***
— Да блять, как же он заебал меня, сука, я эту работу три дня делал, пиздец просто, видите ли оформление не то ему. Пошел ты нахуй! — Антон уже полчаса сокрушался на тему того, какой же его преподаватель сукин сын, расхаживая по комнате общежития. Да, все верно. Антоша теперь студент. Практически сразу после выпускного Шастун подал документы в один из престижных вузов Санкт-Петербурга, собрал вещички и укатил из такого надоевшего, однако любимого Воронежа. И вот теперь Антон Шастун учится на факультете Информационной Безопасности, так сказать, на страже ваших социальных сетей. — Антон, блять, хватит уже! Ты меня отвлекаешь, — гаркнул на него сосед. — Поз, ну ты скажи еще, что я не прав. Этот пидор же всем покоя не дает, не только мне. — Ну, не знаю. По-моему, этот старикашка только до тебя так доебывается, ты ему приглянулся видать, — со смешком сказал Дима. Справка: Димка Позов — однокурсник Шастуна, вместе живут в комнате в общежитии, за 2 с небольшим месяца стали почти не разлей вода. Конец справки. — Да иди ты, Поз, — не удержав улыбки, Антон плюхнулся в кресло и устало прикрыл глаза, — смех смехом, но мне теперь все это переделывать надо. Придется потратить хуеву тучу времени. — Ну, а ты что хотел? Университет — это тебе не курорт, тут либо ты, либо тебя. Так что вместо того, что бы орать на стены, подними задницу и иди делай. — Мотиватор из тебя так себе, Дим. Но, как ни крути, ты прав. Надо делать, а тот этот… преподаватель завтра требовал все. Антон с видом мученика уселся за свой стол, достав ноутбук, начал кропотливую работу, которая ему уже глаза замозолила за все эти дни, однако что поделать, Димка прав, в университете либо ты, либо тебя. На следующее утро Шастун, не выспавшийся и злой, перся под проливным дождем в универ, в то время как все его одногруппники мирно посапывали в своих теплых постельках, ибо сегодня не учебный день для их потока. Но Антоша у нас победитель по жизни. Войдя в здание, Антон стряхнул с себя капли, показав студенческий на вахте, прошел на второй этаж в тот злосчастный, ненавистный кабинет. Глубоко вздохнув, чтобы утихомирить клокочущую злость, Шастун отворил двери. — Константин Степанович, можно? — Подожди Шастун, у меня студент. Тот самый студент повернул голову в сторону двери, откуда появился Шастун и вперил свой взгляд голубых глаз прямо в него, через секунду одарив своей фирменной ухмылкой. Антон ощутимо хлопнул дверью, отшатнувшись от нее, будто она вела в самый ад. Сердце предательски начало колотиться со скоростью света, а колени снова начали дрожать. — Нет, нет, нет. Ну почему ты, зачем ты здесь. Господи, я же только забыл тебя, — шептал Антон как в бреду, — может, показалось? Конечно же, он понимал, что ничегошеньки не показалось. Это был тот самый Арсений Попов, тот самый, который все еще заставляет сердце пускаться в пляс, а дыхание сбиваться. Тот самый, кто все еще ядом растекается по телу, чье имя горечью оседает на языке, а облик так и остался глубоко запрятан в голове. Почти полгода прошло. Чертовых полгода. Антон знал, что Арсений, вроде бы, собирался в тот же институт, что и он, однако за все время учебы ни разу не пересекся с ним, чему искренне был рад. Попов все реже стал вспоминаться ночами, и даже имя Арсений стало чем-то обычным и привычным, не вызывая той бури эмоций, что и раньше. Но сейчас одного этого взгляда хватило, чтобы все полетело к чертям, все то, что Антон так долго выстраивал. А именно — жизнь без Арсения. Шастун смирился, что Попов лишь воспоминание из прошлого, которое он привык вспоминать со слегка грустной, но все же улыбкой. И сейчас все полетело к дьяволу, грудь горит огнем, а сердце сковывают тески. Зачем? Зачем? Зачем? Зачем ты вернулся в мою жизнь? Я же только-только забыл тебя. Антон старался выровнять дыхание и успокоиться. Это ненормально. Ненормально так реагировать на человека, которому плевать на тебя, который никогда тебя не любил и не полюбит. Дверь кабинета едва слышно скрипнула и оттуда показалась причина всех бед Шастуна. Антон надел на лицо маску безразличия, которая, откровенно говоря, давалась хреново, однако хоть немного скрывала истинные чувства. Арсений посмотрел на Шастуна оценивающим взглядом и улыбнулся. Вот так просто. Не усмехнулся, а улыбнулся. Антон старался не показывать своих эмоций, однако эта одна мягкая улыбка вызвала целую бурю внутри, взрывая все, зажигая, казалось бы, потухший огонь. — Рад встрече, Антон, — разорвал тишину все тот же, как раньше, бархатный голос. — Не могу сказать того же, к сожалению, — проговорил Антон безразличным тоном, подойдя к двери и взявшись за ее ручку. Арсений ухватил его за локоть, заставляя поднять глаза, — убери руку. Живо, — голос отдавал сталью, и Арсений послушался. — Я просто хотел поговорить о… — Поговорили уже однажды, мне хватило, — Шастун отпихнул Попова с прохода и вошел в кабинет. Шастун зашел в помещение, пытаясь успокоить сердцебиение и унять дрожь в руках. Несколько раз глубоко вдохнув, он подошел к преподавательскому столу и начал дебаты за свою добросовестно выполненную работу. Антон очень яро восклицал и пресекал все придирки по поводу сделанного задания, ибо был абсолютно уверен, что выполнил все идеально. Шастун еще никогда не был так зол. Ситуация с Арсением и этот злоебучий преподаватель нарушили его тонкую душевную организацию настолько, что хотелось разгромить половину университета и пробить чью-нибудь голову. Однако Антон сдерживался, как мог, и дотошный старикан таки поставил ему самый высокий балл. Антон чуть ли не галопом выбегал из здания, чтобы поскорее выйти на свежий воздух и достать никотиновую палочку спасения. Наконец, выбравшись из душного универа, Шастун вдохнул такого чистого, свежего кислорода и этот особенный запах после дождя. Достав пачку сигарет и прикурив, он с наслаждением затянулся, уставившись на небо. — До сих пор не бросил эту пагубную привычку, малыш? Поработаем над этим, — из ниоткуда вдруг материализовался Арсений, встав непозволительно близко и выхватив сигарету из руки Антона, он сам затянулся один раз и выбросил ее в ближайшую урну. — Ты охренел? — Шастун чуть ли не побагровел от злости и такой наглости, нахмурив брови, он уставился на своего оппонента. — Ты милый, когда злишься. — Пошел к черту. Я не собираюсь играть в твои игры. — Какие еще игры? — искренне удивился Арсений. — А-ля, посмотрите какой я охуенный, от меня текут все вокруг, но мне искренне похер на их чувства, — пытаясь спародировать манеру Арсения, сказал Антон, — знаешь что? Пошел ты нахуй! Как же ты заебал меня, боже, ты так меня заебал. Нахера ты снова появился в моей жизни, а? Я только забыл тебя, может, мне уже кто-то другой начал нравиться. А ты приперся и все испортил. Как же я ненавижу тебя, сукин сын, как же ненавижу. Антона понесло не на шутку, он выкрикивал и выкрикивал Арсению все то, что накопилось за долгие годы, все то, что причиняло боль на протяжении долгого времени. Сейчас уже было плевать, что будет. Это было нужно. Необходимо. Шастун даже сам не заметил, как из него полилось все водопадом. — И я всегда тебя люблю, сука! — Антон через секунду поняв ЧТО сказал, спрятал лицо в ладонях и глухо простонал от собственного бессилия и моральной утомленности. — Полегчало? — мягко спросил Арс, чуть улыбаясь. — Пошел в жопу. — Я-то пойду, но не знаю пока, может ты против. — Ты обкуренный что ли, я не пойму? Че ты лыбишься? Арсений засмеялся, вплотную подойдя к Шастуну и заключив его в объятия. Антон начал вырываться, но, поняв, что это бесполезно, обессиленно опустил руки, позволяя себя обнимать. — Знаешь, Антош. Я ведь таким ублюдком был по отношению к тебе. Я знал, что нравлюсь тебе, но мне было как-то… стыдно быть с тобой, — на этих словах Шастун снова начал вырываться, — да стой ты, дурачок. Стыдно, потому что мне казалось, что я не тот, кто тебе нужен. Я, понимаешь ли, совсем не идеал. А ты всегда был таким… правильным что ли. Отличником, не пил, на тусовки не ходил, олимпиады эти выигрывал вечно. — Ага, прям священник блять какой-то, — недовольно закатил глаза Антон. — Я думаю, что сама судьба свела нас, — увидев скептический и насмешливый взгляд, Арсений заулыбался, — ну не судьба, ладно. Просто… дай мне шанс? Антон смотрел в эти глаза, и все внутри кричало о том, чтобы сказать «ДА!», но ущемленная гордость и недоверие говорили обратное. Ведь все это опять могло оказаться шуткой, издевкой, игрой. Пока у Шастуна в голове крутились шестеренки, Арсений ближе придвигаясь, прижался к чужим, чуть холодным губам. Шастун в удивлении распахнул глаза, и первая мысль была оттолкнуть и послать куда подальше, но потом он отпустил себя и ответил, проникая в чужой горячий рот. Да пошло оно все! Их языки сплелись в жарком танце, и у кого-то с губ слетел стон. Они целовались страстно, нетерпеливо, будто оба ждали так долго этого момента. Ну Антон-то точно ждал. В легких начал заканчиваться воздух, и они, тяжело дыша, отстранились друг от друга, глядя прямо в глаза. — Какая же ты скотина, Попов. Всю душу мне извел, а теперь вот так заявляешься. — Ну… прости? — Арсений неловко улыбнулся и снова потянулся к таким манящим губам. — Ненавижу, — пробормотал Шастун в чужие губы. — А я люблю.Часть 1
8 декабря 2019 г. в 16:15
Это началось со школы. Антону было 14 лет, кажется, когда он впервые почувствовал это дурманящее разум ощущение. Оно прекрасным цветком распускалось где-то глубоко внутри, заставляя улыбаться и каждый раз выискивать взглядом предмет своего обожания. Да, это была любовь. Быть может, тогда он не осознавал, что это была именно она, однако сейчас, спустя приличное количество времени, Шастун отчетливо понимал. Любил. Любит. Любит его до сих пор. До дрожи в коленях, до сбитого дыхания, до умопомрачения. Любит.
Арсений. Антон, слыша это имя, невольно вздрагивал, даже если речь шла не о том самом человеке. Сердце каждый раз пропускало удар, когда в поле зрения появлялась черноволосая макушка, обладатель которой чинно выхаживал по узким школьным коридорам, смотря только вперед своими невозможно красивыми голубыми глазами. Будто издевался, не по разу проходя мимо и все так же игнорируя, будто Антона не существовало. Шастун ловил каждое движение, каждый звук его голоса и каждый взгляд, которым Арсений изредка одаривал безнадежно влюбленного.
Смотрел так, будто знает все, знает про то глупое чувство, которое поселилось так давно и не хочет уходить. Прожигал дыру своими глазищами, бросал незначительные быстрые фразы, адресованные Антону, даря надежду на взаимность. Но все было игрой. Попову нравилось чувствовать на себе этот восхищенный взгляд, нравилось ходить и поддразнивать, нравилось, что может играть с чужими чувствами, как кукловод, и ему ничего за это не будет.
Год шел за годом, но ничего не менялось. Чувство все крепло, на сей раз причиняя боль, а не даря ту легкость и безмятежность, о которой пишут в книгах. Нет, нет. Все было совершенно не так. Это почти физически больно — знать, что тот, кто занял все твои мысли, поселился в твоем сердце так глубоко, что и клешнями не вытянуть — не любит. Даже знать не хочет. Как там говорил Брэдбери? Любовь — это когда оба любят взаимно. Когда любит один — это болезнь. И Антон был болен. О, да.
Сколько раз за все школьные годы он пытался выкинуть заносчивого засранца из своей головы, но не выходило. Его образ словно клеймом прожег разум и не собирался уходить. Очень часто Антону снились сны с участием Арсения. И нет, это не те сны, о которых вы подумали. Там было все гораздо романтичнее и прозаичнее. С милыми словами, теплыми объятиями и нежными поцелуями. Конечно, Шастун фантазировал, и не раз, какими были бы их отношения, однако всегда одергивал себя в реальность. Этому не бывать. Никогда. Слишком разные, слишком не подходят друг другу. Антон считал себя недостойным такого, как Арсений, поэтому лишь оставалось похоронить это чувство глубоко внутри и дожить до окончания школы. А там, как говорится, с глаз долой — из сердца вон.
Тот день, казалось бы, перевернул все в жизни Антона. Выпускной. Столько месяцев стресса, изнурительной подготовки к экзаменам, их сдача, томительное ожидание. И, наконец, Рубикон пройден. Шастун так желал поскорее окончить школу и покинуть это гиблое место, дабы начать новую жизнь. Так хотелось скорее уйти, чтобы не видеть этих лиц, этих надоевших до тошноты школьных стен. И, конечно же, его.
Больно, очень больно его видеть в последний раз, особенно, когда он прям посреди вечера целует свою девушку, а ты сидишь одиноко с бокалом в руке и смотришь на сие действие, как мазохист. В горле комок встал, грудину прошибло болью, но ты упорно продолжаешь пялиться, фальшиво улыбаясь на реплики друзей. Потому что ничего больше не остается. В эту самую секунду ты обещаешь себе забыть. Забыть навсегда, выжечь из сердца, растоптать это чувство, чтобы не было больно больше.
Тут он отстраняется от своей пассии и ловит твой взгляд. Смотрит так же, как и всегда. С чувством превосходства, с чувством вседозволенности, знает, что ты смотрел весь вечер только на него, знает, что подыхаешь от любви к нему уже который год. И неспешно делает шаг в твою сторону.
Антон, опомнившись, встает и ретируется из зала, расталкивая подвыпивших одноклассников, протискиваясь к выходу. Воздух. Нужно на воздух. Впопыхах выбегает на улицу, жадно хватая ртом кислород, отходит за угол, в тень, достает помятую пачку сигарет из кармана праздничных брюк и с наслаждением затягивается, откидывая голову на холодную стену. И спрашивает себя. Зачем сбежал? Чего испугался? Арсений ведь все равно бы не подошел к нему, хотя в его глазах читалось именно такое намерение. Испугался насмешки, конечно. Испугался разоблачения, хотя все и так давно уже понятно.
— Не знал, что ты куришь, — выдергивает Антона его голос из раздумий. Стоит, ухмыляется, в глазах играют чертики.
— Будто бы ты вообще хоть что-то знаешь обо мне, — почти не разборчиво бурчит Шастун в ответ, — зачем пришел? — уже громче добавляет он.
— Поговорить хотел, — Арсений делает несколько шагов вперед и встает перед Антоном на расстоянии вытянутой руки.
— Ну так говори, — Антон старается сохранять холодность и невозмутимость, однако самообладание грозится дать трещину в любую секунду. Потому что несмотря на все, хочется прижаться к нему крепко-крепко и никогда не отпускать.
Арсений изгибает губы в ухмылке и подходит ближе, почти вплотную, смотрит в глаза, которые вблизи еще прекраснее, наклоняется к уху и горячо шепчет.
— Я знаю твой секретик, Антоша. Знаю, что ты на меня уже который год слюнки пускаешь. Что же ты молчал, малыш? — его дыхание опаляет кожу, сердце Антона начинает колотиться в бешеном ритме, воздух в легких заканчивается и из горла вылетают лишь какие-то хрипы.
— Смотришь на меня как выброшенный щенок, ждешь чего-то, да? Мой верный Хатико, — томным голос продолжает он, прижимаясь еще ближе и поставив обе ладони возле лица Антона, отрезая пути к отступлению.
Шастун не знал, куда себя девать, хотелось грохнуться в обморок от этой близости, одновременно хотелось оттолкнуть нахала за его слова, за его презрительную усмешку, за его издевки. Сердце продолжало бухать, грозясь пробить ребра, а голова шла кругом.
— Как же жаль, что я уже занят. Но ты же подождешь еще? Я прав? Столько лет ждал ведь, — Арсений опускает руку на талию Шастуна, слегка погладив, а второй проводит по его лицу. Антон давится воздухом, не зная, как отреагировать, — ты такой забавный.
— Да пошел ты, — взяв себя в руки, Шастун отпихивает Попова со всей силы, отчего тот почти споткнулся, но устоял на ногах, — нахрен ты сдался мне! Я не из ряда тех телок, которые текут от твоего взгляда. Сволочь ты, Попов! Я ненавижу тебя всем сердцем! И всегда ненавидел, — Шастун шипит почти по-змеиному, теребя кольца на руках, что выдает его предельное волнение.
Ложь обжигает язык, но так будет правильно для всех. Арсений только что доказал, что влюбленность Антона лишь дар его самолюбию, лишь способ самоутвердиться. Шастун поумеривает свой пыл, возвращая глазам холодность и отстраненность.
— Как же я рад, что это последний день, когда я лицезрю твое смазливое личико. Надеюсь, что мы никогда больше не встретимся, — Шастун толкает плечом ошарашенного Арсения и идет в сторону ресторана. Попов лишь ухмыляется, качая головой, и идет следом.