбка, в глазах — неподдельная радость. Школьная форма чистая и поглаженная, как и всегда.
— Доброе утро, Усако, — поздоровался я с ней, закрыв книгу и убрав ее обратно в сумку. Тут же я подошел к ней и, как и каждое утро, прижал ее к своей груди. Она же, положив голову набок и обхватив меня своими ручками, счастливо хихикнула.
— Доброе утро, Мамо-чан, — промурлыкала она ласково, лоснясь ко мне как можно сильнее. Продолжая улыбаться, я аккуратно провел рукой по ее макушке. Эти длинные волосы, как и всегда, завораживали меня — я хотел касаться их вечно. Как и ее самой. Мне не хотелось выпускать ее из своих объятий.
Однако она сама выскользнула из них, видимо посчитав, что длятся они слишком долго, а затем схватила меня за руку и вновь посмотрела своими прекрасными и чистыми глазами на меня. Я внимательно всмотрелся в них. Странно... сегодня в них будто бушуют тревожные эмоции, которые она не умела скрывать, хоть и делала вид, что все хорошо, улыбаясь и смеясь при этом, как это делала всегда. Заметив мой взгляд, который наверняка показался ей тревожным, Усако зажмурилась и растянула свою улыбку еще шире.
— Пойдем? — спросила она, потянув меня за собой. Я, улыбнувшись ей в ответ, кивнул, и вместе мы направились в сторону средней школы Джубан. Моя любимая, как и обычно, будто бы парила над землей, постоянно улыбаясь, смеясь и рассказывая мне о том, как она сегодня спала, что ей снилось и прочие обыденные вещи, о которых она рассказывала каждое утро, а я никогда не уставал слушать.
Я довел ее до школы, пообещал, что встречу после уроков, и направился к старшей школе Мото-Азабу, где учился уже второй год. После ее окончания я поступлю в университет, желательно, в Токийский, а затем стану работать. Тогда же, наверное, сделаю Усако предложение руки и сердца. Мы с ней поженимся, и у нас родится сын или дочь. Или, может, сразу оба — одна судьба знает. Я просто хочу, чтобы у нас все было хорошо, чтобы мы вместе с Усако жили долго и счастливо, как это бывает в сказках и романах, ведь я сильно-сильно ее люблю. И она меня тоже.
Мой учебный день прошел очень быстро. Пообщавшись со знакомыми и друзьями, я пошел к средней школе Джубан, чтобы встретить Усако и проводить ее до дома, зайдя перед этим или в кафе, или в ее любимый игровой центр. Она уже ждала меня около ворот школы, нетерпеливо высматривая мой силуэт в толпе. Увидев меня, любимая замахала мне рукой, а ее глаза, как и всегда, засияли и наполнились радостью. Внутри меня все встрепенулось от этих прекрасных глаз, которые я так люблю — как и каждый раз, когда я видел в них какие-либо эмоции.
— У-са-ко, — произнес я по слогам, подойдя к ней. Она счастливо хихикнула и кинулась мне на шею. Я обнял ее в ответ, вдыхая ее приятный запах. Усако же опустила свою голову на мою грудь, нежно, словно котенок, потершись о нее. Такая радостная. Такая счастливая. Такая красивая. Как же я люблю ее!
На этот раз я выпустил ее из своих объятий и взял первым за руку. Девушка лучезарно мне улыбнулась, и я, ответив на ее улыбку своей, не менее счастливой, повел ее в сторону кафе "Корона".
— Как у тебя прошел день, Мамо-чан? — спросила любимая, почти вприпрыжку шагая рядом со мной.
— Как и всегда, — пожал я плечами. В школе и правда сегодня не произошло ничего интересного, что я мог бы ей рассказать. — А у тебя?
Девушка хихикнула, посмотрела на меня своими озорными глазами, сделала глубокий вдох и открыла рот:
— А у нас сегодня такое было... на английском... — Усако сделала еще один глубокий вдох, пытаясь, наверное, унять пробиравший ее раньше времени смех. — Сегодня Харуна-сенсей спросила на уроке Умино. А он, представляешь, сидел и рисовал! На уроке! Умино!
— И? — протянул я, как бы поторапливая ее с этим рассказом.
— И он от неожиданности вскрикнул на весь класс и так подскочил с места, что свалил свою парту! —воскликнула она, залившись звонким смехом.
Я засмеялся вместе с ней. Кто же в школе не смеялся над такими ситуациями? Может, взрослый человек смеяться над этим и не будет, а школьник, особенно восьмиклассник, такого шанса повеселиться не упустит.
— Вот умора, да, Мамо-чан? — спросила она сквозь выступившие на глаза от смеха слезы.
— Да, весело, — кивнул я, улыбаясь ей.
Так, разговаривая о том да о сем, мы пришли в кафе. Я взял себе чашечку крепкого кофе, а ей — клубничный молочный коктейль. Усако благодарно мне улыбнулась, счастливо прищурившись, и принялась пить. В ее опущенных глазах я на секунду заметил какую-то непонятную грусть, которой не видел в них никогда.
— Эй, Уса, — я дотронулся до ее плеча, заставив тем самым посмотреть на меня.
— Что такое? — спросила она беззаботно, немедленно убрав из своих глаз эту печаль неизвестного происхождения.
— Все хорошо?
— Да, — коротко кивнула девушка, сделав глоток из трубочки.
— Я же вижу, что тебя что-то тревожит. Ты мне можешь рассказать все, — улыбнулся я, пытаясь ее обнадежить.
— Просто... Мамо-чан, мы с родителями уедем кое-куда. Примерно на неделю, — произнесла она каким-то странным, не характерным для нее голосом.
— Куда поедете? Отдыхать? — уточнил я.
— Да, — снова кивнула она. — На горячие источники.
— Тогда почему ты грустишь? — спросил я, не понимая, что все же не так.
— Я же целую неделю не увижу тебя! — воскликнула она, явно драматизируя.
По моему телу разлилось тепло. Надо же. Она уезжает всего на неделю, но говорит, что без меня ей будет немного одиноко. Неужели правда она так сильно любит меня? Мне, человеку, который пробыл в полном одиночестве больше десяти лет, было сложно поверить в это. Ни такое ли чувство называют счастьем? Я действительно был рад осознавать, что кому-то так сильно нужен.
— Не переживай так, — мягко сказал я, приобняв ее за плечи и притянув к себе. — Это не так уж и долго — всего неделя. Не год же.
— Ну да, — кивнула Усако, прикрыв глаза — наверное, ей было тепло сидеть так близко ко мне. Ну, мне было очень хорошо и уютно, и ей тогда, скорее всего, тоже.
Покончив со своими напитками, мы пошли в сторону парка, откуда обычно шли по домам. Усако все так же "парила" над асфальтом, а я держал ее за руку и следил, чтоб она ненароком не споткнулась и не упала. Оба мы были счастливы тому, что есть друг у друга. Вскоре мы пришли в парк и остановились. Пора было прощаться.
— Когда ты уезжаешь? — спросил я у нее, не отпуская ее маленькой ручки, которая крепко держалась за мою руку.
— Завтра, — ответила мне Усако, посмотрев в мои глаза. В ее взоре я вдруг прочел страх и страшную тоску, которых никогда не видел ранее. Мое сердце беспокойно дрогнуло. Что-то не так, я чувствую это! Не может она так переживать от недельного отпуска вдали от Токио!
— Усако, — я беспокойно положил руки на ее плечи, смотря четко в ее глаза. — Точно ли все в порядке?
— Да, все в порядке, Мамо-чан. С чего ты взял, что что-то не в порядке? — спросила она, правдиво и искренне блеснув своими глазами.
— Ни с чего, — отмахнулся я от нее, помотав головой.
Усако наклонила голову набок с вопросительным выражением лица, а я спокойно улыбнулся, пытаясь скрыть свое беспокойство, а затем притянул ее поближе к себе, потянувшись к ее губам. Она, поняв мои намерения, немного покраснела, а затем потянулась ко мне в ответ. Наши губы слились в сладком, приятном поцелуе, от которого, казалось, я растаю — так уж много тепла разлилось по моему телу.
Мы отошли друг от друга и я снова взглянув в ее глаза. Она улыбнулась мне на прощание, махнула рукой, и развернулась, собираясь идти в сторону дома.
— Пока, Усако, — попрощался я с ней.
— Увидимся через неделю, Мамо-чан, — произнесла она, обернувшись в мою сторону. Ее брови были сложены домиком, а в глазах, если мне не показалось, стояли слезы. Я уж было дернулся ее обнимать и успокаивать, но она снова помахала мне на прощание рукой.
— Пока, Мамо-чан, — произнесла она слегка дрогнувшим голосом.
— Пока, Усако, — повторил я, махнув ей рукой в ответ. Вскоре она скрылась за деревьями, оставив меня в парке одного.
Придя домой, я долго думал о ее странном поведении, и в конце-концов решил позвонить ей. Точно ли она была так обеспокоенна из-за своего отъезда? Или ее тревожит что-то другое? Эти мысли никак не давали мне покоя. Все же, Усако — единственный человек, которого я люблю, и поэтому совершенно естественно, что я беспокоюсь о ней так сильно.
Я подошел к телефону, набрал ее домашний номер и позвонил, однако услышал только лишь короткие гудки. Странно... Обычно кто-то в доме Цукино всегда поднимает трубку. Может, решили уехать сегодня? С такими мыслями я сделал уроки и лег спать, однако мысли об Усако еще долго не давали мне спать.