Возможно

Дыхание давно сбилось, но Аканэ упорно — будто могло быть иначе — не прекращает бежать. На повороте чуть спотыкается, ощутимо прикладываясь плечом о контейнер, однако отвлекаться на такую мелочь некогда. В голове набатом отбивает мысль: «Гиноза и Масаока в опасности». Она испаряется лишь тогда, когда глазам Цунемори предстают две окровавленные фигуры. Гиноза — непривычно растрёпанный и израненный, но живой — и лежащий перед ним Масаока с оторванной металлической рукой. Аканэ пробирает крупная дрожь, когда она видит, что Масаока бледен как смерть, а его глаза закрыты. Левая рука отрешённо сидящего Нобучики висит как плеть. Аканэ медлит буквально мгновение, прежде чем кинуться вперёд, наивно надеясь, что она опоздала не слишком сильно. Пальцы машинально набирают текст сообщения Яёй. Приблизившись, Аканэ бросает быстрый взгляд на Гинозу: выражение лица у него совершенно стеклянное. Цунемори вновь передёргивает: наверное, то же самое на её собственном лице инспектор видел после убийства Юки. Потому что никогда раньше она не сталкивалась с таким количеством боли, отчаяния и разбитой пустоты на беззащитном, без очков, лице. Насилу отвернувшись, она оборачивается к исполнителю, падая перед ним на колени. Проверяет дыхание и пульс, — ничего — судорожно пытаясь понять, что можно сделать. Огромная, как и лужа крови под ним, рваная рана и металлические осколки в левой части груди практически кричат о том, что предпринимать что-либо уже поздно. Убитое состояние Гинозы — тоже. От осознания того, что её помощь требуется лишь одному, сердце крепко сжимает в тисках. Аканэ легонько проводит ладонью по остывающей щеке старика, который стал наставником, в каком-то смысле отцом и ей: скольким вещам он её научил, и не счесть. Цунемори позволяет себе поддаться слабости, потому что по-другому просто не может. Глаза предательски слезятся, но дать волю горю она сейчас не имеет права. Боль в её душе не сравнится с пустотой в душе Гинозы, потерявшего сегодня отца. Пусть у них и были сложные отношения, Аканэ знает: в этот момент ничего из прошлого не имеет значения. Собравшись с духом, насколько это только возможно, девушка медленно поворачивает голову к разбитому донельзя инспектору. Перед ней стоит одна-единственная задача: нельзя потерять и его. Вперившись внимательным взглядом в изменившееся до неузнаваемости лицо, она нервно стискивает пальцами ткань юбки. Оба сидят на коленях, непривычно близко. Гиноза бледный как полотно, — в том числе от потери крови и шока. На миг Цунемори кажется, что опустошение, заполонившее его, заразно, и она не сможет ни в чём убедить Нобучику. Сжав пальцы сильнее, Аканэ мягко, негромко заговаривает — без малейшего понятия о том, что будет дальше. — Инспектор Гиноза, — сначала привычно произносит она, однако это не оказывает никакого эффекта. Надеясь, что он всё-таки слышит и слушает, продолжает. — Мне очень, очень жаль, но Масаоке уже не помочь. Вы сильно ранены. Вам срочно нужно в больницу. Нобучика до сих пор не выказывает ни малейшей заинтересованности в её словах. Аканэ понимает, что собственное состояние — последнее, что беспокоит инспектора. Если беспокоит вообще. О больном говорить крайне не хочется, но, похоже, другого выхода не остаётся. — Гиноза, — настойчиво, без прежнего официоза снова зовёт Аканэ. — Его смерть, — запинается она на мгновение, отмечая, как едва заметно дёргается инспектор, — его смерть не должна стать напрасной. Проходит несколько мучительно долгих секунд, прежде чем Нобучика будто на автомате поднимает на неё глаза. Цунемори даже не может сказать, откуда в ней столько сил и упорства, что хватает выдержать этот невероятно тяжёлый взор. — Он уже, — хрипло выдавливает Гиноза, пока она непонимающе смотрит. — Он уже умер напрасно. Её сердце словно пропускает удар — настолько ужасно слышать подобное. Аканэ не разрывает зрительного контакта, вглядываясь в темноту в зелёных глазах. Она догадалась, в чём крылась причина его отношения к Масаоке: пусть Нобучика отказывался признавать, они действительно были похожи. Однако казаться похожим на человека с неприемлемым в обществе оттенком психопаспорта вынуждало инспектора стыдиться. Что он, похоже, делал всю сознательную жизнь. Возможно, единственный момент, когда Гинозу перестал заботить оттенок, — миг смерти его отца. От такой чужой и холодной мысли Аканэ становится дурно, и она спешит избавиться от подобного в своей голове. — Масаока всегда беспокоился за вас, — стараясь не звучать разбито, говорит Цунемори. — Он правда любил вас, Гиноза, и вы тоже знаете это. Не называйте его жертву напрасной. Он никогда бы с этим не согласился. — Он не должен был ничем жертвовать! — срывается инспектор, повышая голос, и его глаза вновь наполняются слезами. — Я говорил ему, просил, но он не послушал… Он не должен был отпускать. Не должен… И тогда здесь бы лежал я. Аканэ осторожно протягивает руку, касаясь его плеча с противоположной ране стороны. Это приводит будто сломанного Гинозу в чувство, и тот повторно обращает на неё взгляд. — Пожалуйста, больше не говорите так, — тихо и твёрдо просит Цунемори, и хватка её пальцев на мужском плече становится чуть крепче. — Ни один из вас не заслуживает подобной судьбы. Однако Масаока сделал свой выбор, и не сомневаюсь, что поступил бы так снова, если бы мог. Ваш отец… Он не переставал верить в вас и ценил больше, гораздо больше, чем себя. И знаете, — после небольшой паузы добавляет Аканэ, — я уверена, что вы на его месте поступили бы так же. После этих слов между ними устанавливается почти осязаемая тишина, и Цунемори, убравшей ладонь, кажется, что она наконец-то попала в точку. Гиноза не спорит, молчит, а после опускает взгляд на отца. Аканэ видит, как сильно инспектор сжимает губы в полоску, наверняка пытаясь подавить рвущийся наружу поток эмоций. Она не вмешивается, давая возможность обдумать всё, насколько это реально в такой ситуации, принять для себя решение. Понимает, как много ему, должно быть, хотелось сейчас сказать отцу или задать вопросов. Однако ответов на них узнать уже не суждено. Фигура Гинозы склоняется ниже, ближе к мужчине, а пряди отросших волос наполовину закрывают лицо. Когда его тело дёргается, а молчание прерывает едва слышный всхлип, Аканэ аккуратно, чтобы не причинить боли, придвигается к инспектору и заключает в объятия. Не крепко, но ощутимо, искренне надеясь, что эта поддержка поможет хотя бы чуть-чуть. Приносит ли это пользу в реальности или нет, Цунемори не знает, однако Нобучика не противится и не отодвигается, в какой-то момент и вовсе утыкаясь лбом в женское плечо. Немного неловко она проводит ладонью по его спине и вскоре чувствует, как он здоровой рукой в ответ дотрагивается до её пиджака на уровне лопаток, а затем сжимает пальцы. Так они сидят до тех пор, пока не прибывают сотрудники Бюро, вызванные Яёй. К тому моменту на Гинозе уже начинает сказываться ранение, и он, ослабленный, приваливается к Аканэ сильнее. Она крепче удерживает его в своих руках, но всё так же аккуратно, пока не приходится передать инспектора под чужую ответственность — тем, кто должным образом окажет ему первую помощь. Удостоверившись в том, что с Нобучикой всё будет в порядке, Цунемори задерживается и бросает последний взгляд на Масаоку, чьё тело уже прикрыто тканью. Несмотря на боль в сердце, у неё проскальзывает мысль, что исполнитель на самом деле не стал бы жалеть о своём поступке и был бы счастлив, что стал нужным сыну хотя бы в этот момент. Однако Гиноза порой казался холодным только снаружи, и Аканэ хотелось думать и о том, что он и сам любил отца больше, чем когда-либо показывал. Мысленно попрощавшись со ставшим ей наставником человеком, Цунемори всё же разворачивается и направляется вслед за Гинозой. Возможно, после этого дня они, наконец, станут более открыты друг к другу, и от старого, почти забытого недопонимания не останется и следа. Возможно, после восстановления Гиноза сумеет простить себя за то, что был слишком неосторожен, и перестанет нести груз вины на своих плечах. Возможно, когда-нибудь один из них так же пожертвует собой ради другого без малейшей тени сомнений. Возможно.