Спи. Я твой Пэр Ноэль, Ты моя Снегурочка. Дурочка... (Агата Кристи - Новый Год)
В конторе по вечерам всегда тихо, а уж в предновогоднюю ночь и вовсе безлюдно: пару часов, как закончился "типа корпоратив", пару часов, как все разошлись. Даже Тихонов, на бегу заворачиваясь в забавный шарф с оленями, ускакал, остались только двое главных неудачников, которым предстоит дежурство в праздник. Впрочем, нет у Ритки никакого настроения. Ни капли, ни граммулечки, ни малейшего намёка. Куда, говорите, нужно залезть, чем обмотаться, что сожрать? И надо ли?.. Хорошо, хоть Майский куда-то умотал и не видит совершенно расклеившуюся напарницу - от "дежурного" бокала шампанского ужасно раскалывается голова, и хочется послать всех подальше, позвонить Селиванову, спросить, как избавиться от клятой мигрени. А после - поехать домой. Лечь в кровать, замотаться по самые брови в тёплое одеяло и спать. Выспаться. И не быть "той-самой-Риткой-Власовой", самоуверенной железной стервой с характером дикой кошки. Тем более, что в глаза словно песка сыпанули, в горле неприятно першит, да и озноб пока что почти ласково, играючи, захватывает ослабевшее тело в свои цепкие холодные лапки. Умудрилась где-то простыть, дура-Ритка, дура. Кажется, поднимается температура, и дико хочется лечь хотя бы головой на стол, прислониться пылающим лбом к прохладной поверхности, закрыть глаза. А потом тихо и бесславно сдохнуть. Может быть, кто-нибудь и расстроится. Но это будет потом, а сейчас так хочется покоя. И чтоб никто не трогал. Глаза сами закрываются. И хорошо, что Майский не видит расклеившуюся напарницу.* * * * * *
- Рит, я тебе мандаринок принёс, - Майский заканчивает фразу уже гораздо тише, практически шёпотом: не хочет будить. - Новый Год же. А Ритка дрыхнет, скрючившись в невообразимой позе, положив растрёпанную голову на стол. Сопит, и почему-то бравому спецназовцу кажутся ужасно трогательными и свисающие с высокого стула ноги в тонких капроновых колготках, и почти слетевшая со ступни бежевая лодочка на каблуке. И вообще вся её беззащитно-усталая поза. Такая капитан Власова вовсе не походит на самоуверенную железную стерву с характером дикой кошки. А за прикрытыми веками не видно фирменного надменно-насмешливого взгляда, от которого частенько так и тянет съездить по красивому лицу. Только ведь заедет в ответ, а после хладнокровно пристрелит... Власова всегда держалась стойко. Не жаловалась. Никогда. Ни разу. И работала наравне с мужиками. Упрямая. Гордая. Практически свой парень безо всяких там бабских капризов. И вот... дрыхнет мордой в стол. Сопит. Дрожит - замёрзла, наверно. Может, и простыла где, всё равно же не признается. Гордая же, но не дело её так оставлять, просто не дело. Серёга и сам себе не признаётся, что сейчас примеривается и думает, как удобнее приподнять напарницу, переложить на стоящий в двух шагах диванчик. Чтоб не разбудить и не потревожить - вон, как хмурится. Видимо, снится что-то совсем уж неприятное. А знать об этом не хочется. И к чёрту мандаринки, не это сейчас важно, важна замёрзшая, простуженная и спящая в неудобной позе Ритка Власова. Ведь если так её и оставить, то наутро можно получить сопливое безвольное желе, а за это Галя по голове не погладит... впрочем, сам Майский себя за это по голове не погладит, будем совсем уж честны и откровенны. Пофиг, пусть с утра заедет по небритой роже, зато сейчас прочухается, проспится и будет чувствовать себя гораздо лучше.* * * * * *
Почему-то в нос упрямо забиваются запах машинного масла, резкого мужского парфюма и - что это ещё?.. - мандаринов. А ещё на теле ощущается тёплая тяжесть, как от чьей-то кожаной куртки. Но, по крайней мере, самочувствие уже куда лучше: голова не раскалывается и не кружится, в горле почти не першит, да и можно бы встать и... А что?.. Но об этом можно подумать и потом, а сейчас в руке ощущается что-то небольшое, круглое. Хм... Хм... Ритка, оказывается, беззастенчиво валяется уже не мордой в стол, а на диванчике в столовой, почти целиком накрытая курткой напарника. Рядышком пристроились и её туфли, а в руке. В руке яркая оранжево-жёлтая мандаринка. А за столом, на её же месте, обнимая вазочку с цитрусовыми, дрыхнет и сам Майский. Вот и разгадка ночных перемещений - поднял, уложил, накрыл. И уснул сам, оставшись только в футболке с коротким рукавом, верхнюю одежду же пожертвовал в пользу простуженных капитанов полиции. Не замёрз бы... Власова сама сейчас понимает, что не хочет строить из себя самоуверенную стерву. Не в это раннее новогоднее утро. Не с ним и не в их ситуации. Ей хочется ответить заботой на заботу. - Серёг, ложись уже нормально. И спасибо. За мандарины тоже.