Сборник драбблов

— Ты опоздал, — раздражается Бакуго, когда Тодороки подсаживается рядом. — Достал? — Достал, — спокойно резюмирует Шото и достаёт из кармана металлические ножницы. Кладёт перед Бакуго на стол. Они не переливаются. Не светятся. Они выглядят, как самые обычные ножницы, которые лежат у каждого человека в ящике кухонного стола. Кацуки недолго смотрит на них, пытаясь хоть что-то в них найти… необычного, но не находит и сгребает в карман. — Благодарствую. Верну завтра. Его голос звучит чуть резче, чем следовало бы. Возможно, всё дело в натянутых до предела нервах, но Тодороки внимание на этом никогда не заострял. Он лишь спрашивает: — Ты уверен, что действительно этого хочешь? Бакуго останавливается у самого выхода и отвечает: — А сам-то как думаешь? — Честно? — Тодороки смотрит на него и поджимает губы. — Я думаю, что ты дурак. Это именно тот ответ, который Кацуки ожидает услышать. Странно, но сказанные Шотой слова, не злят. Вообще никак не трогают. Просто Тодороки… Тодороки не понять. У нег нет и, возможно, никогда не будет этой дебильной красной нити на безымянном пальце. А если даже она и появится, то Шота никогда об этом не узнает, по крайней мере, Бакуго не из тех, кто будет о подобном трепаться. Если отмотать временную плёнку назад, покапаться в памяти, то Кацуки было девять, когда он впервые видит странную, связывающие безымянные пальцы родителей, нить. Это случается… внезапно. Бакуго уверен: он не бился головой, не попадал в аварию, не лежал в коме. Он просто начинает видеть их. Резко. Это происходит примерно так, как если бы в комнате вдруг перегорела старая лампочка. И ты не понимаешь, что происходит, пока не выключишь и снова не включишь свет. Тогда Бакуго самостоятельно приходит к двум выводам. Первое: эту хрень больше никто не видит. Второе: у каждого человека эта нить появлялась в своё время. Он отчётливо помнит, что у его одноклассницы не было ничего, пока на первом году старшей школы к ним не перевёлся новый ученик. С тех пор их судьбы были повязаны, хотя на деле, у каждого из них до конца выпуска была своя личная жизнь. Что случилось после — Бакуго не в курсе. Третье наблюдение приходит годами позже. Соулмейтами могут быть даже люди с одинаковой половой принадлежностью. Это происходит на первом курсе колледжа, когда Кацуки случайно сталкивается с парнем с очень странным именем Мидория Изуку. Всё. С этого начинается самый продолжительный пиздец из всех продолжительных пиздецов. С этого самого момента всё меняется. В любой другой ситуации Бакуго не придал бы этому значению. Поднял бы свои тетрадки с пола и прошёл бы мимо. Высока вероятность, что он бы забыл и про этого парня с глупым именем, и про это дурацкое столкновение уже к вечеру. Но вместо этого он с ужасом наблюдал, как на его безымянном пальце завязывается узел. Ещё никогда он не ощущал себя настолько… отвратно. Кацуки чувствует себя выброшенной на берег рыбой. Рыбой, которую поймали и бросили на берег забавы ради, но которая всё ещё пытается бить хвостом, чтобы добраться до воды. Это… больно. Но Бакуго не из тех, кто в этом признается. Позже он понимает, что разорвать эту связь не так-то просто. Ну… как понимает? Приходит к этому после, кажется, сотни неудавшихся попыток. Эту хрень ни разорвать, ни разрезать, ни сжечь, даже супер-острый-нож-который-режет-с-лёгкостью-метал-всего-за-полцены-сегодня-в-нашем-магазине её не берёт. Пока Кацуки отчаянно борется с тоненькой ниточкой, та, кажется, благодаря своим чудодейственным-чтоб-её свойствам, лишь сильнее отравляла его и без того ненормальную жизнь. Не в буквальном смысле, конечно же. Просто… чем больше он старался избегать встреч с Мидорией, тем чаще она сталкивала их лбами. Про неловкие ситуации лучше не вспоминать. Самое стрёмное в этом всём то, что он против воли узнаёт Изуку ближе. Бакуго этого не хочет, или делает вид, что не хочет, но со временем ненависть к этому придурочному сходит на нет. Они берут одинаковые дисциплины, их ставят в пару на совместных проектах, весной их распределяют вместе в организационную группу по подготовке к спортивному фестивалю. Деку — так Кацуки его иногда называет — далёк от спорта, но он увлечён, он слишком много старается, он настолько погружён в процесс, что тупо забывает поесть. Они настолько разные, настолько не похожи, но даже на море противоречий они умудряются ладить. Иногда Бакуго кажется, что Деку понимает его лучше, чем даже он сам и от этого становится страшно. Проблема лишь в том, что плюс умноженный на минус всегда даст в ответ минус, а в том, что из них двоих минус именно Бакуго сомневаться не приходиться. Как он находит инфу об этих ножницах — хер пойми. Он просто… находит. Ну а дальше бессонные ночи, бесконечные подработки, нескончаемые уговоры Тодороки. И вот к чему всё пришло. Бакуго сидит в комнате общежития и не знает, что делать. То есть… он знает, но… Хер с ним! Чтобы схватить ножницы со стола и перерезать нить, оказывается нужно три секунды. На четвертую он чувствует, как в области сердца сильно горит. Как будто это самое сердце бросили в кипящую воду. Это сложно объяснить или передать словами, потому что… сложно. Он кричит неосознанно. Плачет — против воли. И даже когда боль притупляется Обрезанная нить никуда не исчезает, она просто… тупо остаётся на пальце. А сердце, бившееся в агонии, тяжелеет в груди. В камень превращается, не иначе. Но больнее становится от другого — от мысли, что где-то на другом конце города, возможно, Деку чувствовал тоже самое.