На осколках юности

На первом этаже распахивается окно. Решетка от него, давно уже выбитая, стоит рядом. Из окна, приземляясь на четвереньки, выпрыгивает девушка. Обычно она делает это ловко, но сейчас слишком возбуждена и потеряна, поэтому теперь вся в снегу. Это Валерия. Она прислоняется спиной к холодной стене интерната, глубоко вдыхает морозный ночной воздух, и, достав сигарету, затягивается дымом. Густые рыжие кудри липнут к лицу и лезут в глаза. Острый подбородок, уже потекшая тушь на глазах, сворованная из ближайшего супермаркета на прошлой неделе, неаккуратные стрелки, яркий обгрызенный лак, лежащий на ногтях толстым слоем, куча начатых жвачек разных вкусов и мусора по карманам, куцая красная курточка, совершенно не греющая в февральские морозы. Из-под нее торчит кислотно-зелёная майка и джинсы с дырками на ободранных коленках. Девушка запрокидывает голову назад, больно ударяясь о стену и даже не замечая этого. Бросает окурок в сторону, сплевывает на снег, разворачивается и ударяет кулаком по стене. Импульсивно, в истерике, не замечая ничего и никого вокруг, избивает потрескавшуюся краску. Для Валерии это обычное дело. Ее бесит этот мир, бесит собственное бессилие. Есть люди гибкие, которые плачут, но умеют подстраиваться. А есть камни, совершающие ненужную работу, останавливающие реку, вместо того, чтобы по ней плыть. Слишком сильные, чтобы сдаться, слишком слабые, чтобы противостоять, и, в конце концов, ломающие себя. Она тоже сильная, она - Валерия. На снег летят капли крови. Костяшки, и без того недавно сбитые об нос одноклассника, синеют и опухают. Девушка падает на шелуху от семечек и осколки стекла, лежит, глядя в беспросветное небо мегаполиса. Однажды она так же лежала на снегу. Ещё в начале зимы. С Женей. Она была парнем, худощавым, замкнутым, неэмоциональным, ниже ее на пол головы. Но парнем. Они познакомились в один из ее походов "на рыбалку", а точнее за вещами в ближайший супермаркет. Естественно, бесплатными. Набив карманы теми самыми жвачками, она пошла к выходу, исподлобья глядя на седого охранника, понимая, что он лох и ее не догонит. Не догнал. Зато догнала собака. Повалила на живот, больно уперев подбородком в грязный асфальт. Лера понимала, что все, приехали. В отделе по делам несовершеннолетних лицемерная инспекторша знала ее уже давно, безуспешно пытаясь достучаться до юной клептоманки: все, шутки кончились. Но девушка только отмахивалась. Но вдруг прозвучал тихий голос. - Джек, ко мне. Огромная помесь овчарки с неизвестно кем послушно отошла от Рыжей. Рядом стояло оно. Худощавое, низкое, хрупкое, со светло-русыми волосами и неопределенным полом. Увидев протянутую руку, Лера дернулась от резкого движения и встала, приготовившись бежать. Она была на голову выше новой знакомой, и понимала, что сможет одолеть его в драке. Но вдруг на нее подействовало тоже, что и на пса - спокойная уверенность. Рыжая по натуре всегда была лидером, бунтарем. Но что-то ее зацепило. Они познакомились, по-мужски пожав руки. Всё в Евгении было вот так, по-мужски - внешность, большая толстовка и кожаная куртка, военные штаны, нож в кармане, сдержанность и спокойствие. И они начали общаться. Сначала недоверчиво, немногословно. Но, со временем, их отношения изменились. Для Леры это был первый человек в жизни, которому она смогла открыться. Рассказывать о чем угодно. О том, как врезала пацанам, как ее выгнали с урока и где дешевле покупать сигареты. Женя слушала, серьёзно кивала, а в один день принесла баллончик краски. И они пошли рисовать на заборе возле железнодорожных путей. А потом просто пошли. Ходить по льду, перелезать через заборы с колючей проволокой, покупать чай по два рубля (покупать, а не воровать) проходить по двадцать километров, петь охрипшим от холода голосом, лежать на лавочке и греть друг друга, гулять с Джеком – огромным, по пояс девочкам, псом, который, несмотря на это, слушался Женю беспрекословно. Евгения подарила Лере другой мир - где не нужно было воевать со всеми, где можно было договариваться. Однажды Валерия даже принесла ей свою тетрадку, толстую, на девяносто шесть листов, исписанную корявым почерком, и прочитала стихи. Стихи, которые никому никогда не показывала. А потом вдруг психанула, швырнула тетрадь в снег и убежала, до утра просидев на чердаке, согреваясь водкой. На следующий день Женя пришла к воротам интерната и молча отдала ей высушенные листы бумаги. Она все понимала, принимала и не обвиняла ее в истеричности. Выросшая в детдоме, где девочки рано начинают жить половой жизнью, чтобы компенсировать недостаток любви, она никогда не понимала, какие мальчики ей нравятся. А вот такие.