О змеях и кроликах

Павильон Цзунчжэн изменил принца Чу. Превратил в… нечто странное. Нин Чуань смотрит на него в изумлении и не знает, смеяться или плакать. Пусть Нин Йи сын от другой матери, но они делят отца, и подобный брат бросает тень на самого Нин Чуаня. На все королевство. Нин Чуань смотрит на Нин Йи и спрашивает себя, убить, помочь или закрыть глаза. Нин Йи смотрит на братьев и молчит. Сверкает глазами, корчит рожи, улыбается, печалится. Молчит. А если и говорит, то лучше бы молчал. У него скудный набор слов. Заточение сделало его простым, как базовый иероглиф из пары черт. Нин Чуань смотрит на него сверху вниз, замирает, тяжелеет — всем телом. Дышит, дышит, дышит. — Хамите, Уля, — говорит Нин Йи, когда Нин Чуань хватает его за горло. Губы влажные, глаза пустые, улыбка беспечная. Нин Чуань смотрит на него, всматривается в него, проваливается в бездонный колодец безумия, задыхается. От страха, от желания, от потребности впиться, пробудить, напугать, увидеть разум в глазах, залитых черным зрачком. Ему не нужен в них разум. Ему нужны влажные губы, бледное тело, натянутые мышцы, твердые соски. Ему нужен огонь. — Хо-хо, — получает он. Они играют в го, камни Нин Йи постоянно умирают, Нин Чуань не верит, подозревает. Он не настолько хорош, чтобы без вариантов выигрывать. Он точно знает, что два брата-подлизы специально поддаются, но что с этим? Этот смотрит на игровую доску и говорит: — Мрак. Брови сведены, губы опущены, в глазах досада. Кулаки сжаты, щеки горят лихорадочным румянцем, на лбу выступили бисеринки пота. — Подумаешь! — говорит он и отворачивается от доски. Нин Чуань тянется к нему рукой, замирает в секунде до прикосновения, медленно выдыхает, закрывает глаза и сжимает пальцы в кулак. Нин Йи похож на трон — такой же близкий и такой же недоступный. Как его захватить? Как его дождаться? — Как ребенка, — грустно говорит Нин Йи, и Нин Чуань сдается, расслабляет кулак, кладет ладонь на затылок Нин Йи, тянет его к себе, себя к нему, прижимается губами к набухшей на виске вене, вынимает шпильку, распускает пучок, волосы водопадом рассыпаются по плечам, запах смывает остатки сознания. — Хамишь, парниша, — говорит Нин Йи, поднимает левую бровь, поднимается сам, отбрасывает волосы за спину, кривит губы. Щекам жарко, дыхание замирает, Нин Чуань готов провалиться сквозь землю, но холодный взгляд приковывает его к себе, не отпускает. — Кр-р-расота! — улыбается принц Чу и уходит. Кажется, эта партия за ним. Нин Чуань приходит в себя в коридоре. Перед ним стена. Между ним и стеной — Нин Йи. Волосы свободные, глаза закрытые, губы распухшие. В паху жарко, дыхание тяжелое, в ушах шумит. Горячие пальцы шарят в штанах, Нин Чуань утыкается лбом в подставленное плечо, дышит, дышит, дышит, толкается в кулак, прижимается губами к шее, борется с желанием укусить, кусает. — Ого, — слышит он. Насмешливое. Холодное. Почти отрезвляющее, но пальцы держат крепко, и частое дыхание — его или его, их — сталкивает за грань контроля, в бурное, тяжелое, вымывающее силы из коленей. Нин Чуань выплескивается в горячий кулак, цепляется за шелк халата, смаргивает слезы, глубоко вдыхает и задерживает дыхание. Приходит в себя, отлипает от подставленного плеча, смотрит в пустые холодные глаза. Нин Йи смотрит в ответ, нарочито медленно облизывает свою ладонь, тянется к губам Нин Чуаня и проводит по ним солоноватым языком. В паху снова тяжело и жарко. Нин Чуань приходит в резиденцию принца Чу. Он не видел Нин Йи уже несколько дней, до него дошли слухи, что тому нездоровится. В общем и целом это вписывается в планы кронпринца, но Нин Чуань впервые в жизни не согласен с планами кронпринца. Желания тянут его в разные стороны, от этого физически больно. Болит голова. Болят глаза. Болит в груди. В животе. В сведенных пальцах. Принц Чу сидит за столом в белом нательном халате, волосы свободные — опять, он словно плюет на все правила приличия. Словно соблазняет. Нин Чуань замирает на секунду, обдумывает эту мысль, почти верит в нее, но тут же мотает головой — Нин Йи не получил образования, он даже говорить не умеет толком. Он годами с приличными людьми не общался, откуда в нем искусство соблазнения? — Брат мой, здоров ли ты? — неровным голосом спрашивает Нин Чуань, жадно шаря взглядом по бесстыдно раздетому Нин Йи. Тот смотрит на него, нетрезво улыбается, протягивает пиалу с вином. — Братюня! Здоров и распутен. Лучшее сочетание. Нин Чуань смеется с облегчением, принимает пиалу и выпивает терпкое вино, кладет ладонь на голову Нин Йи и погружает пальцы в волосы, сжимает кулак и тянет руку вниз, открывает бледную шею и пытается вспомнить, как дышать. Приходит в себя на влажных простынях, перед лицом подушка, за спиной Нин Йи, вокруг — ширма густых волос. Нин Йи толкается в него, поднимает волны жара — от места слияния до горящих щек. Нин Чуань качается на этих волнах, уходит в них с головой, цепляется за простыни, шелк трещит под руками. Кусает губы. Кусает подушку. Кусает подставленную руку. Изливается, чувствует пустоту в точке слияния, слышит похлюпывание и шумное дыхание, на спину льется горячее и густое. Нин Чуань закрывает глаза и дышит. — Хо-хо. У вас вся спина белая, — ровным голосом говорит Нин Йи. Нин Чуань абсолютно точно, совершенно искренне ненавидит его. — Мрак, — говорит Нин Йи, когда Нин Чуань снова приходит к нему. Поднимается, уходит во внутренние покои. Нин Чуань идет следом, но лакеи закрывают путь. Смотрят мимо него, полностью игнорируют, словно он у воды требует расступиться и пропустить. Словно он не кронпринц вовсе. Нин Чуань обещает убить их, медленно, мучительно, чтобы они прочувствовали каждую минуту пытки. Хватает их за шеи, сбивает с ног. Но лакеи поднимаются и закрывают проход в личные покои своими телами. Злость изжогой поднимается к горлу. Принц Чу приходит с визитом к кронпринцу. Нин Чуань встречает его, улыбается губами, препарирует взглядом. Больше Нин Йи его не обманет. Приходит в себя между стеной и Нин Йи, с рукой в его штанах, с губами на его губах, с тяжелым жаром в паху. — Знаменито, — хрипло выдыхает Нин Йи ему на ухо и изливается ему в ладонь. Уходит, обмахиваясь веером. Нин Чуань даже не может выругаться вослед. — Ниже, — выдыхает Нин Чуань и давит на затылок Нин Йи. — Не учите меня жить, — отвечает тот, хватает руку Нин Чуаня, заводит ее ему за голову, дышит — горячо в губы, смотрит — холодно в глаза, прижимается — плотно пахом к паху, до боли, до дрожи, до желания слиться в единое. Его пальцы крепко сжимаются на горле, лишают дыхания, убивают. Его бедра бьют по ягодицам, лишают контроля, убивают. Его жезл проникает в непещеру, обжигает, убивает. Нин Чуань хрипит, рвет шелк, изливается себе на живот. Нин Йи улыбается. Змея. Павильон Цзунчжэн превратил принца Чу в змею. Принц Чу превратил кронпринца в кролика. «Еще посмотрим, кто кого», — думает Нин Чуань и стирает солеными пальцами холодную улыбку с лица Нин Йи. У кронпринца нет магии, но много ненасытных желаний.